Эта жестокая грация - Эмили Тьед

– Одна. – Он сел на диван. – Ты почти у цели. Не позволяй мне отвлекать тебя.

– Я не могу изменить своих чувств к тебе.

– Не имеет значения, что мы чувствуем. Что-то попросту невозможно.

Завтра вечером она будет стоять на балконе со своим избранным Фонте.

На следующий день они сочетаются браком. И он уйдет.

Тридцать шесть

Al povero mancano tante cose, all’avaro tutte.

Бедняку не хватает многих вещей, жадному – всего.

Следующий день начался прекрасно, что не вызывало доверия. Ни ледяного дождя, ни жестокого зноя, ни зловещих облаков. Облака вообще отсутствовали. И ветер тоже, если уж на то пошло; температура была идеальной, чтобы жаловаться на штиль, а мир за пределами балкона Алессы звенел от сладкого щебетания птиц под лазурным небом.

Она спала в своей постели одна, и сердце ныло от желания очутиться рядом с Данте, цепляться за их последние часы вместе, но он вел себя хладнокровнее, чем обычно.

Алесса решила вставлять неуместные намеки в как можно большее количество предложений, надеясь, что, если рассмешит его, она угомонит и тревогу, и немного успокоится перед прощанием.

Фонте скоро уединятся с Советом для изнурительной серии заключительных собеседований. Где взвесят и измерят сильные и слабые стороны кандидатов, которых расставят по номерам. После Финестра узнает, кого выбрали и кто – если таковые будут – вызвался добровольцем.

До тех пор ей не оставалось ничего, кроме как переживать. Алесса надела свободное белое платье, предназначенное для встреч с Советом, на случай, если ее вызовут, так что, пока внутренности скручивались в узлы, одежды на нее, по крайней мере, не давили.

Алесса решила поволноваться в саду, что оказалось на руку Данте, у которого появилось достаточно простора для метания из угла в угол. Она сорвала крошечный белый цветок с ближайшего куста и засунула стебель в высокий пучок, а затем сорвала еще один.

Камария, скорее всего, вызовется добровольцем, и если бы выбирала Алесса, то кандидата лучше не придумать. Но след от измены, оставленный дезертирством Шомари, стал переменной, от которой отмахнуться она не могла.

Калеб вряд ли вызовется добровольно. Нина не скрывала своей хрупкости. Дар Саиды сложно использовать в бою. Йозеф мог бы стать сильным боевым партнером, но за время пребывания в Цитадели она едва ли замечала улыбку на его губах. Это не должно было иметь значения, но мысль о том, чтобы встретиться с Диворандо без шуток и с серьезной миной, ее удручала.

Ко второму часу Алесса украсила макушку целым нимбом из ажурных лепестков и перешла к сбору букета.

– Сколько времени на это уходит? – проворчал Данте. – Кстати, у тебя пыльца в волосах.

Алесса провела по прическе, попытавшись ее смахнуть, но не видела своей макушки.

– Эмира и Илси одобрили в течение получаса, но прошел целый день, прежде чем Совет согласился на Хьюго. Я была уверена, что его отправят домой и заставят выбирать другого.

Данте перестал расхаживать по саду.

– Ты никогда о нем не говоришь.

– Не самый интересный человек. Слишком мягкий и с тем же успехом мог бы стать миской ванильного пудинга. Я выбрала его, потому что устала убивать тех, кто мне нравится.

– Вот как. Итак, сегодня все хуже или лучше?

– Одновременно? – призналась она. – Они мне нравятся. Все. Даже Калеб. Пусть у меня теперь больше контроля над своей силой, но я по-прежнему прошу кого-то встретиться с концом света.

Между бровями Данте залегла морщина, и он наконец решил к ней приблизиться, но только для того, чтобы наклонить ее подбородок – а не, увы, приподнять – и подуть на волосы в попытке избавить от пыльцы.

– А ты знал, что Финестра – базовое слово для других слов? – Она ничего не могла с собой поделать. – Как дефенестрация.

Данте перестал дуть.

– Знал. – В его голосе прозвучала настороженность. Умно с его стороны. – Это значит выбросить кого-то из окна.

Она хихикнула.

– Или разбить окно. А еще это метафора для…

– Не смей заканчивать это предложение.

Алесса захлопала ресницами в притворной непорочности.

– Дефлорации.

Данте не смог сдержать рвущийся наружу смех.

– Хочу внести в протокол, что я не трогал ни одной части твоей флоры.

– Еще не поздно.

– Это побочный эффект принудительного пуританского образа жизни и долгих лет заточения, где единственное развлечение – любовные романы? – Он дернул себя за ухо. – Все эти сдерживаемые неприличные мысли наконец берут верх?

– Может быть, – ответила она с лукавой усмешкой. – А возможно, меня просто приструнили, а я на самом деле куда хуже. Можешь себе представить?

– Богиня, помоги мне, я не могу, – взмолился Данте, убирая прядь со лба. Та быстро скользнула обратно, и Алесса потянулась, чтобы смахнуть ее. Его челюсть напряглась. – Мне нужно размяться.

Вздохнув, Алесса поплелась за ним на открытую тренировочную площадку по другую сторону здания. Данте начал подниматься и опускаться на перекладине, и она подошла ближе для лучшего обзора.

– Я могу тебе чем-то помочь? – спросил Данте.

– Еще как можешь.

Раздраженно вздохнув, он опустился на землю и приступил к отжиманиям.

– С тех пор как ты назвал себя черствым хлебом, у меня проснулся дикий голод.

Данте сделал паузу, покачал головой и еще раз отжался.

– Я обожаю хлеб. Особенно багеты. Длинные, толстые, горячие и покрытые…

Он упал на землю, сотрясаясь от смеха.

– Достаточно. Смилуйся. Ты чемпион по непристойным метафорам с использованием выпечки.

– Я еще даже не начинала. Ты же знаешь, что я выросла в пекарне. Поделиться подробностями моей одержимости выпечкой?

Он поднялся на ноги и отряхнул ладони.

– Я не выпечка.

– Ну что ты, конечно, выпечка. Один из тех загадочных пирогов, которые сначала могут казаться солеными, но под слоями хрустящего теста на самом деле скрывается сладчайшая начинка.

Данте покосился на нее.

– Ты назвала меня пышкой?

– Сам начал.

Кто-то осторожно кашлянул. Слуга, слонявшийся поблизости.

– Извините, мисс. Собеседования окончены, и Фонте ждут вас.

Алесса не знала, чего ожидать, когда направлялась в библиотеку, но точно не рассчитывала увидеть рыдающую Нину, которая цеплялась за Йозефа, обхватившую голову Саиду, кричащую всем заткнуться Камарию и Калеба, осушающего стеклянный графин, который, насколько Алесса помнила, еще недавно был наполовину заполнен водкой.

– Эй! – выкрикнул Данте. Когда молодые люди не отреагировали, он пинком захлопнул дверь с громким стуком, который перекрыл шум.

– Что происходит? – поинтересовалась Алесса.

Все принялись кричать. Вопли Нины заглушали все, что Йозеф пытался сказать в своей спокойной, аккуратной манере, а Калеб, по всей видимости, выкрикивал бессмысленные звуки, просто чтобы выразить раздражение, в то время как Саида ругала его за незрелое поведение «в такое время».

– Может, уже заткнетесь? – закричала Камария. – Ради Богини. Кучка бестолковых цыплят.

Алесса воспользовалась кратким затишьем и задала вопрос снова.

Камария подняла руку, чтобы никто не перебивал.

– Все вызвались добровольцами. Включая меня, само собой, лучшего кандидата. – Окатившая Алессу волна облегчения быстро схлынула. – Но уважаемые старые пердуны из Совета не в восторге от недавних решений моего брата – заткнись, Калеб! – поэтому, несмотря на то