Ведьма Черного озера - Андрей Воронин

— Мне показалось, что дубовая, — сказал Юсупов, озадаченно глядя на княжну, которая, казалось, готова была вот-вот расплакаться от обиды. — Клянусь вам, сударыня, все именно так и было! Возвращаясь в город после нашего последнего свидания, я подвергся нападению каких-то мерзавцев, коих даже не успел как следует сосчитать. Они выпалили по мне из ружья — к счастью, мимо, — а потом налетели на меня, как стая бешеных собак. На беду при мне не оказалось пистолета — кто же ездит на свидание, вооружившись до зубов? Пришлось отбиваться саблей, которая, будь она неладна, сломалась уже после третьего удара. После этого дело было, как вы сами понимаете, кончено. Меня оглушили ударом по голове, стащили с лошади... Я, как мог, отбивался тростью и даже, кажется, проломил одному из негодяев его еловую голову. Потом они, чего-то испугавшись, разбежались, но не забыли при этом забрать с собою мою лошадь. Сейчас, когда я описываю вам это нелепое событие, оно кажется почти комичным, но тогда мне было не до смеха. Собственно, смеяться не над чем и сейчас. Полагаю, я встретился с теми же людьми, которые убили князя Аполлона Игнатьевича.

— Какой ужас! — всплеснув руками, воскликнула княжна. — И вы об этом так легко говорите? Ничего себе, пустяк! Ведь князя после встречи с этими негодяями похоронили, я сама была на отпевании и хотела спросить, отчего вы туда не явились, но теперь, конечно, не буду... Ах, какой кошмар! И ведь это в двух шагах от моего дома! А я и не знала, что мне грозит столь серьезная опасность... Какое счастье, что вы вернулись!

Щеки ее раскраснелись, голос дрожал от волнения.

— А... Гм... — сказал поручик Юсупов, совершенно сбитый с толку такой внезапной переменой в поведении обычно сдержанной и даже, как ему казалось, холодноватой княжны. Ему даже почудилось, что Мария Андреевна вот-вот сама предложит ему поскорее обвенчаться. — Сударыня, — продолжал он, справившись наконец с растерянностью, — я счастлив служить вам. Но неужто вы и впрямь рады меня видеть? Неужели я могу надеяться, что наконец-то завоевал ваше дружеское расположение и, быть может, даже... любовь?

Княжна смущенно опустила глаза, не зная, как ответить на этот излишне прямой вопрос, но в это время из-за дома, с заднего двора, с громом вылетела пустая подвода и с невиданной скоростью скрылась в глубине аллеи, которая вела к воротам. Правивший подводой мужик стоял на передке во весь рост и крутил над головой кнутом, погоняя и без того летевшую во весь опор лошадь. Поручик проводил это мимолетное виденье удивленным взглядом и обернулся к Марии Андреевне. Княжна смотрела на него с ангельской улыбкой, очень красившей ее милое лицо.

— Что это с ним? — не удержался Юсупов от неуместного вопроса. — Полетел как угорелый.

— Ах, да какая разница! — капризно ответила княжна. — Что вам за дело до какого-то мужика? И откуда, скажите на милость, могу я знать, что у него стряслось? Может быть, его отправил управляющий по какому-то делу... не знаю. Я просто не в состоянии за всеми уследить, они все время расползаются, как тараканы, а когда приползают обратно, то непременно пьяные в стельку. Не желаю о них говорить! Пойдемте в дом, сударь, и вы мне подробно расскажете о своем приключении.

Рука об руку они поднялись по широким ступеням парадного крыльца. Архипыч распахнул перед ними дверь, согнувшись в поклоне, и княжна в сопровождении опиравшегося на трость блестящего гусара скрылась в доме.

— Чую, будет дело, — блудливо ухмыляясь, сказал кучер Гаврила, наблюдавший эту сцену вместе с кучкой дворовых, стоявших поодаль. — Отлеталась пташка. Эх, народ, скоро свадебку справим! Небось, их сиятельство по такому случаю бочки водки не пожалеет. Ты как считаешь, Архипыч?

— Молчи, коли Бог ума не дал, — посоветовал старик-камердинер. — Свадебку он справит... На собачьей свадьбе погуляешь, и будет с тебя. Чует мое сердце, поручику этому несладко придется.

— Это почему же? — удивился кучер. — Княжну-то видал? Прямо патокой течет, хоть ты на хлеб ее мажь!

— То-то и оно, — сказал Архипыч. — Не к добру это. Я ихнюю породу хорошо знаю, повыщиплет она этому павлину перышки, как пить дать повыщиплет. Ну, будет языками чесать, ступай на конюшню. Неужто у тебя работы нету?

...Тяжелее всего, как и предполагала княжна, оказалось дождаться возвращения подводы. Ее не было почти два часа, и в течение этих двух часов она имела превосходную возможность испытать свои дипломатические способности. Поручик, несмотря на свою хромоту и забинтованную голову, рвался на прогулку по парку, как засидевшийся на кушетке пудель, и княжне пришлось немало потрудиться, чтобы, с одной стороны, удержать его в доме, а с другой — не дать ему снова завести разговор о своих нежных чувствах, тайном венчании и прочем вздоре, который, вне всякого сомнения, вертелся у Юсупова на самом кончике языка.

Наконец чуткое ухо княжны уловило в отдалении громыхание тележных колес, и она поняла, что час пробил.

— Однако, поручик, что-то мы с вами засиделись в четырех стенах, — сказала она, вставая. Юсупов немедленно вскочил и слегка поморщился, неловко наступив на больную ногу. — Не пойти ли нам и в самом деле прогуляться? День просто чудесен, вы не находите? А скоро, вообразите себе, наступит зима, все покроется снегом... Бр-р-р-р!

И княжна зябко передернула плечиками.

Юсупов горячо выразил готовность сию минуту отправиться с очаровательной княжною хоть на край света, а если ей потребуется, то и дальше. Мария Андреевна со смехом ответила, что так далеко идти не надобно. Смеясь и перебрасываясь шутками, они спустились во двор и углубились в одну из самых глухих аллей старого княжеского парка — ту самую, в конце которой находилась круглая лужайка с прудом. Место было памятное: возле пруда в августе прошлого года Вацлав Огинский стрелялся с поручиком Синцовым на дуэли, и там же княжна увидела первое в своей жизни мертвое тело. Именно по этой причине, вернувшись ранней весною в свое родовое гнездо, Мария Андреевна крайне редко ходила к пруду: воспоминания были слишком свежи и болезненны.

Однако теперь она будто бы невзначай направилась именно сюда. Юсупов, никогда прежде не посещавший эту часть парка, громко восторгался царившей здесь красотой запустения и дикости, сравнивая ее со строгой планировкой регулярных аглицких парков и находя, что запустение и дикость лучше, особливо для души романтичной и возвышенной. Всякий раз, углядев в густом переплетении ветвей очередную, сильно потерпевшую от времени и непогоды мраморную фигуру, он надолго застывал перед нею, восхищаясь гением античных мастеров и прозорливостью старого князя, который позволил парку превратиться в дикие джунгли, полные неописуемого очарования. Сгоравшей от лихорадочного нетерпения княжне уже начинало казаться, что эта пытка никогда не кончится, но вот наконец впереди замаячил просвет, а спустя минуту между деревьями блеснуло круглое зеркало пруда.

— Боже, какая красота! — воскликнул Юсупов, остановившись на краю лужайки и обводя взглядом круглое, со всех сторон обнесенное частоколом старых деревьев пространство, в середине которого лежал пруд, действительно напоминавший зеркальце, потерянное здесь дочерью некоего сказочного великана. — Клянусь честью, сударыня, от такой красоты у меня начинает болеть сердце. Если бы я только мог, я заговорил бы стихами. Но я, к своему великому стыду, не способен зарифмовать и двух строк.

— Да вы, верно, и не пытались, — с улыбкой произнесла княжна, стараясь не кусать губы от нетерпения.

— Пытался, сударыня, и притом не единожды. Но, как ни возьмусь за перо, все получается какой-то вздор, а то и вовсе что-нибудь неприличное, чего в обществе и вслух-то не произнесешь. Нет, видно, слава пиита не для меня. Что ж делать, когда таланта нет!

— О, существует весьма простой выход из этого щекотливого положения, — смеясь, ответила Мария Андреевна. — Читайте дамам стихи других пиитов, вот и вся недолга! Так все делают, а некоторые идут много дальше, выдавая чужие сочинения за свои собственные. Вы слыхали о юном Александре Пушкине?

— К великому моему стыду — нет, не слыхал. А что, сей юноша прославил свое имя тем, что присваивал чужие вирши?

Княжна рассмеялась, на сей раз совершенно искренне.

— Что вы, сударь, право! Как можно? Неужто и вправду не слыхали? Сам Гаврила Романович Державин назвал сего отрока своим преемником и напророчил ему славу величайшего пиита, коего имя будет греметь в веках.

— Воистину, сударыня, я пристыжен. Нет, я просто уничтожен! Как же так?... Сам Державин... Какой стыд! Позор! Надеюсь, вы простите мне мое невежество, приняв во внимание то, что я уже год как не покидал седла и ежели слышал стихи, так только те, что распевает эскадрон на марше. Быть может, вы сами прочтете мне что-нибудь? Пушкин, вы говорите? Умоляю вас, Мария Андреевна, не отказывайте мне в такой малости!