Дом ста дорог - Диана Джонс

— Так что же ты тут расселась? — всполошилась ведьма. — Немедленно беги в королевский дворец и расскажи всё Софи! Бедная женщина сейчас с ума, наверно, сходит от беспокойства. Спеши скорей, девочка!

«И никакого спасибо, — кисло подумала Чармейн. — Уж лучше каждый день выслушивать мою маму, чем ещё хоть раз в жизни пообщаться с матушкой Питера. И, уж несомненно, куда приятней позавтракать с принцессой Хильдой!»

Девочка поднялась, вежливо попрощалась и вместе с прыгающей у ног Бродяжкой поспешно вышла в гостиную, а затем в сад. «Слава небесам, я не выболтала ей про ход через зал конференций,» — бормотала про себя Чармейн, трясясь от раздражения. — «Тогда бы она заставила меня пойти тем путём, и я бы никогда не смогла поискать Кальцифера.»

Не дойдя до поворота, Чармейн увидела каменный завал, образовавшийся после взрыва яиц лаббока. Неподалёку от дороги лежал огромный кусок скалы, отколовшийся сверху, вокруг которого грудились булыжники. Несколько пастухов забрались на самый верх в поисках погребённых овец; они качали головами и пожимали плечами, как если бы гадали, что стало причиной обвала. Чармейн нерешительно смотрела на груды камней. Если бы Кальцифер находился где-то там, то пастухи бы непременно уже нашли его. Она неспеша миновала ближайшую кучу булыжников, пристально всматриваясь в неё: никаких следов Кальцифера, ни малейшего язычка синего пламени.

Чармейн решила, что осмотрит весь завал на обратном пути, и бросилась бежать. Небо над её головой сияло чистым голубым лоскутом, а вдали, над горными перевалами, оно начинало колыхаться маревом. День обещал выдаться на редкость жарким. Бродяжка очень скоро перегрелась: её заносило то в одну, то в другую сторону, язык вывалился почти до земли, и слышалось частое отрывистое дыхание. Чармейн взяла собачку на руки, приговаривая:

— Обжора! Это всё те блинчики. Не стоило ведьме обзывать тебя раскормленной, — призналась она на бегу, — потому что я начинаю думать, что она была права.

Когда они добрались до города, Чармейн зажарилась так, что всё на свете отдала бы за такой же длинный язык, как у Бродяжки, который можно положить хоть на плечо. Тем не менее, девочка не сбавляла шаг; она решила срезать путь по некоторым улочкам, однако дорога до королевского дворца всё же показалась ей вечностью. Наконец, Чармейн свернула за угол и оказалась на Королевской площади. Она изумлённо замерла на месте: на площади стояли толпы людей. Похоже, сюда стеклась половина Верхней Норландии, люди перешёптывались и указывали руками на новое здание, появившееся рядом с дворцом. На площади возвышался огромный тёмно-угольный замок с четырьмя башнями по углам. Последний раз Чармейн видела его одиноко парящим над горами. Вид замка на площади поразил девочку куда больше, чем любого из присутствующих. Чармейн бросилась пробиваться через толпу.

— Как он тут очутился? — спрашивали друг друга люди. — Как он умудрился влезть сюда?

Девочка бросила взгляд на четыре дороги, ведущие на Королевскую площади, и задалась тем же вопросом. Ни на одной дороге не поместилась бы даже половина тёмно-угольного здания. Тем не менее, вот он, замок, массивный и высокий, стоит, как ни в чём не бывало, словно он построился за ночь. Чармейн пробивалась вперёд со свирепым упорством, с нарастающим любопытством глядя на замок.

Как только девочка добралась до его стен, на одной из башен вспыхнул синий огонёк и ринулся вниз. Чармейн отшатнулась. Бродяжка прижала уши. Кто-то закричал. Толпа, подобно морской волне, мгновенно отпрянула от замка. У стен остались лишь Чармейн, собачка да синяя капля пламени, парившая у лица девочки. Бродяжка приветливо забила хвостиком по рукам Чармейн.

— Если ты идёшь во дворец, — с треском проговорил Кальцифер, — передай им, чтобы они поторапливались. Я не могу удерживать тут замок всё утро.

— Я думала, ты погиб! — произнесла девочка, внутри неё бушевала буря восторга. — Что же произошло?

— Я сглупил и попал под взрыв, — слегка смущённо признался Кальцифер, покачиваясь в воздухе. — Я очутился под завалом и выбирался из него ведь вчерашний день. Потом я кинулся искать замок: его отнесло за несколько миль отсюда, — и лишь совсем недавно пригнал его на площадь. Передай Софи, что я уже здесь. Она собиралась сегодня притвориться, что покидает дворец. И передай, что у меня почти закончились поленья. Это её поторопит.

— Обязательно, — пообещала Чармейн. — Ты всё-таки уверен, что хорошо себя чувствуешь?

— Немного проголодался, — откликнулся Кальцифер. — Поленья. Не забудь.

— Поленья, — повторила девочка и направилась к парадным дверям королевского дворца. Её распирало ощущение счастья: жизнь налаживалась, невзгоды исчезали, хотелось парить от радости.

Сим открыл на удивление быстро. Он вышел за порог, оглядел собравшуюся толпу и покачал головой:

— Ах, мисс Чаровница, какое беспокойное сегодня утро. Не думаю, что король уделит сегодня внимание библиотечной работе. Но вы, конечно же, проходите. Прошу.

— Спасибо, — сказала Чармейн, опуская Бродяжку на пол. — Я тогда подожду, когда король освободится, и пока побеседую с Софи.

— Софи… эм… миссис Пендрагон, — произнёс Сим, закрывая двери, — похоже, ей хватает забот этим утром. Принцесса крайне возмущена… Впрочем, пойдёмте, вы сами всё увидите.

Он развернулся и поковылял по сырому коридору. Они ещё не успели завернуть за угол и пройти в вестибюль с каменной лестницей, как до них донёсся голос Джамала: «И как прикажите готовить и подавать блюда, если гости то уезжают, то остаются, то снова решают уехать?» Ему вторил грозный рык пса. В вестибюле стоял настоящий гомон.

Софи с Морганом на руках стояла внизу лестницы. Встревоженный Блик кротко держался за её юбку. Толстая нянька растерянно топталась подле них, как всегда, не зная, что делать. Принцесса Хильда стояла на лестнице, похожая на натянутую серебряную струну; Чармейн никогда прежде не видела её такой напряжённой и полной собственного достоинства. Король находился тут же, лицо его пылало от праведного гнева. Девочка окинула взглядом всех присутствующих и тут же поняла, что разговоры о поленьях тут не к месту. Принц Людовик важно стоял на самом верху, облокотившись на перила, и наблюдал за сценой. Его дама, разодетая в вульгарное, полу вечернее платье, надменно смотрела на происходящее. Сердце Чармейн похолодело, когда она заметила, наконец, и бесцветного джентльмена, подобострастно склонившегося к принцу.

«Чудовище, — думала про себя девочка, — уверена, что ты не только обкрадывал короля, ведутся за тобой делишки и похуже!»