Пять абсолютных незнакомцев - Натали Д. Ричардс

Дальше все происходит в одно мгновение.

Моя ладонь касается холодного лезвия. Харпер вскрикивает. Прямо передо мной возникает лицо Джоша. Он совсем близко. С волчьей улыбкой на губах он берется за рукоятку и дергает так сильно, что лезвие разрезает мне ладонь.

Я вскрикиваю от новой волны боли, и тело сворачивается в клубок вокруг свежей раны. Краем глаза я вижу какое-то движение. Нечто длинное и темное. Оно быстро приближается.

Удар.

Время останавливается. Мое дыхание холодеет в легких. Я встречаюсь взглядом с Джошем. Передо мной возникает ужасающая картина. Широко распахнутые глаза. Выпадающий из руки нож. Длинная темная линия у него на виске.

Линия ширится. Сочится чем-то.

Джош падает.

Я отползаю от его тела, но он лежит неподвижно. Падает лопата. Я поднимаю взгляд.

Брекен. Лопата была у Брекена. Он ударил Джоша. Письма рассыпаются по земле. Открытые письма. Брекен их не рвал; он их читал. Мой взгляд падает на незнакомую строку.

«Ты меня не видела».

Я стараюсь не смотреть, но он совсем рядом: распластался в странной позе, устремив взгляд к небесам. Джош меня не видит, потому что Джоша больше здесь нет. А его глаза остаются: пустые сосуды, устремленные в ночь. Снег продолжает падать.

Тридцать

Первым нас находит знакомый бродяга в желтой бейсболке. Жизнь, видимо, полна иронии. Мы стоим, собравшись в кучку у машины, подальше от тела.

Потому что теперь это просто тело: ни дыхания, ни голоса, ни Джоша. Хотя Джоша я и не знала. Все, что было мне известно, уничтожили окровавленные письма у меня в рюкзаке.

Мои инстинкты мне соврали: Брекен не был монстром. Харпер не просчитывала какой-то коварный план. И Джош не был хорошим парнем. Он помешался. Преследовал меня. Придумал целый роман из-за стаканчика кофе в больнице. И я ничего этого не заметила.

Обшарпанный джип останавливается на пересечении двух дорог. У водителя внутри вид такой же крепкий, как и у его машины. Наружу выпрыгивает мужчина в желтой бейсболке, но водитель лишь опускает окно, прижав телефон к уху. Вся его поза выражает недоверие. Пассажир ему не по душе, и мы, похоже, вызываем еще менее теплые чувства: вся эта кровь и смерть, размазанные по свежему рождественскому снегу. Однако мужика в желтой бейсболке трагедия, кажется, не беспокоит. Тяжело ступая, он подходит к нам. Увидев тело мертвого парня, выругивается шепотом.

– Боже правый, – говорит он, снимая шляпу и обнажая редеющую шевелюру.

Приподняв свитер, которым я накрыла лицо Джоша, он заглядывает под него и медленно качает головой.

– Боже правый, – повторяет он. – Что тут стряслось?

Я думаю, он наверняка заподозрит нас в чем-то, как и водитель, который не спешит выходить из своего теплого и, скорее всего, не запачканного кровью «Форда». Однако мужик в бейсболке трогает меня за плечо своими заскорузлыми пальцами. Я начинаю плакать.

– Он хотел…

Мои слова прерываются всхлипом, и я закрываю рот рукой.

– Он хотел ее похитить. Или причинить ей вред, – спокойно говорит Брекен. – Мы понятия не имели. Думали, что встретились случайно в аэропорту, но он заметил Миру раньше.

– Мы просто хотели добраться до дома, – с каменным лицом поясняет Харпер.

– Но ему нужна была она, – со злостью выговаривает Брекен. – Он выследил ее и хотел похитить с нашей помощью. У нас есть письма. Они все в машине.

Я вздрагиваю. Я все еще не прочла письма. А теперь, глядя на ошеломленного Брекена, сомневаюсь, что мне хватит сил это сделать.

– Этот парень следовал за ней из аэропорта? – спрашивает мужчина.

– Нет, от самого дома. От обоих домов, – говорит Брекен. – Это уже давно длилось.

– А где блондинка? – спрашивает он. – Высокая. Под кайфом которая.

– Она ушла, – хрипло отвечаю я. – Она ему помогала. Он ей дал что-то, чтобы она помогала.

– Таблетки, – догадывается тот. – Я видел в баре.

– Она толкнула меня, – всхлипываю я. – В баре она передо мной извинилась, потому что знала, что поможет ему. Поверить не могу, что таблеток оказалось достаточно.

– Люди творят всякую дичь. И ради таблеток, и просто так.

– Думаю, мы никогда не поймем, почему другие поступают так, как поступают, – говорит Харпер.

Может, она имеет в виду своего отца. Однако Харпер задерживает взгляд на Брекене.

– Люди часто не те, кем кажутся, – говорит мужчина, надевая обратно бейсболку.

Я думаю про его слова. Думаю, запах его одежды и эта потрепанная бейсболка повлияли на то, как я на него смотрела. Нельзя отрицать, что инстинкты опять меня подвели. Сгорая от стыда, я молча наблюдаю, как приближаются к нам огни полицейской машины.

На этот раз они приезжают сразу.

Мама встречает меня рождественским утром в больнице. Я ожидаю увидеть ее заплаканной и иссохшей от тревоги, но она спокойна и уверенна. Положив куртку на стул рядом с кроватью, она заглядывает на экран, где отображаются данные о моем состоянии. Вскоре она отводит взгляд. Видимо, со мной все в порядке.

Потом она смотрит на меня, берет в руки мое лицо, и я рыдаю. Громкие, всхлипывающие рыдания, от которых сотрясаются плечи и болит онемевшая рука. Мама стаскивает ботинки и забирается ко мне в кровать. Больничные простыни такие жесткие, а руки у нее такие мягкие. Она повторяет мне снова и снова: «Дыши со мной. Просто дыши».

То же самое она говорила и Фиби, и от этого я плачу еще сильнее. Я обнимаю ее здоровой рукой за плечо. Рука забинтована, но работает нормально.

Я не понимаю. Не понимаю, почему она так хорошо держится. Я представляла, что она будет раскачиваться из стороны в сторону над раковиной в ванной. Или бесцельно чистить картошку. Или таращиться в пустоту, внезапно разражаясь рыданиями.

А сейчас это я рыдаю. Это я не знаю, что делать. А она поддерживает меня, обнимает, ласково отводит волосы с лица.

Возвращает меня в реальность. Видимо, насчет нее мои инстинкты тоже меня обманули.

Я сплю. Не знаю, как долго. Когда я просыпаюсь, в комнате темно, и мамы нет в кровати: она сидит на стуле, который пододвинула совсем близко ко мне.

На столе рядом я вижу пустую чашку из-под кофе и нетронутый поднос с больничной едой.

Мама что-то написала на листочке для комментариев. Имена хирургов? Я смотрю себе на руку и проверяю, как она работает. Побаливает, но работает. Значит, операция мне не нужна. Я снова перевожу взгляд на имена на карточке.

– Это психологи, – говорит она.

Глаза у нее блестят.

– Ты