Наполеон и Мария-Луиза - Ги Бретон

И жизнь семейства Нойпергов снова вошла в свою нормальную колею. И ничто в герцогском дворце вскоре не напоминало больше о том, что когда-то герцогиня была женой самого великого человека своего времени. Действительно, ничто. Поскольку в декабре доктор Герман Роллет увидел, что детишки интенданта Марии-Луизы «игрались с неким гипсовым предметом, привязав к нему веревку и таская его по паркету, словно карету»124.

Он нагнулся и с ужасом увидел, что это была посмертная маска императора…

Таким образом, Мария-Луиза, узнав о смерти Наполеона, не пролила ни единой слезинки.

А другие?

Все те, кого он когда-то любил, все те, кого он осыпал подарками и награждал титулами, все те, кого он когда-то извлек из тени, уложив их в свою постель? Плакали ли они, прочитав в газетах о том, что император умер на скалистом острове Св. Елены?

Мадемуазель Жорж, например?

11 июля, в тот день, когда эта новость дошла до Франции, нежная Жоржина готовилась снова выйти на сцену театра «Одеон» после шести лет вынужденного отсутствия. Поскольку на другой же день после битвы под Ватерлоо ее выгнал из «Театр-Франсе» сюринтендант театра герцог Дюран за то, что она вышла на публику с букетиком фиалок на корсаже. Перед тем как покинуть Францию, она попросила дать ей возможность последовать с императором на остров Св. Елены. Англичане ей в этом отказали, и она отправилась играть в Бельгии, где познакомилась с неким полемистом по имени Шарль-Анри Арель, который вскоре стал ее любовником. В начале 1821 года они вернулись в Париж и поселились в трехкомнатной квартире в доме номер 25 по улице Мадам.

Они находились в этой квартире, когда с мансарды к ним спустился Жюль Жанен и сообщил о смерти Наполеона. Мадемуазель Жорж смертельно побледнела и рухнула на пол.

Если верить Арману Плателю, в этот момент произошла крайне смешная сцена.

«Арель, – пишет он, – держал дома без привязи поросенка, которого назвал Пиаф-Пиаф. Заслышав звук падения тела, животное прибежало в гостиную и с беспокойством во взгляде поинтересовалось, что там происходит. Завидев лежащую на полу хозяйку, он, безусловно, решил, что она хочет поиграться с ним и бросился к ней. Жанен и Арель испугались и схватили поросенка за уши для того, чтобы не дать ему подойти к артистке. Но Пиаф-Пиаф силищей обладал неимоверной. Не обращая внимания на боль, от которой ему приходилось визжать, он потащил за собой обоих мужчин; те заскользили по паркету, опрокидывая по пути мебель. В конце концов на поросенка упало кресло, но он сумел выбраться из-под него и помчался к своей конуре, визжа так громко, что привлек внимание всех жителей квартала.

В этот момент мадемуазель Жорж пришла в себя. Она вопросительно обвела взглядом комнату и увидела – посреди неописуемого беспорядка – лежащих на полу обессиленных Жанена и Ареля.

Решив, что именно она является виновницей всего этого разгрома, мадемуазель Жорж спросила:

– Как я смогла это сделать?

Затем, вспомнив о причине своего обморока, она зарыдала.

Жанен и Арель, почесывая ушибленные места, помогли ей подняться и отвели ее в спальню…»125

Она не выходила из своей комнаты целых три дня. Перечитывала письма Наполеона, глядела на портреты, которые он ей подарил, гладила вещи, доставшиеся ей от него, и не обращала никакого внимания на ужасный шум, который производили в соседних комнатах Арель, Жанен и поросенок…126

Когда мадемуазель Жорж вышла из своей комнаты, в глубине ее глаз горел какой-то грустный огонек, оставшийся у нее на всю жизнь. Она начала продолжительный траур. И на протяжении всех сорока шести лет, которые она потом прожила127, нежная Жорж не могла произнести имя Наполеона без того, чтобы не заплакать…128

Испытала ли Полина Фурес, большая египетская любовь Бонапарта, ту же печаль, которая охватила мадемуазель Жорж?

Нет, она себе не разрешила этого чувства. И все же в жизни Белилоты есть одна тайна, раскрыть которую до сих пор не удалось ни одному историку.

В 1821 году резвая Полина занималась необычным для женщины делом: она торговала ценными породами дерева. Эта профессия вынуждала ее время от времени наведываться в Бразилию, чтобы закупить там палисандр или красное дерево. Не была ли эта торговля просто прикрытием? Кое-кто задавал себе такой вопрос. И герцогиня д’Абрантес в своих «Мемуарах» утверждает, что Полина ездила в Южную Америку, чтобы организовать побег Наполеона.

Этот слух вскоре прошел по всем гостиным Сен-Жерменского предместья, и бедная Белилота едва не пострадала от полиции Людовика XVIII, который заподозрил ее в том, что она принимает участие в заговоре против режима.

Испугавшись, бывшая «Богоматерь Востока» незамедлительно написала открытое письмо, в котором заявила, что, поскольку Наполеон подло бросил ее после 18 брюмера, нельзя было и думать о том, чтобы она пожелала помочь ему бежать с острова Св. Елены…

Кто же был прав? Этого, несомненно, никто уже не узнает.

Но если права была все-таки герцогиня д’Абрантес и если Полина действительно принимала участие в заговоре против Людовика XVIII, можно допустить, что 12 июля 1821 года она решила, что более осторожным будет не плакать прилюдно…

А Дезире Клари, первая невеста Бонапарта, та женщина, которая сделала возможным успех переворота 18 брюмера и прожила самую сказочную жизнь?

В 1808 году ее муж Бернадотт сменил Карла XIII, и она стала королевой Швеции. Но продолжала жить в Париже, вызывая многочисленные сплетни. Злые языки утверждали, что она влюбилась в герцога де Ришелье, министра Людовика XVIII.

Послушаем самую отъявленную сплетницу тех времен герцогиню д’Абрантес:

«Эта королева сильно влюбилась в герцога де Ришелье. Говорят, что она имела с ним несколько деловых встреч по поводу семейства Бонапарт и что нанесла ему несколько частных визитов, когда он был председателем Совета в 1816 году. С того времени она искала любую возможность для встречи с ним. Будучи женщиной очень застенчивой и зная о том, что он не горел желанием вступить с ней в связь, она ни разу не решилась первой заговорить с ним. Ее черные глаза смотрели на герцога со столь удивительной настойчивостью, что это выводило его из себя и он спешил уйти. Она сразу же прекращала разговор и впадала в своего рода экстаз, когда он появлялся в салоне. Затем она возобновляла разговор и делала вид, что ничего не случилось.

Господина де Ришелье очень смущало это странное поклонение. Королева Швеции следовала за ним во всех его поездках, на экскурсиях, постоянно искала удобный повод для того, чтобы встретиться с ним. Например, она отправилась на воды в Спа одновременно с ним и посылала ему каждое утро корзину цветов. В другой раз, зная о том, что он находится в Шамплатро у господина Моле, она прибыла туда в почтовой карете, остановилась на постоялом дворе расположенной неподалеку деревни и отправилась гулять в парк, прилегавший к замку. Это вызвало смех у всех, кроме бедного герцога, который отнесся к этому ее поступку с юмором, но и с досадой»129.