Однажды в России, или Z cesku – z laskou - Иван Жидков

Как всегда, я полетел в «Севилью» заранее, просматривать соперника в деле. Отвратительные условия, в которых я оказался на трибуне – грязные сидения и почти угловой сектор – не шли ни в какое сравнение по брутальности с тем, что происходило на футбольном поле. «Валенсию», команду крепкую и конкурентоспособную, крепко придушил «человек в черном» и в результате «Севилья» не только имела на одного футболиста больше, но и била пенальти, а в конечном счету вырвала победу на последних минутах. Такое несколько раз наблюдалось в матчах с участием «Севильи» и до этого. Обо всем этом я рассказал Фурсенко. И что? Да ничего! В матче с нами все повторилось практически в точности. Основной игрок нашей обороны был удален люксембургским арбитром Хамером за фол последней надежды, который казался более чем сомнительным. Бог с ним с назначенным пенальти – мы остались вдесятером, что стало серьезным подспорьем для «Севильи». Первый тайм мы закончили 1:1, на глазах улучшали игру, и начинали владеть инициативу, и именно в этот момент получили! Да проиграй мы даже 1:2, все еще можно было исправить дома. Но вскоре последовало еще и удаление Аршавина.

Вылет из Кубка УЕФА без преувеличений стал для команды трагедией. Мы жили этим турниром, он нас подпитывал энергией. Бились мы и в ответной встрече с «Севильей», где особенно хорошо себя проявили некоторые молодые ребята, вроде Власова. Вся Европа видела фрагменты той игры и исходя из них было очевидно, что не проиграй мы в 3 мяча на выезде, то могли бы пройти в полуфинал. Если бы, если бы. Если бы мы, ФК «Зенит», не наблюдали бы со стороны за тем, как судьи в перерыве легко общаются с представителями «Севильи», что, вообще-то, запрещается…

Конец приближался. Довольно скоро я встретился с президентом и прямо заявил ему: подобный стиль работы мне не по душе и лучше бы было нам расстаться. И для меня, и для него, и, наверное, для команды, которая в таких условиях воспринимала бы меня все хуже, и хуже. За моей спиной вовсю велись переговоры с Адвокатом, который должен был везти на чемпионат мира сборную Кореи, повысили некоторым футболистам контракты на астрономические суммы также втайне от меня. Параллельно не усилили команду никем, но при этом требовали результата, говорили что он нужен здесь и сейчас (вспомните, что потом было сказано руководством, когда пришел Адвокат – тренеру необходимо время). Тратили деньги, которые клубу, в отличие от периода, когда у власти было другое руководство, никогда не вернутся. Проще говоря, от меня, очевидно, ждали, что я дотащу воз до перерыва в чемпионате, после чего стопроцентно сказали бы: «Посмотри, что ты написал про нас в газете! За это мы тебя увольняем»… Позволять делать из себя идиота, уподобляться собачке, которую утопили с камнем на шее я не хотел…

Солнечный день. Москва. В середине дня мы играем первый полуфинальный матч с ЦСКА. На поле – молодые ребята Кожанов и Власов, но нет Аршавина. Андрюша, кажется, одним из первых потерял веру в эту команду, и мое будущее. Так какой смысл? Нам надо выплывать в матче с чемпионами, увозить в Питер обнадеживающий результат перед ответной встречей. Пусть это делают те, кто верит хотя бы себе, готов сыграть за себя. Те же два Олега. Правда, знали бы они, какое будущее их ждет!

В Лужниках не очень много народу, хотя питерских болельщиков, как всегда слышно лучше всех. Я смотрю на поле, болею, переживаю, но пятое чувство подсказывает, что «Зенит» я вывожу на поле в последний раз. Объяснить руководству, почему не играет идол Аршавин не представлялось возможным. Да и времени не было. Для них я был уже практически врагом.

Перед игрой ко мне в номер в «Мэрриотте» пришли чешские и югославские ребята: «Властимил, имейте в виду – Боровичка оказался большим лгуном. Следите за ним повнимательнее». Объяснить почему они не хотели. Да я и сам скоро все понял. Владя окончательно спелся с теми алкашами, что так любили летать на выезды, и так любили таскать наших футболистов на вечеринки. Они его хвалили, лезли в душу, называли, видимо, как это принято у некоторых слоев населения в России, «нашим человеком» и обещали всяческую поддержку, когда «твоего босса снимут». А ребята, которым дышали в лицо перегаром, уже не видели своим тренером Властимила Петржелу. Да, эти богатые люди любили «Зенит» и игроков. Но далеко не всех игроков одинаково. И для одних они готовы были на все, а другие, кто не входил в узкий круг, их просто не интересовали. Меня же они и вовсе ненавидели, и поливали грязью где только можно. Сами товарищи-господа могли выпадать от выпитого из самолета, блевать в сортире половину пути, но потом я читаю, что кто-то обо мне якобы в Питере сказал, что я – алкоголик, все время сидел в кабинете и смотрел в подзорную трубу. Кто весь этот бред рассказал новому тренерскому штабу? Футболисты? Ни за что не поверю. Под конец в меня вообще начали плевать по поводу, и без повода. Доходило до того, что в прессе обсуждалась моя частная жизнь, хотя никто не имеет права никого попрекать такими вещами и лично я этого никогда себе не позволял даже в отношении собственных игроков! Читал и слышал о себе оскорбительные вещи, которые вообще к футболу не имели ни малейшего отношения. Теперь я окончательно понял, что успех – это преступление, и в Чехии, и в России. Будь наравне со всеми, будь в системе. В сторону или выше – нельзя. И в этом наши страны очень близки. К самому жестокому сожалению в моей жизни.

Около половины восьмого вечера в дверь моего номера постучали опять. На пороге стоял Фурсенко с каким-то очень спокойным видом. «Властимил, мы тебя увольняем», – слова эти рождались давным-давно, но в тот момент звучали буднично, легко, разом закрывая 3 с половиной года моего романа с Питером. Сергей очень хотел как можно скорее со мной попрощаться и, переступая с ноги на ногу добавил, что завтра в 9 утра я должен явиться в офис клуба к Саше Поваренкину, с который должен утрясти все детали по расчету. Тут я уже буквально на него выкатил глаза:

– Как ты себе представляешь, что я смогу столь оперативно добраться до Питера? Почти восемь часов. Последний рейс – через два с половиной часа. Я не знаю Москвы, не знаю, как оперативно доехать, и в конце концов, у меня нет билета!

Благодаря администратору Федору и главным образом тому же Поваренкину, каким-то чудом удалось в последний момент найти 2 билета на последний рейс. Я летел в самом конце салона переполненного самолета вместе с Сашей, и думал о последних словах президента: «Через 2 дня команда вернется из Москвы после матча с «Локомотивом». Постарайся к этому моменту исчезнуть. И желательно, чтобы никто не знал о том, что ты уволен, как можно дольше». Я вспоминал это и не мог сдержать улыбки. Я «умирал», улыбаясь. Люди в Питере все равно узнали, о том, что я ухожу, и в аэропорт приехали наши невероятные болельщики, чтобы встретить меня и спросить, что же произошло. Но меня как-то очень быстро увезли домой…Наутро я был, как и приказал большой босс, в офисе вовремя. От скучного вида юриста я услышал, что всех денег, причитающихся по контракту, я не получу. Когда же я спросил, а что если я подам по этому поводу жалобу в УЕФА, мне точно таким же бесцветным тоном посоветовали этого не делать.