Парадокс добродетели. Странная история взаимоотношений нравственности и насилия в эволюции человека - Ричард Рэнгем

В биологии бонобо есть и другие аспекты, отражающие ту же тенденцию. По сравнению с шимпанзе развитие бонобо во многих отношениях замедленно. Это касается таких признаков, как рост скелета и увеличение массы тела, исчезновение детской доверчивости, улучшение способности к социальному подавлению и выработка гормонов щитовидной железы22.

Как я уже писал в главе 5, островные млекопитающие часто имеют пониженный уровень реактивной агрессии и обладают ярко выраженными педоморфными чертами. Несколько лет назад я ездил на остров Занзибар, чтобы посмотреть, можно ли организовать там изучение красных колобусов Кирка. Как мы помним, у этих колобусов педоморфная окраска лица: у них сохраняется розовый цвет губ, характерный для детенышей материковых красных колобусов. Череп у них тоже педоморфный. Я хотел проверить, не удастся ли обнаружить признаки педоморфизма также и в их поведении.

На входе в национальный парк висел плакат с информацией о красных колобусах Кирка. Там было написано: эти обезьяны уникальны тем, что продолжают сосать грудь матери гораздо дольше всех остальных приматов. Даже взрослые самцы, сообщал плакат, иногда сосут грудь взрослых самок. Трудно представить себе что-то более педоморфное! Позже приматолог Томас Штрузакер показал мне видеозапись этого удивительного поведения.

У красных колобусов Кирка очень слабо выражен половой диморфизм, и клыки у самцов меньше, чем у их континентальных сородичей. Но мы до сих пор не знаем, характерна ли для них пониженная реактивная агрессия. Есть на что обратить внимание исследователям!

Остается еще множество вопросов, на которые пока нет ответов. Однако мы уже понимаем, что ювенилизация – это главный механизм снижения эмоциональной реактивности у черно-бурых лисиц, собак и, возможно, всех одомашненных животных. Из этого логичным образом вытекает следующее предположение. Если Homo sapiens в течение последних 300 тысяч лет подвергались отбору на снижение реактивной агрессии, то в поведении человека должны наблюдаться признаки педоморфизма.

В массовой культуре иногда используется ложная трактовка идеи педоморфизма человека. В 1939 году Олдос Хаксли в своем романе “Через много лет” описал вымышленный мир, в котором люди живут гораздо дольше, чем в реальности. В этой истории Пятый граф Гонистера поедает сырые внутренности карпа в надежде отсрочить свою смерть. Затея старика оказывается успешной, однако позже выясняется, что это была сделка с дьяволом. К тому моменту, когда ему исполняется двести лет, он превращается во взрослую человекообразную обезьяну – неуправляемое волосатое животное, утратившее способность говорить на человеческом языке. Его держат взаперти в подземных катакомбах вместе со слугой, его ровесником, на которого он кричит и срывается по самому ничтожному поводу23.

В основе фантазии Хаксли лежало представление о человеке как о застрявшей в детстве обезьяне. По его мысли, если бы люди могли жить дольше, они бы перестали быть юными обезьянами – а значит, перестали бы быть и людьми. Это предположение родилось на основе научных данных. В 1926 году немецкий антрополог Альберт Нэф обратил внимание, что взрослый человек больше похож на молодого, а не на взрослого шимпанзе. Вывод из этого напрашивался сам собой: эволюция создала нас путем педоморфизма24.

В 1976 году палеонтолог Стивен Джей Гулд, опираясь на наблюдения Нэфа, предположил, что педоморфизм играл важную роль в эволюции человека. По мнению Гулда, наши крупные головы, большие глаза, мелкие зубы, редкие волосы и прямохождение возникли в ходе педоморфной эволюции от обезьяноподобного предка. В 2003 году зоолог Клайв Бромхолл описал радикальную версию этой гипотезы в книге “Вечный ребенок”, где он доказывал, что, подобно тому как собака – ювенильная версия волка (а это, как мы уже видели, некоторое преувеличение), так же и человек – ювенильная версия шимпанзе. Эти новые эволюционные концепции, стремительно набиравшие популярность, дополнялись целой волной революционных исследований, в которых сравнивалось развитие человека и человекообразных обезьян. Результаты многих таких работ указывают на то, что мозг у человека развивается медленнее, чем у шимпанзе25.

Например, некоторые из генов, активных в префронтальной коре, идентичны у шимпанзе и человека, но момент, когда эти гены начинают активно производить белки и другие вещества[9] (иными словами, когда эти гены начинают экспрессироваться), у человека наступает на несколько лет позже, чем у шимпанзе. Генетики Сванте Пэабо и Филипп Хайтович с коллегами идентифицировали наиболее заметные отличия в генной экспрессии человека и шимпанзе. Самые большие отличия наблюдаются в генах, отвечающих за формирование синапсов – сочленений между нейронами. У шимпанзе пик экспрессии этих генов приходится на возраст до года. У человека же пик экспрессии наблюдается в возрасте пяти лет. То есть развитие мозга человека действительно сильно замедлено26.

Миелинизация нервных волокон у человека тоже происходит с задержкой. Миелинизация – это процесс формирования защитной оболочки нервных волокон; оболочка эта состоит из богатого жирами миелина и ускоряет передачу нервных импульсов (“белое вещество” мозга обязано своим названием именно миелину). Недостаток миелинизации, однако, состоит в том, что миелинизированные нейроны утрачивают способность расти и формировать новые синаптические соединения. У шимпанзе миелинизация заканчивается в возрасте около десяти лет, но у человека она продолжается до тридцати27.

Несмотря на все эти потрясающие открытия, представление о человеке как о ювенильной версии обезьяны в корне неверно. Педоморфными могут быть отдельные признаки, но не весь организм в целом. Некоторые признаки человека педоморфны по отношению к человекообразным обезьянам, другие – например, рост мозга – пераморфны. И, что самое важное для нас, сравнение человека с человекообразными обезьянами не имеет отношения к плейстоценовому самоодомашниванию28.

Гораздо более релевантным будет в данном случае сравнение Homo из среднего плейстоцена с Homo sapiens. В главе 6 я рассказывал о работе Кристофа Цолликофера, показавшего, что в черепе Homo sapiens есть педоморфные по отношению к неандертальцам черты. Это заключение он сделал на основе того, что черепа неандертальцев и черепа Homo sapiens претерпевают по мере роста параллельные изменения, но в определенный момент человеческий череп прекращает рост, а неандертальский продолжает расти дальше. Именно в процессе этого последнего этапа роста, которого нет у Homo sapiens, лица неандертальцев становятся крупнее по отношению к их черепным коробкам29.

Черепа неандертальцев не совсем идентичны черепам Homo из среднего плейстоцена, но достаточно на них похожи, чтобы служить неплохой моделью черепа наших предков30. Сравнение неандертальцев и Homo sapiens позволяет предположить, что в эволюции Homo sapiens произошли педоморфные изменения черепной коробки и лицевого скелета. Более высокая скорость роста зубов31 и относительно короткий ювенильный период32 у неандертальцев также указывают на педоморфизм у Homo sapiens. Поэтому можно предположить, что наше