Проклятые короли: Негоже лилиям прясть. Французская волчица - Морис Дрюон

– Надеюсь, ничего худого не произошло?

– Нет, мессир, нет, ничего, сколько мне известно. Я сразу бы сообщил вам, – ответил Бувилль, чувствуя, что его поджаривают на медленном огне. – А когда ваш племянник возвращается?

– Я жду его через два-три дня.

Бувилль испуганно уставился на банкира.

– Еще раз прошу прощения, я вдруг вспомнил, что королева поручила мне принести ей одну вещь, а я совсем забыл. Я сейчас вернусь, сейчас вернусь.

И он снова скрылся за драпировкой.

«Должно быть, голова у него не в порядке, – подумал Толомеи. – Вот уж удовольствие беседовать с человеком, который каждую минуту куда-то исчезает! Хоть не забыл бы, что я здесь его жду!»

Банкир присел на сундук, пригладил меховую опушку на рукавах и от нечего делать стал высчитывать стоимость находившейся в приемной мебели, что ему и удалось сделать с точностью до десяти ливров, так как времени было больше чем достаточно.

– Вот и я, – вдруг проговорил Бувилль, выныривая из-под драпировок. – Значит, вы говорили мне о своем племяннике? Я ему, знаете ли, многим обязан. В жизни у меня не было такого приятного спутника, как во время поездки в Неаполь! Неаполь… – повторил он растроганно. – Если бы я только мог предвидеть… Несчастная королева, несчастная…

Бувилль бессильно рухнул на сундук рядом с Толомеи и стал утирать толстыми пальцами навернувшиеся на глаза слезы, слезы воспоминаний.

«Ну как вам это понравится! Теперь он начал реветь у меня над ухом!» – подумал банкир. А вслух произнес:

– Я не хотел касаться всех этих трагических происшествий, воображаю, как вы сражены всем случившимся. Я не раз о вас думал…

– Ох, Толомеи, если бы вы только знали!.. Все это настолько страшно, что вы и представить себе не можете; тут не обошлось без вмешательства сатаны…

За драпировкой послышался приглушенный кашель, и Бувилль сразу замолк на самой грани опасных признаний.

«А ведь нас подслушивают», – решил Толомеи и тут же переменил тему разговора:

– Слава богу, что в таком горе у нас есть утешение – хороший король.

– Конечно, конечно, король у нас хороший, – без особого воодушевления подтвердил Бувилль.

– Я, видите ли, опасался, – начал банкир, стараясь отвести своего собеседника подальше от подозрительной драпировки, – опасался, что новый король прижмет нас, я имею в виду нас, ломбардцев. Ничуть не бывало! Говорят, даже в некоторых сенешальствах он поручил сбор налогов людям наших компаний… А что касается моего племянника, который, должен вам сказать, немало потрудился, то я хочу, чтобы за все выпавшие на его долю испытания он по приезде в Париж встретился со своей красавицей и сынком у меня в доме. Я уже велел приготовить покои для этой прелестной четы. О теперешних молодых людях часто злословят. Не верят, что они способны на искреннюю, преданную любовь. А эти двое, позвольте вам заметить, крепко любят друг друга. Вы посмотрели бы их письма! А если свадьба состоялась и не по всем правилам – что ж! – повторим церемонию, и прошу вас быть на их бракосочетании свидетелем, если, конечно, для вас это не зазорно.

– Напротив, для меня это великая честь, мессир, – отозвался Бувилль, поглядывая на драпировку с таким видом, словно по ней ползет паук. – Но ведь есть также семья.

– Какая семья?

– Ну да, семья, семья кормилицы.

– Какой кормилицы? – переспросил окончательно запутавшийся Толомеи.

Снова за драпировкой раздалось приглушенное покашливание. Бувилль даже в лице переменился, залепетал что-то, стал заикаться.

– Видите ли, мессир… Да, да, я хотел сказать… Что же я, бишь, хотел сказать?.. Да, я сразу хотел вам сообщить, что… но из-за разных этих дел запамятовал… Ах да, вот что я хочу вам сказать… Ваша… жена вашего племянника, коль скоро, по вашим словам, они обвенчаны, так вот мы ее попросили… Ну, нам нужна была кормилица. Так вот, по доброй своей воле, заметьте, по доброй воле она уступила просьбам моей жены и кормила маленького короля… увы, недолго, всего неделю.

– Стало быть, она была здесь? Вы брали ее из монастыря?

– И отвезли обратно! Я не мог сообщить вам об этом раньше… времени не было. И к тому же все это продолжалось недолго.

– Но, мессир, чего же вы стыдитесь, вы правильно поступили. Ах, наша красотка Мари! Значит, она кормила короля? Миссия, надо сказать, удивительная и почетная, весьма почетная! Жаль только, что кормить пришлось ей так недолго, – произнес Толомеи, сожалея о всех упущенных в связи с таким чрезвычайным обстоятельством выгодах. – Значит, вам нетрудно снова взять ее из монастыря?

– В том-то и дело, что нет. Для того чтобы она навсегда покинула святую обитель, требуется согласие семьи. Вы виделись с ее родными?

– Нет. Братья, которые поначалу устроили шум, по-моему, были рады спихнуть ее мне на руки и даже глаз теперь не кажут.

– А где они живут?

– У себя в поместье, в Крессе.

– Крессе, Крессе… А где находится это самое Крессе?

– Возле Нофля, где у меня есть отделение.

– Крессе… Нофль… Чудесно, чудесно.

– Разрешите заметить, мессир, но вы все-таки странный человек! – не сдержавшись, воскликнул Толомеи. – Я поручаю вашей заботе девицу, рассказываю вам о ней все, как на духу; вы берете ее в кормилицы к королевскому сыну, она живет здесь при вас восемь-десять дней…

– Пять, – уточнил Бувилль.

– Пусть будет пять, – продолжал Толомеи, – и вы даже представления не имеете ни откуда она родом, ни как ее зовут!

– Да нет, знаю, знал прекрасно, – отозвался Бувилль и даже побагровел. – Но временами, видите ли, все у меня из головы вылетает.

Ему неловко было в третий раз бежать за советом к супруге. И почему она, вместо того чтобы стоять за драпировкой, не придет ему на помощь? А потом еще будет пилить мужа за то, что он наболтал лишнего! Впрочем, если не выходит, значит так и нужно.

– Этот Толомеи – единственный человек, которого я опасаюсь, – внушала жена Бувиллю. – У ломбардца чутье потоньше, чем у целой своры гончих. Если он будет говорить с тобой, дурачком, наедине, он не станет ничего опасаться, да и мне потом легче будет повернуть дело в нашу пользу.

«С дурачком… И верно, я совсем дураком стал, – думал Бувилль. – Вот поди ж ты! А раньше с королями умел говорить, участвовал в обсуждении государственных дел. Меня посылали устраивать брак Людовика с мадам Клеменцией. Я занимался конклавом и удачно хитрил с Дюэзом…» – вот это последнее соображение и спасло Бувилля.

– Вы, кажется, сказали, что у вашего племянника есть письмо от святого папы? –