Агрессия НАТО 1999 года против Югославии и процесс мирного урегулирования - Елена Гуськова

В конце апреля в состав российской делегации для переговоров об урегулировании югославского кризиса включили представителя Министерства обороны — генерал-полковника Л. Г. Ивашова. Леонид Григорьевич приступил к работе с чётким планом: «нужно держать нашу, российскую позицию», т. е. отстаивать российские интересы и помочь сербам. Генерал сразу подключил к работе своих ближайших подчинённых: вице-адмирала В. С. Кузнецова — начальника Международно-договорного управления Министерства обороны, генерал-лейтенанта В. М. Заварзина — представителя России при штаб-квартире НАТО в Брюсселе, а также нескольких офицеров главка. Все они понимали, что предстоит нелегкая борьба. «Но цель — способствовать утверждению мира для братского народа, ликвидировать последствия острого военного, политического и этнического конфликта, откровенно скажу, вдохновляла», — вспоминал Л. Г. Ивашов[582].

27 апреля 1999 г. С. Тэлботт прилетел в Москву, чтобы узнать у В. С. Черномырдина о результатах переговоров с С. Милошевичем. В мидовском особняке на Спиридоновке впервые встретились военные и гражданские представители США и России. В этой встрече принимал участие Л. Г. Ивашов. Он вспоминал, что разговор шёл неспешно и, по сути дела, ни о чём. Диалог имел место в основном между С. Тэлботтом и В. С. Черномырдиным. Виктор Степанович сделал подробный отчёт о своём визите в Белград, рассказал о том, что он говорил руководству Югославии, подтвердил, что никогда не пойдёт на поводу у С. Милошевича. Он был откровенен, говоря об отношениях с США: «Для меня наши отношения святы, и никто не должен вбивать между нашими странами клин»[583].

Обсуждали и способы давления на С. Милошевича. У В. С. Черномырдина всё было продумано. Он разработал систему «воздействия» на С. Милошевича «через различные югославские компании, в особенности в энергетике», которые субсидируют Президента. При этом он понимающе улыбался. «Такая улыбка хорошо получилась бы и у крёстного отца, и у борца с мафией», — пишет С. Тэлботт о Викторе Степановиче. С. Тэлботт предложил пригрозить этим компаниям тем, что на них упадут бомбы, или воздействовать иными методами[584]. Нам известно также, что В. С. Черномырдин пытался оказать давление на супругу С. Милошевича Миру Маркович и искал в Москве и Белграде людей, которые могли бы её запугать.

У гражданских серьёзного разговора не получилось — больше присматривались друг к другу. Военным же удалось прощупать позиции друг друга и настроиться на плодотворный диалог в будущем.

Оставшись в общих чертах довольным миссией В. С. Черномырдина, С. Тэлботт, тем не менее, признал договорённости с Милошевичем недостаточными. Он обрисовал натовские условия прекращения бомбардировок и при этом отказался обсуждать возможность их изменения. С. Тэлботт был твёрд. Черномырдин особенно сильно возражал против требования полностью вывести сербские силы из Косова, но его визави прекрасно понимал, что В. С. Черномырдину придётся согласиться с условиями НАТО.

Такая позиция западных коллег не нравилась Президенту России. Пытаясь воздействовать на них, Б. Н. Ельцин даже жаловался Генеральному секретарю ООН Кофи Аннану на «безрассудный» отказ американцев позволить части сербских военных или полиции остаться в провинции. Но Кофи всегда прислушивался к Вашингтону и потому поддержал полный вывод войск из края[585].

Встречи в Москве после первых переговорных дней должны были, кроме всего прочего, ответить на вопрос, изменилась ли позиция России после того, как В. С. Черномырдин приступил к исполнению своих обязанностей? 29 апреля Строуб Тэлботт докладывал в Совете НАТО об итогах разговоров в России. Видимо, перспективы выглядели для него вполне приемлемыми, поскольку даже журналистам он заявил, что Россия разделяет цели международного сообщества в решении конфликта на Балканах и установлении там мира и стабильности. Вместе с тем он озвучил для сомневающихся следующее: политическое решение возможно только в том случае, если президент Югославии Слободан Милошевич согласится выполнить пять пунктов требований, предъявленных ему Западом, в том числе ввод международного военного контингента в Косово. Но самого С. Милошевича надо ещё в этом убедить. Вот тут и важна была позиция Москвы. От России ожидают, подчеркнул С. Тэлботт, что она, используя свое влияние, сможет убедить Белград в необходимости принять эти условия[586].

Об «определённом сближении позиций Запада и России в отношении урегулирования косовского кризиса» говорилось и в Бонне, куда В. С. Черномырдин прилетел 29 апреля, чтобы проинформировать Федерального канцлера Герхарда Шрёдера и министра иностранных дел Йошку Фишера о начале переговоров с Милошевичем. Германия обещала поддержать конструктивные шаги ООН в деле решения югославской проблемы. Обсуждался и вопрос о миротворческих силах в Косове под эгидой ООН. Такие разговоры не нравились США: быстро последовал звонок вице-президента США Альберта Гора. Он отрицательно отреагировал на предложение о миротворческих силах в Косове под эгидой ООН и ещё раз уточнил требования США и НАТО, с которыми должен согласиться Милошевич: вывод из края всех военных СРЮ, формирование временной международной администрации[587].

От своих требований американцы не отступили ни на йоту. Идти на попятную пришлось В. С. Черномырдину. Вспомним, что, преодолев психологический и эмоциональный барьер при встрече с Милошевичем, В. С. Черномырдин в самом начале переговоров согласовал вполне приемлемые требования, которые выглядели как значительная уступка Югославии НАТО, учитывающая и интересы Белграда. Среди них — сокращение (но не полный вывод) военных сил СРЮ в крае и международное присутствие в Косове под эгидой ООН (а не НАТО) с участием России. Однако постепенно от каждого из этих согласованных пунктов В. С. Черномырдину пришлось отступить. Уже 1 июня в Бонне В. С. Черномырдин стал настаивать на том, «чтобы прекращение военных действий и вывод войск ЮНА происходили одновременно». Однако и с этим предложением американцы не соглашались. Окончательный вариант, как мы знаем, был таков, что С. Милошевич, правительство и парламент подписали ультиматум 3 июня, а бомбардировки прекратились только 20 июня.

Так же случилось и с другими важными вопросами — составом международных сил в Косове и расположением российских войск. Это действительно были ключевые позиции. Уже принципы, согласованные 6 мая на встрече «Восьмёрки» в Бонне, показывают, что американцам удалось всех собравшихся склонить к своей точке зрения. О прекращении воздушных ударов по Югославии в итоговом документе вообще не говорилось, вместо этого появилось требование «подконтрольного прекращения насилия и репрессий в Косове», что явно было обращено к Милошевичу, а не к НАТО. И далее шли американские положения о создании временной администрации, возвращении беженцев, международном присутствии. Тезис же о неделимости СРЮ, об отстаивании которого Виктор Степанович говорит с гордостью, вообще был ошибочным. Надо было говорить о неделимости Сербии, в состав которой автономным образованием входит Косово и Метохия. Ведь в случае распада Югославии, что позже и произошло, статус Косова остаётся в подвешенном состоянии. А от него до самостоятельности — один шаг.

После 6 мая позиция России сконцентрировалась на том, что нужно следовать боннским договорённостям, выполнять их, хотя было ясно, что они не оставляли пространства для манёвра складывающейся «тройке» Черномырдин — Ахтисаари — Тэлботт, которая к тому времени собиралась приступить к работе. Позиция самого В. С. Черномырдина к июню стала приближаться к американской, хотя представитель российского Президента понимал, что «югославов фактически принуждали капитулировать»[588].

Одной из мер давления было введение Евросоюзом в конце апреля санкций против Югославии. Запрет на поставки нефти и нефтепродуктов в СР Югославию, как оценило руководство страны, «представляет собой грубое нарушение основных принципов Устава ООН, в частности принципа равноправия государств, а также принципа работы Совета Безопасности ООН, который является единственным компетентным для рассмотрения и принятия принудительных мер в отношении члена ООН»[589].

Вторая встреча российской делегации состоялась в Белграде 30 апреля. Югославский лидер запомнился Л. Г. Ивашову собранным, уверенным в себе, прочно держащим нити управления страной и её обороной, а В. С. Черномырдину — нервным, не владеющим своими эмоциями. С. Милошевич принимал посредничество B. С. Черномырдина с оптимизмом, с надеждой на скорейшее окончание бомбёжек и благоприятную для сербов оценку сложившейся ситуации. Поэтому он говорил с российской делегацией откровенно и обстоятельно — о внутриполитической ситуации, о военной активности и провокациях албанских боевиков, называл координаты базовых лагерей, в которых сосредоточивались боевики, терактов с их стороны, приводил конкретные примеры транспортировки наркотиков. Военные слушали очень внимательно, а В. С. Черномырдина эти сюжеты не интересовали. Он не слушал и не слышал своего собеседника, предпочитая говорить сам. Говорил он много, но невнятно, пытался играть роль «своего парня», простоватого, но справедливого, не поддерживающего ни одну сторону. «В чем-то стоял на позиции Белграда, а в чем-то хоть и не одобрял действия НАТО, но относился к ним с пониманием», — вспоминал генерал Ивашов[590]. В. С. Черномырдин всё время уговаривал C. Милошевича действовать гибче, скорее садиться за стол переговоров: «Нужно всё это кончать», «Слободан, ты что хочешь, чтобы страну разбомбили?».