Сиротка. Расплата за прошлое - Мари-Бернадетт Дюпюи

Из ее груди вырвалось рыдание. Эрмин растроганно обняла свою мать.

— Я знаю, мама, Людвиг мне рассказал. Меня потрясла новость по поводу Адели. Но главное, она будет жить. Мы должны себя этим утешать. Мама, мне нужен твой совет. Прошу тебя, помоги, я просто разрываюсь на части.

Она поведала матери о мучающей ее дилемме. Успокоившись, Лора повела ее в зал на первом этаже, где посетители могли выпить кофе или чаю, а также купить печенье и сладости.

— Давай сначала выпьем чего-нибудь горячего, так будет лучше думаться. Твой отец рассказал мне, что у Констана тоже поднялась температура, но, когда он уезжал из вашего дома в Перибонке, малыш чувствовал себя уже лучше. Так что не изводи себя слишком. Шоган умер, бедняга… Я никогда его не видела, но разделяю твое горе. Врач, лечивший Луи, рассказал мне о возможности такого исхода при полиомиелите — смерть наступает от удушья. Господи, какая ужасная болезнь!

Лора замолчала, дрожа всем телом. Эрмин сделала глоток горьковатого кофе. Это ее взбодрило.

— Мама, у меня все же есть одна хорошая новость, — произнесла она тоном, который соответствовал обстоятельствам. — Квартира на улице Сент-Анн продана. Я воспользовалась твоей доверенностью, чтобы подписать документы, и теперь в моей сумочке лежит чек на крупную сумму. Возможно, это хороший знак либо простая случайность. В поезде я познакомилась с неким Родольфом Метцнером, заядлым меломаном-швейцарцем. Он хотел бы стать моим импресарио и добиться для меня контрактов в Соединенных Штатах или в Женеве, а также выпустить мою пластинку.

— Замечательно, нам еще в чем-то везет, — заметила ее мать без особого энтузиазма. — Чек выписан на мое имя?

— Разумеется!

— Жаль. Я положу его в банк, но сразу после этого переведу деньги на твой счет. Я больше не хочу быть ни богатой, ни зажиточной. Ты находишь меня уставшей? Да, так и есть. Я проводила у постели Луи дни и ночи, Мирей никак не может оклематься и не покидает свою комнату. Всю работу по дому делаю я: убираю, готовлю, стираю, но меня это устраивает. Я пообещала Богу вести скромное существование, если Луи поправится. И мне не хочется жульничать.

— Мама! Совсем необязательно так себя изнурять… Ты имеешь право на комфорт, и я тебе помогу, — возразила Эрмин. — Ты можешь купить дом в Робервале, пусть самый простой, и нанимать прислугу на несколько часов в неделю.

Лора подняла голову, величественная, несмотря ни на что. Она сказала твердым тоном:

— Если Шарлотта оставит мне свой дом, этого будет достаточно. И у меня есть решение твоих проблем. Ты можешь ехать в Перибонку вместе с Людвигом, если он согласен. А я позабочусь об Адели. Когда это станет возможным, я отвезу ее в Валь-Жальбер, в дом ее матери и буду присматривать за ней, пока она окончательно не поправится. Луи будет только рад: он любит малышей. И не переживай за Лоранс и Нутту. Они пока живут у Андреа Маруа и с удовольствием поедут с тобой. Такой вариант тебя устроит?

— Я думаю, это самая лучшая идея на свете, мама. Спасибо тебе огромное…

Теперь, когда она успокоилась, упоминание имени Андреа заставило ее вспомнить о другой проблеме. «Я собиралась заехать в Нотр-Дам-де-ла-Доре до возвращения на берег Перибонки. Эти нельзя откладывать. Вдруг мужчина, написавший письмо, решит навестить Жозефа!»

Погруженная в раздумья, она невольно сжала руку Лоры Ее мать осторожно высвободилась и кивнула подбородком на кого-то позади их столика.

— У нас гость, Эрмин.

Молодая женщина обернулась и увидела Овида Лафлера в сером костюме и шляпе.

— Дамы, какой приятный сюрприз! — воскликнул он своим вкрадчивым голосом.

Эрмин окинула его взглядом, испытывая досаду, но одновременно и волнение. Ей пришлось признать очевидное: этот учитель странным образом напоминал ей Родольфа Метцнера.

Глава 10

Возвращение на берег Перибонки

Бросив подозрительный взгляд на Овида Лафлера, Лора вернулась в палату к Адели. Оставшись наедине с молодым мужчиной, Эрмин ощутила неловкость.

— Мне не хотелось видеть вас снова, — бросила она безразличным тоном. — Но раз уж вы здесь, расскажите, как ваши дела.

— Вы не обязаны проявлять ко мне интерес, — ответил он. — Но все же с удовольствием поделюсь с вами новостью: я получил небольшое наследство, позволившее мне купить подержанный автомобиль. Эта машина меня очень выручает. Я получил место в школе, более удаленной от моего дома. Ну и наконец, я продолжаю добиваться закрытия пансионов для индейцев. Война, опустошившая мир, должна послужить уроком в борьбе с расизмом и несправедливостью. Или вас это больше не интересует?

Эрмин встала, лицо ее было взволнованным. Овид разговаривал с ней насмешливо, и это причиняло ей боль.

— Я не изменила своего мнения, — твердо сказала она. — Но в данный момент меня больше беспокоят другие вещи. Особенно эпидемия полиомиелита, коснувшаяся моей семьи.

— Мне очень жаль! Я сам только что навещал одного из моих бывших учеников, ставшего жертвой этой болезни в Соединенных Штатах. Эрмин, не убегайте от меня так быстро. Вам известно, что мы с вашим мужем теперь друзья?

— С какой это стати?

— Мы встретились с ним на причале Перибонки несколько дней назад. Тошан ждал, пока кто-нибудь подбросит его к дому. Я оказался там проездом, Пьер Тибо тоже. Ваш муж с ним подрался. Жуткое было зрелище. Я думал, один из них точно окажется в озере в бессознательном состоянии!

Эрмин побледнела. Она не решалась представить себе причину этой ссоры, хотя уже догадалась о ней.

— Который? — спросила она слабым голосом.

— А как вы думаете?

— Овид, здесь нет ничего смешного! Кто одержал верх?

— Ваш повелитель лесов, моя дорогая! Вас это удивляет? Лично мне не хотелось бы испытать на себе его гнев.

— Да оставьте вы этот насмешливый тон! — раздраженно сказала Эрмин. — Вы что, теперь стали моим врагом? С меня хватит, я ухожу. Мне еще нужно купить куклу для одной очень больной девочки.

— В воскресенье?

— Тереза Ларуш открывает свою лавку, когда возвращается с мессы Я заметила на витрине тряпичную куклу, сшитую кем-то из местных жительниц.

— Буду счастлив послужить вашим шофером.

— Честно говоря, мне бы не хотелось, чтобы нас видели вместе, даже если вы утверждаете, что поладили с Тошаном, во что лично мне сложно поверить.

Тем не менее Лафлер последовал за ней. Они быстро оказались на улице, где дул довольно сильный ветер. Несмотря на яркое солнце, было прохладно.

— Скоро осень, а потом и наша суровая зима, — произнес он. — Эрмин, простите меня за мое глупое фанфаронство, я вечно веду себя как подросток. Но я не шучу, ваш муж даже пожал мне руку, заявив, что я нормальный парень и в целом достойный соперник.

Молодая женщина преувеличенно громко вздохнула, но на ее губах появилась улыбка. Овид Лафлер всегда умел ее рассмешить.

— Я обязательно спрошу подтверждения у Тошана, как только его увижу, а это будет уже совсем скоро, завтра или послезавтра. Но знаете, Овид, вы действительно могли бы оказать мне огромную услугу, если бы отвезли сегодня после обеда в Нотр-Дам-де-ла-Доре. Если быть точнее, на мельницу Демер. Так я выиграю драгоценное время. Мне не придется заезжать в Валь-Жальбер, чтобы просить об этом нашего славного Онезима Лапуанта.

— Я сделаю это с огромным удовольствием! Но что вам там понадобилось?

— Мне нужно кое с кем встретиться для беседы, которая может оказаться довольно болезненной.

— Тогда на обратном пути мне, возможно, придется вас утешать, — пошутил он.

Эрмин предпочла не отвечать на это. Она устала от разговоров и споров. Ни на секунду она не задумывалась о том, что подтолкнуло ее обратиться за помощью к Овиду Лафлеру. Молодой учитель, со своей стороны, вел себя сдержанно. В его обществе Эрмин купила тряпичную куклу, поболтав немного с Терезой Ларуш, симпатичной лавочницей, которую знала уже много лет. Затем они вернулись в больницу.

— Я быстро! — сказала молодая женщина. — Только предупрежу мать и отдам подарок Адели.

Овид успокоил ее задумчивой улыбкой. Одна только возможность побыть рядом с ней наполняла его сердце горькой радостью. Он снова мог смотреть на нее, любоваться ее плавными движениями, вдыхать аромат ее духов, свежий и весенний, и вспоминать, снова и снова, тот далекий зимний день, когда он держал ее в своих объятиях, почти обнаженную, наслаждающуюся его ласками. Эту незабываемую сладострастную сцену Овид переживал часто, слишком часто. Бессонными ночами он фантазировал, представляя себя тоже раздетым и достаточно дерзким, чтобы по-настоящему овладеть ею. Он сожалел, что не воспользовался этой возможностью. «Я терзался сомнениями, не хотел навязывать ей свое мужское желание», — говорил он себе.