По ту сторону Тьмы. Между Здесь и Там... (СИ) - Евгения Владон

голосом давным-давно умершей певицы продолжала звучать в этой реальности, где-то на неопределённом отдалении и неизвестно с какой стороны — сверху, снизу или ещё откуда-то. Хотя бы это у него ещё не сумели отобрать — способность воскрешать в памяти вроде как забытые вещи. Способность рисовать перед внутренним взором нужные тебе лица… Лицо… Её лицо…

— Crazy* (Схожу с ума)… — его губы беззвучно шевелились в рассинхронной попытке повторить за певицей слова песни.

I’m crazy for feeling so lonely, (Я схожу с ума, мне так одиноко)

I’m crazy, (Я схожу с ума)

Crazy for feeling so blue (Схожу с ума, мне так грустно)

Кажется, он и тогда подпевал… Когда танцевал с Мией. Когда поддался на все её уговоры это сделать — повести её в танце под выбранную ею для этого песню. Они тогда ещё целую неделю на спор вспоминали композиции, в которых бы присутствовали слова, связанные с темой «сумасшедшая любовь». К их обоюдному изумлению, составленный ими список перевалил за сотню всего за несколько дней и останавливаться на этом определённо не собирался. Потому что они и сами не знали, сколько действительно на тот момент существовало подобных хитов любых мастей, вкусов и жанров.

«Я так поняла, ещё где-то сто лет назад начали подводить базу под тот «факт», что любовь — это, якобы, психическое расстройство. Или целое заболевание.»

«Тогда секс — это его побочный эффект?»

«Нет, как раз секс почему-то выпадает из данного уравнения. Даже извращённый секс, что самое нелепое. И почему ты опять всё сводишь к сексу? Только не надо, пожалуйста, говорить, что всё в этом мире сводится к сексу.»

«Я и не говорю. Это ты сказала. Потому что в мире более, чем достаточно вещей, которые круче любого секса… Ну, почти круче. И любовь, да, это одна из этих вещей. Особенно любовь к тебе… И, думаю, ответы на твои вопросы очевидны. Секс сам по себе не обязывает ни к чему, даже если кто-то после него и забеременеет. По крайней мере, не в нынешнем настоящем. А любовь — это привязанность. Любовь — это большие обязательства. Любовь — это по-настоящему, всерьёз и навсегда. Так просто ты от неё не избавишься. Даже от человека можно избавиться, но не от неё…»

— I am crazy, (Я схожу с ума)

For thinking that my love could hold you, (От мысли, что моя любовь могла бы тебя удержать)

I'm crazy for trying, and crazy for crying, (Я схожу с ума, пытаясь, и схожу с ума, рыдая)

And I’m crazy for loving you. (И схожу с ума от любви к тебе)

Кен, не удержавшись, зажмурился сильнее, как от очередного приступа боли, но куда более невыносимой. Потому что эта боль, в отличие от физической, никогда не притупляется и никуда не исчезает. И держит твоё сердце в постоянном напряжении, оставляя на нём каждый божий день новые порезы и раны. Иногда глубокие, иногда не очень, но никогда не отпускает. Не даёт ни передохнуть, ни собраться с силами до следующего запредельного приступа. Не даёт ни забыть, ни забыться…

Вот и сейчас… Когда казалось, что нет хуже того, что тут вытворяли с Кеном, как его буквально пытались выпотрошить и превратить в один сплошной кусок кровавого нечто, его накрыло воспоминанием и болью, от которых затрясло даже сильнее, чем от погружающегося в его плоть хирургического скальпеля или… пилы. Сердце перехватило или пережало сдавливающим спазмом и лёгкие тоже. Диафрагму и вовсе скрутило так, что он чуть было вновь не застонал в полный голос.

Какая нелепая ирония. Ему бы приходить себя после очередной карательной операции и думать о том, что сделали с его правой рукой и правой частью лица, а он умоляет призрак Мии оставить его в покое. Едва не со слезами на глазах.

Хотя, почему едва ли? Похоже, пару капель всё же сбежало по его щекам. Просто он, видимо, не понял, что это за капли — пот, кровь или всё-таки слёзы? А может всё вместе?

Пожалуйста… Хватит. Хватит его мучить. Неужели это так сложно? — оставить его одного хотя бы на день-другой. И не приходить призраком в очень коротких снах… И в звучавших то ли здесь, то ли в слуховых галлюцинациях песнях и голосах. Он уже и так едва живой. Едва ли что-либо понимает и осознаёт. А значит, уязвим, как никогда до этого. Смертельно уязвим.

Господи, как же он устал. Как же дико он устал от всего этого кошмара… От кошмара, который… только-только начался.

Ему очень не хотелось слышать знакомую вибрацию из характерных звуков, которую не сумела перекрыть их любимая с Мией песня и которая вскоре вовсе заглушила собой весь остальной окружавший до этого вакуум из ложной тишины. Мелодия с голосом певицы, похоже, тоже окончательно оборвались, когда их полностью схоронили под собой нарастающие при неумолимом приближении чёткие и тяжёлые шаги. И не только шаги. Кажется, по коридору что-то катили, весьма тяжёлое и, скорей всего, металлическое.

Как ни странно, но Кен не стал напрягаться и в этот раз, чтобы попытаться определить, что же это было такое и сколько именно человек приближалось к его камере. А то, что они приближались именно к его дверям — в этом он нисколько не сомневался. Тем более, что после последней пыточной над ним операции прошло уже достаточно много времени, чтобы приступить к дальнейшему продолжению банкета.

Вот уже знакомый механический треск внутри дверного замка, проворачивающего его с помощью специального «ключа» весьма уверенной и знающей рукой, тяжёлый ухающий «удар» и… Массивная металлическая панель с небольшим, но всё равно дико раздражающим скрипом открывается. Тем самым скрипом, от которого, как правило, сводит челюсть, как от царапания вилкой по стеклу или кастрюле. Но Кен даже не поморщился. Потому что он до сих пор чувствовал трелюющее или фантомное присутствие призрака Мии. Не то, чтобы оно успокаивало. Скорее наоборот, резало по нервам без анестезии на живую, но это были куда лучшие ощущения, чем предстоящие. Уж лучше они. Уж лучше её расплывчатые перед внутренним взором черты и её огромные серо-зелёные глазища, чем…

________________________________

*Crazy (Схожу с ума) — песня, написанная Уилли Нельсоном и популяризированная кантри-певицей Пэтси Клайн в 1961 году.

3.26

— Соскучился? Надеюсь, ожидание было не слишком томительным? — конечно, в камеру вошёл во всей своей совершенной красе Великий и Ужасный Хантер. И, конечно, Кен не сумел преодолеть врождённого рефлекса и не открыть