Лучшая половина мафии (Крестная мать) - Линда Ла Плант

Лука укладывал Джорджио в кровать, когда брат Мэтью завел проигрыватель.

— Ты только послушай, Лука, какая красота! — тихо вымолвил Джорджио, закрыв глаза.

Лука открыл окно, чтобы было лучше слышно. Однако классическая музыка скоро наскучила ему, и он принялся распаковывать коробки.

— Пожалуйста, поставь Берлиоза… — шептал Джорджио. — Поставь Symphonie Fantastique…

Лука с замиранием сердца открыл ящик с медикаментами, затем другой, третий. Упаковочная бумага и веревки разлетались по комнате.

— Он услышал меня, Лука! Он поставил Берлиоза…

Чудесная музыка лилась в окна. Лука был совершенно равнодушен к Берлиозу. Он примерял пару футбольных бутс.

— Ты знаешь, о чем эта музыка? — тихо говорил Джорджио. — О художнике, о человеке с фантазиями безумца, какого Шатобриан изобразил в Рене. Когда он видит прекрасную женщину, его сердце стремится к ней и он безнадежно влюбляется. И в это время его мысли и чувства, его любовь обращаются в музыку… Ты слышишь? Это любовь, это его сердце, в котором зияет смертельная рана. Его любовь безответна, но…

Джорджио взглянул на Луку, который не слышал ни слова. Он разглядывал свое отражение в жестянке из-под конфет. В комнате Джорджио не было зеркала; их в монастыре имелось всего несколько штук. В детской спальне и ванной их вешать не полагалось. Джорджио затаил дыхание, наблюдая, как Лука держал банку на вытянутой руке и старался увидеть в ней себя в новой ковбойской жилетке с бахромой. Он не забыл нацепить также кожаный пояс с игрушечными пистолетами. Наконец Лука установил банку на книжном шкафу и отступил назад. Джорджио не мог отвести взгляда от его светлых волос и ясных голубых глаз. В этот момент музыка магическим образом стала нарастать, изображая то, как герой принимает яд. Глядя на свое отражение в банке, Лука вытащил пистолеты и прицелился в него. Музыка превратилась для Джорджио в наркотический дурман, в кошмарный сон, в котором его любимый человек убивает себя. Он боялся вздохнуть, чтобы не разрушить чудесное ощущение.

Как заправский ковбой, Лука засунул пистолеты за пояс, любуясь своим отражением. Он подошел к жестянке поближе и стал внимательно изучать черты своего лица. Джорджио видел, как он медленно провел пальцами по лбу и щеке, и довольная улыбка появилась у него на губах…

Войдя в комнату Джорджио, Лука сразу понял, что что-то стряслось. Джорджио, как обычно, попыхивал сигаретой, но на лице его отражалось необычное волнение. Лука неодобрительно относился к вредной привычке друга. Он открыл окно, чтобы проветрить комнату, и, отмахиваясь от клубов дыма, сказал, что рано или поздно он подпалит простыни.

— К черту простыни! На, потуши окурок, пожалуйста.

Лука выполнил его просьбу и тщательно вымыл и вытер блюдце, которое Джорджио использовал в качестве пепельницы.

— Я пришел, чтобы отвезти тебя в часовню. Ты стал слишком религиозным в последнее время, и вот теперь приходится за это расплачиваться. Брат Луи собирается о чем-то говорить с тобой. И зачем тебе нужна эта конфирмация? Одна лишь пустая трата времени. Могли бы вместе прогуляться по саду.

— Мой отец приезжает.

— О черт… Как ты думаешь, он рассердился из-за того, что мы столько всего заказали? Я могу спрятать кое-какие вещи. Например, в погребе.

— По-твоему, его интересует, сколько денег я трачу? Он едет посмотреть на меня. По его подсчетам, я давно должен был умереть, а вот живой пока.

— Он не захочет забрать тебя?

Джорджио вздохнул. Он боялся этого так сильно, что не мог об этом думать.

— Если хочешь, мы можем сбежать, — предложил Лука.

— Не говори ерунду! Как я могу куда-то бежать? Да я на своей таратайке даже с холма не спущусь! Так что придется мне встретиться с этим чертовым сукиным сыном.

Джорджио был в отвратительном настроении, когда Лука вез его в часовню. Растворив двойные двери, он склонился к самому уху Джорджио и прошептал:

— Они не разлучат нас. А если попытаются, я на руках снесу тебя вниз с холма. Куда ты, туда и я. Только смерть может нас разлучить, правда?

Джорджио улыбнулся и включил привод. Кресло тронулось к алтарю, перед которым на коленях стоял брат Луи. Его черная ряса, вытертая и выцветшая от старости, как обычно, была заляпана садовой землей. Вид старика тронул Джорджио до глубины души.

Луи так сосредоточенно молился, что не заметил, как рядом с ним остановилось кресло. Джорджио достал молитвенник и стал читать. Ему нравилось бывать в часовне не потому, что в нем пробудился интерес к религии, а из-за того, что он находил здесь покой и умиротворение. Он по-прежнему был очень болен и сильно уставал. Тишина и прохлада часовни действовали на него благотворно.

Брат Луи поднялся с колен, и Джорджио прошептал ему:

— Брат, я уродился таким потому, что должен платить за грехи отца.

Луи растер онемевшие колени и положил руку на спинку кресла.

— Ты считаешь, что твой отец много грешил? По-твоему, господь может желать кому-нибудь таких страданий?

— Я много думал об этом и пришел к выводу, что это справедливо. Я принял свою судьбу и смирился с ней. Так легче жить. В Книге притчей Соломоновых сказано: «Тот, кто стяжает добро, служит дьяволу…» А отец стяжает добро. И еще: «Тот, кто знается с распутницами, идет против Господа…» А отец не просто знается с ними, он живет со шлюхой…

Луи часто говорил с Джорджио, и речи мальчика подчас смущали его и шокировали. На этот раз Луи ласково коснулся плеча Джорджио, видя, что он сильно расстроен и разозлен.

— Ты боишься смерти, Джорджио?

— Нет… Нет, смерть приносит облегчение. По крайней мере я всегда так думал.

— А теперь?

— Я не хочу оставлять Луку. В нем моя жизнь.

— Не желая оставлять Луку, ты не желаешь оставлять жизнь. И если ты говоришь, что не боишься смерти, значит, так и есть. Просто ты не хочешь, чтобы она пришла сейчас.

— Никто не может быть так жесток, чтобы отнять у меня жизнь теперь, когда она едва успела начаться, — со слезами в голосе произнес мальчик. Он стал умолять брата Луи, чтобы тот не дал отцу увезти его из монастыря. Старик обещал ему, что приложит все силы, чтобы переубедить его отца, если он решит забрать Джорджио отсюда.

Брат Луи не смог сдержать свое слово ни по своей вине, ни по чьей бы то ни было еще. Приехав в монастырь, Пол Каролла предложил, чтобы перед их встречей с сыном Джорджио осмотрели доктора. Он направился в кабинет отца Анджело, чтобы обсудить с ним просьбу Джорджио о конфирмации. Каролла сильно нервничал, его рука с массивным золотым перстнем заметно дрожала. Из-за манжеты полосатой рубашки торчал золотой браслет часов. На нем были темно-синий костюм и дорогие туфли. Каролла равнодушно отмахнулся от изъявлений благодарности, с которыми к нему обратился отец Анджело. Тот же жест при упоминании о садовом инвентаре и прочих вещах, заказанных его сыном, принес отцу Анджело невероятное облегчение.

Затем монах поднял вопрос об улучшении физического и эмоционального состояния Джорджио.

— Это произошло во многом благодаря одному мальчику из нашего приюта, Луке, который добровольно взял на себя заботы о вашем сыне. Именно Лука придумал вывозить Джорджио в сад на кресле. Кстати, первое кресло он смастерил своими руками. Потом Джорджио решил заказать другое, с приводом, чтобы иметь возможность иногда передвигаться без посторонней помощи.

— Отец, это просто чудо какое-то. Настоящее чудо. Мальчик не вставал с кровати с самого рождения.

Взрослые не подозревали, что под открытым окном кабинета притаился Лука и слушает их беседу.

Отец Анджело привел Кароллу в сад, где под деревом в тени сидел Джорджио, и оставил отца с сыном вдвоем, учтиво поклонившись. Каролла медленно обошел кресло и встал напротив сына. Огромная голова и слюнявые губы остались такими же, как раньше, только сейчас на Джорджио были надеты смешные солнечные очки, завязанные на затылке ленточкой.

Каролла присел на скамеечку, достал из кармана шелковый носовой платок и вытер взмокшую лысину.

— Привет, как поживаешь?

— Спасибо, что приехал, — ответил Джорджио, поморщившись от громкого грубого голоса отца и резкого запаха одеколона. — И за то, что оплатил мои счета. А ты как?

— Я? Нормально, только жарко очень. Доктор глазам своим не поверил, когда увидел тебя. Я тоже, честно сказать. Ты великолепно выглядишь.

— Да. Со следующего семестра я начинаю брать уроки танцев.

— Понятно, у тебя всегда было прекрасное чувство юмора.

— Я могу заказать для себя еще книг?

— Конечно. Все, что хочешь. И если что-нибудь понадобится братьям, то тоже не стесняйся. Знаешь, что сказал доктор? Он сказал… Я не хочу вселять в тебя напрасные надежды, но он считает, что в таком состоянии ты мог бы выдержать операцию. Хочешь знать, почему ты так быстро устаешь и задыхаешься? Из-за сердца. Операция избавит тебя от этого.