Орел и Волки - Саймон Скэрроу

Царь при виде овечьего стада захотел отведать баранины. Управляющий царской кухней тут же зарезал, освежевал и разделал лучшее животное, в то время как царские рабы разложили и разожгли костер. Когда дрова прогорели, рабы разгребли раскаленные угли и стали на них жарить мясо. Скоро в огонь с шипением потек жир, а в воздухе распространился дразнящий аппетит аромат.

— Ну и запах! — повел носом Макрон. — Ничего не может быть лучше.

— Это в тебе говорит пустой желудок.

— Я и не спорю, но все равно, ты только нюхни!

Катону, напротив, запах жаркого не нравился никогда. Нет, само мясо он ел, и с большим удовольствием, но вот запах напоминал ему о погребальных кострах.

— Ммм! — закатил глаза Макрон. — Я просто не выдержу.

От костра вдруг пахнуло таким едким чадом, что у них заслезились глаза. Не сговариваясь, оба разом встали и потащились к ручью. Вода выглядела кристально чистой, и Катон, черпая ее пригоршнями, принялся с жадностью пить: после проведенного в седле дня у него в горле совсем пересохло. Впрочем, время это не прошло даром, позволив ему поразмыслить о многом.

— Макрон, так как же нам быть с убийством моего знаменосца?

— А что мы тут можем поделать? Хренов трибун встрял и освободил единственного подозреваемого. Бьюсь об заклад, Артакс сейчас потешается, на нас глядя.

Макрон покосился через плечо на отсыпавшихся перед ужином атребатов. Бодрствовали лишь немногие, Артакс и Тинкоммий в их числе. Потягивая пиво из позолоченных рогов, они тихо о чем-то беседовали. Верика, поддавшись усталости, по-стариковски храпел с разинутым ртом, уронив голову на овчинную скатку. Рядом на корточках сидели телохранители: сна ни в одном глазу, оружие наготове.

Макрон снова перевел взгляд на Артакса, вполуха слушая неугомонного друга. Тот между тем гнул свое:

— Вопрос в том, почему он позволил Бедриаку истечь кровью и умереть? Было бы ведь разумней покончить с ним еще одним хорошим ударом.

Макрон зевнул.

— Думаю, он просто, подражая тебе, решил заговорить беднягу до смерти.

Катон шутку проигнорировал.

— Ты прав лишь в одном. Дело действительно в разговоре.

— Знаешь, — вздохнул Макрон, — мне так и казалось, что в тебе все это будет свербеть. Вижу, что не отвяжешься. Ну валяй, объясни мне, что ты имеешь в виду, какой разговор?

— Слушай, все просто. Бедриак хотел поговорить с нами, о чем-то нас предупредить, так? На него напали, чтобы этот разговор не состоялся, так? И подозрение в первую очередь падает на Артакса.

— Да. И что?

— Тогда почему Артакс не прикончил его, когда Тинкоммий отправился искать нас?

— Не знаю, — пожал плечами Макрон. — Может быть, лекарь пришел слишком быстро.

— Много ли времени нужно, чтобы нанести еще одну, смертельную, рану? Или попросту придушить не способного к сопротивлению человека? Нет, времени у него было в достатке. Он должен был непременно попытаться прикончить Бедриака, чтобы тот ничего нам не сообщил.

— Допустим. Но если так, почему же действительно он не убил Бедриака, когда представилась такая возможность?

— То-то и оно, что не знаю, — покачал головой Катон. — Не знаю.

— Тогда, может, он и вправду шел себе мимо по своим делам, как считает Тинкоммий?

Катон повернулся и посмотрел другу в глаза:

— Ты и впрямь в это веришь?

— Нет. Думаю, он по макушку замаран, хотя и прикидывается ни в чем не повинным. Ну и ловкий же проходимец! Прямо сестру бы ему доверил, а?

Артакс тем временем продолжал совещаться с Тинкоммием. Они склонились один к другому, почти сведя лбы, и говорили так тихо, что с того места, где находились центурионы, ничего было не разобрать.

Прежде чем Катон успел что-то ответить товарищу, над лагерем прокатился звук рога, возвещавшего о том, что ужин готов. Оба центуриона поднялись на ноги и побрели от речушки туда, где уже собирались стряхнувшие с себя сон знатные атребаты. Трибун Квинтилл лежал возле царского костра, развалившись, закинув ногу на ногу и поглядывая на закат. По второму сигналу рога он приподнялся, сел и, увидев приближавшихся центурионов, движением головы дал понять, что здесь им не место. Они поняли жест и повернули туда, где рассаживался люд поскромнее.

— Смотри-ка, он так и льнет к тем, кто побогаче да повлиятельнее, — проворчал Макрон. — Не знаю, правда, стоит ли столь утруждаться, ведь он вряд ли их понимает. Что ему там ловить?

— Некоторые царские родичи понимают латынь. Пусть не блестяще, но сносно. Достаточно, чтобы поддерживать разговор.

— Это только половина загадки, — рассмеялся Макрон. — Хотелось бы знать, какие у них могут быть общие темы для этого самого разговора? Последние римские моды? Или что носят в этом сезоне триновантские матроны? Что-то сомневаюсь.

— Насчет моды не скажу, не знаток, но думаю, что родовитым хлыщам, пусть и собранным со всех частей света, не составило бы труда столковаться между собой, ибо в известном смысле все они говорят на одном языке. Аристократы всюду аристократы, проблем с общением у них не бывает.

Не возникло проблем и здесь. Едва сгустилась тьма, пир пошел горой. Скоро Квинтилл и его новые приятели уже горланили пьяные песни и, хватаясь за бока, гоготали над грубыми шутками, жадно вгрызаясь в куски жареной баранины и обильно запивая ее вином. Царь снисходительно поглядывал на буйство молодой поросли, но сам ел мало, а вина пил и того меньше, причем обильно разбавленного водой. Взошедшая сияющая луна затмила на небе все звезды, кроме самых ярких из них, набросив на сонный ландшафт тонкую пелену голубоватого свечения. Наконец хмель взял свое, и большую часть царских спутников стала одолевать дремота: один за другим они разбредались по сторонам, закутывались в приготовленные для них слугами теплые шкуры и засыпали. Макрон с Катоном допивали свой эль, тоже собираясь на боковую, когда к ним, выступив из теней, с поклоном приблизился царский управитель.

— Царь желает видеть вас у своего костра, — спокойно произнес управитель на своем языке, после чего, не дожидаясь ответа, повернулся и направился к своему господину.

— Чего ему надо? — сонно спросил Макрон.

— Верика хочет с нами поговорить.

— Что, прямо сейчас?

— Видимо.

— О чем?

— Слуга не сказал.

— Вот незадача. Я только настроился хорошенько всхрапнуть. Впрочем, надеюсь, старикан нас не задержит.

— Боюсь, может и задержать, — отозвался Катон. — Скорее всего, разговор у него важный, с чего бы еще он стал ждать, когда все уснут. Идем.

Макрон лениво ругнулся, неуверенно поднялся на ноги и поплелся за своим товарищем мимо спящих вповалку людей к угасающему костру, разложенному чуть в стороне от основного становища. Царь Верика восседал на дубовом кресле, по обе стороны от него стояли телохранители. Оранжевые отблески огня играли на морщинистом лице старца и на его седой бороде, рука рассеянно вертела стоявший на колене кубок. Он поднял глаза на приближавшихся центурионов и со слабой улыбкой жестом пригласил их устраиваться у огня. Остальные уже сидели: Тинкоммий, трибун Квинтилл и Артакс. Увидев последнего, Катон замешкался, но потом сел на теплую землю напротив трибуна, теперь отделенного от него всего лишь глухо потрескивавшими поленьями и россыпью раскаленных угольев. Макрон тяжело опустился рядом. Неожиданно в юноше ворохнулось какое-то нехорошее, тревожное чувство. Чего ради эта троица собралась здесь и зачем позвали его и Макрона? Какую же тайну хочет открыть в столь поздний час Верика своим близким родичам и римским командирам? Царь между тем подозвал управителя и вручил ему пустой кубок. Тот что-то пробормотал, но Верика покачал головой.