Охотники Смерти, или Сказка о настоящей Верности - Джезебел Морган

В глазах снова темнеет, в ушах звучат крики погибающих сестёр и свист ветра. Когда прихожу в себя, вижу склонившееся надо мной взволнованное лицо Сына Ночи.

— … Алиэра! — видно, что он зовёт меня не в первый раз. — Ты в порядке?

— Не называй меня Алиэрой. — говорю пугающе-равнодушным, холодным и не своим голосом.

— А как тебя звать? — непонимающе спрашивает Сын Ночи. На его лице написано искреннее изумление.

Немного подумав, отвечаю со злой улыбкой.

— Дикая…

Сын Ночи со смиренным видом кивает, словно потакая капризу маленького ребёнка.

— А как мне звать тебя? — возвращаю в свой голос высокомерное презрение. Я — Магистр клана (уже уничтоженного, не стоит забывать об этом), а он всего лишь один из Сынов Ночи, принадлежащий к боевой элите.

Он задумчиво потирает подбородок, разглядывает стену над изголовьем моей кровати.

— Зови меня… Кир, — удивлённо приподнимаю брови. Это не может быть его настоящим именем. — Это сокращение от кланового обращения Kefre ir-Naara, Ушедший-в-Ночь.

— Так что тебя надо от полумёртвой меня, Кир, Kefre ir-Naara, Ушедший-в-Ночь?

— Чтобы ты не умерла, — спокойно отвечает Сын Ночи.

— Откуда такая забота о моём здоровье? — злобно скалюсь. Он молчит. — Отвечай!

Молчание. Со свистом выдыхаю воздух сквозь зубы, пытаясь успокоиться хоть немного.

— Ладно уж. Говори что собирался. В том числе и предложение, от которого невозможно отказаться.

Он даже не считает нужным изобразить удивление.

— И как вы догадались, моя Леди?

— Я всё-таки довольно долго была Магистром…

Рида с закрытыми глазами вслушивается в мои воспоминания.

— Тогда он мне в подробностях описал случившееся, рассказал, что его клан тоже уничтожен. И доступно объяснил, почему нам выгодно держаться друг друга. Это именно его идея была защищать друг друга, пока не найдём учеников.

— Но зачем?

Равнодушно скольжу взглядом по земле, словно ищу что-то.

— Мы остались последними в своих кланах. Наши знания по большей части утрачены, и мы не имеем права позволить потерять всё. Вместе с ними уйдёт и часть мира. Именно поэтому мы… отказались от заказа Церкви на убийство выживших в других магических кланах.

— Церковь… — с брезгливой ненавистью кривится Рида. — И откуда они только вылезли?!

Вообще-то, это риторический вопрос, но не ответить на него я не могу.

— Сначала они были жрецами одного из богов… Правда все остальные тихо недоумевали, что это за бог и откуда он взялся… Но мало ли богов, о которых мы ничего не знаем? — спокойно и отрешённо, как один из многочисленных уроков, излагаю с таким трудом собранные крупицы сведений. — Сначала это был вполне мирный культ, повествующий о небесном владыке, обладающим силой всех богов вместе взятых. Сила его жрецов, мягко говоря, впечатляла. Но не мощью, нет, ибо тогда служители остальных божеств поспешили бы уничтожить адептов Всеединого. Их сила была… да и сейчас есть… довольно странной. Пугающе странной. Чужой и непонятной. Многие предполагали, что этот бог явился из другого мира. Так ли это или нет, теперь уже узнавать некому. Жрецы S'ien'ter, единственные, кто ещё мог в этом разобраться (поэтому и уничтоженные одними из первых), были слишком беспечны, что им и аукнулось. Адепты Всеединого бесплатной помощью заслужили любовь черни, красивыми знамениями убедили всех в существовании своего божества… И захватили власть, в большей степени руками людей, убеждённых, что сражаются за правое дело Их стальная паутина — фокус, позволяющий управлять людьми, — действует отлично, разрушить её не каждый сможет…

— Ты сначала говорила о Всеедином, как о боге, а потом, что его существование доказывали, — бдительно замечает ученица. Рассеянно киваю.

— То, что Всеединый бог — под большим вопросом. Все эти притчи о его мудрости, о его силе выдуманы. Магия жрецов пахнет ложью.

— А это могут почуять лишь маги или высшие жрецы, — задумчиво щурится Рида. — Теперь понятна их ненависть к одарённым.

— И это тоже. Но не в первую очередь, далеко не в первую. — Зачарованно молчу, наблюдая, как ветерок играется серыми хлопьями пепла. Чувств почти нет, их все выжгла страшная гонка со смертью, и теперь я спокойно могу говорить о том, из-за чего раньше мне было до безумия больно. — Поначалу они предлагали всем покаяться и пойти по пути Света. Они приходили в храмы Aueliende, Ret'teek и даже к Nar'Seneell рискнули сунуться всё с тем же призывом отбросить веру в кровожадных богов и принять новый культ.

— Эти боги… они действительно жестоки, — осторожно замечает Рида.

Горько и зло усмехаюсь, в глазах — тот же пепел.

— Не то слово. Может быть, слугами Всеединого действительно двигала благая цель улучшить жизнь простых людей, которые вполне могли стать в один прекрасный день жертвой на алтаре одного из богов или расходным материалом в ритуалах магов. Но какими бы ни были боги, какими бы ни были маги, они — неотъемлемая часть нашего мира, кровь от крови его, плоть от плоти. Жрецы могли верить, что уничтожают раковую опухоль, но вырезали живые куски.

— Долго они не протянут, — со странной обещающей озлобленностью произносит ученица, и я верю — о да, культ Всеединого проживёт ровно столько, сколько времени понадобится моей девочке набраться знания и сил.

Нельзя вырезать кровоточащие куски из живого существа и думать, что оно поблагодарит тебя.

Его благодарность может оказаться слишком беспощадной.

Тихо. Даже ветры прекратили дуть, в заледеневшей тишине пики гор окрашиваются расплавленным серебром.

Привычно и равнодушно распарываю вену. Тёмно-алая, словно пылающая изнутри светом кровь ровным и широким полотном застывает в воздухе. По гладкой поверхности проходит рябь, формируя ландшафт материка. Рваным поясом тянутся Лейкерский горы, ощетинившиеся острыми пиками и чуть сглаживающиеся у одноимённого перевала. Условная граница между Империей и Королевством, которую мало кто решится пересечь. Гряда каменных холмов на востоке Империи — Бессветные горы. Длинные нити с крупными узелками — реки с озёрами, тёмная клякса на западе Королевства у самого края кровавого полотна — море Ветра. Несколько небольших одиноких капель — архипелаг Вечности.

— Вот туда-то нам и надо, — меланхолично вздыхаю. Рида с любопытством первоиспытателя осторожно касается кончиком пальца края полотна. Полупрозрачная объёмная карта выдерживает такое робкое прикосновение, но когда ученица пытается усилить нажим, полотно под её пальцами разрывается и несколько капель крови падают на землю. Дыра с рваными краями быстро затягивается.