Не зарекайся.Опасное путешествие в Одессу - Сергей Протасов

— Это точно?

— Это точно. Клянусь! Расскажи лучше, что было с тобой в эти дни?

— Это ужас, я такое пережила, врагу не пожелаешь…

— Извини, завтра нужно будет обзвонить твоих подруг и родственников и сообщить, что ты нашлась. Сейчас уже час ночи. Поздновато звонить.

— А они знают о моем исчезновении?

— Я обзванивал всех, кого мог в субботу. А что мне оставалось делать? Придумай какую-нибудь историю. Список тех кому я дозвонился в блокноте на кухне. Хорошо?

— Позвоню обязательно. Вот только не знаю, какую версию им сообщить.

— Маленькая моя, а куда ты пропала из ресторана в субботу? С этого все и началось.

— Ты пошел в туалет и когда тебя не было я получила от тебя сообщение, типа, выходи на стоянку машин тебя ждет сюрприз, я, мол, в Hummer жду тебя или что-то в этом роде. Как это может быть?

— Это один из тех, кто сидел за соседним столиком, пока ты отвлеклась, взял мой телефон и с него тебе написал. Я нашел потом свой телефон на столе.

— Ничего себе! Ну, я, такая, иду «вся в Дольче-Габбана», улыбаюсь, подхожу к этому Hummer. Разрисованный такой. Тут откуда-то на меня налетают, душат и делают инъекцию, — она показала место укола на руке. — И все. Очнулась я в этом подвале…

Они посидели за вином еще около часа. Елена Викторовна подробно, до мельчайших деталей пересказала, как провела воскресенье, понедельник и вторник вплоть до ее выстрела в гараже. Как она выяснила адрес места, где ее держали и, как придумала зашифровать его. Под конец рассказа Петр Иванович уже еле сидел на стуле и они решили идти спать. Как только его голова коснулась подушки, действительность перестала существовать. Лена еще долго и задумчиво смотрела на спящего мужа, вспоминая все пережитое и передуманное. Вышла на балкон покурить, потом погасила свет и еще около часа лежала в темноте, тихонько вытирая слезы.

Теперь, когда они снова были вместе и, кажется все самое страшное осталось позади, пришло желание как-то собраться с мыслями. Ощущение тревоги и непонимания изменений, произошедших с ними, требовали осмысления. Ей вспомнилось, как пару лет назад они впервые вместе навестили Ивана Ивановича, папу Пети. До того момента сын уже несколько лет не видел отца. Они общались изредка и только по телефону. Елена Викторовна считала своим долгом примирить сына с отцом и они начали встречаться не реже раза в месяц, чему видимо оба были рады. Лена не сразу добилась от мужа причин такого отношения к отцу. И однажды Петр Иванович сообщил Елене Викторовне, что намерен съездить на Николо-Архангельское кладбище навестить маму. В одну из суббот весны прошлого года они поехали туда и в пути он рассказал, как умерла его мать.

Они — мама, папа, Петр Иванович и его брат Илья жили в Ивановском, когда отец объявил, что уходит из семьи к другой женщине. Надо ли говорить, какой шок испытали все, но Иван Иванович был непреклонен. Мать в течение полугода пыталась справиться с навалившимся горем, ждала мужа обратно, ходила в церковь, даже ворожила, но все оказалось напрасным. Иван Иванович за это время развелся с ней через суд и женился на своей избраннице. Когда мать узнала об этом, она наглоталась снотворного и попыталась уйти из жизни. К счастью дети вовремя обнаружили уже невменяемую маму, сидящую перед столом на котором кучей лежали пустые упаковки от лекарства и вызвали скорую помощь. Неотложка увезла маму в институт имени Склифосовского откуда ее направили в психиатрическую лечебницу. В эту больницу, которая находится в Подмосковном селе Авдотьино, на территории Николо-Бирлюковского монастыря, Лена и Петр Иванович однажды съездили прошлым летом. Так вот, там и находилась Петина мама в течение нескольких месяцев. В тот момент, когда врачи готовы были выписать ее из больницы, поскольку опасности рецидива, по их мнению, уже не было. Она вскрыла себе вены и умерла.

С того момента Петр Иванович возненавидел отца и прервал с ним все отношения.

Елена Викторовна неспроста вспомнила эту историю. Она всегда опасалась, не является ли психическое заболевание матери наследственным и не склонен ли Петр Иванович к суициду или другому какому-нибудь отклонению. Другими словами, не сойдет ли он однажды с ума на почве чего-нибудь экстраординарного? Определенно, Петя изменился за прошедшие несколько дней, но безумием это назвать нельзя. Лена всматривалась в свете луны в лицо мужа и мучилась догадками, как может дальше сложиться их жизнь. Женская интуиция подсказывала ей, что дальше может быть будет хуже. Будет плохо.

Она беззвучно плакала от собственного бессилия и обиды на судьбу.

Не успел отзвучать первый гудок вызова, как трубку на другом конце подняли.

— Слушаю, Витя. Что случилось, — доброжелательно ответил генерал.

— Валентин Алексеевич, я еду к вам. У меня есть новости. Буду через двадцать-тридцать минут. Вы дома?

— Дома, приезжай.

Генерал жил в квартире своей второй жены в Первом Коптельском переулке, в доме номер двадцать шесть. Ковтун хорошо знал этот дом, поскольку часто бывал в гостях у Валентина Алексеевича и Марии Иосифовны. Они жили вдвоем в трехкомнатной квартире, окнами выходящей на институт имени Склифосовского, где Мария Иосифовна работала заместителем главного врача. Это была интеллигентная, гостеприимная женщина. Поженились они всего несколько лет назад, после перевода Валентина Алексеевича в Москву. Их дети от предыдущих браков были взрослыми, имели семьи и давно уже существовали самостоятельно.

Те, кто впервые попадал в эту квартиру всегда обращали внимание на более чем скромную меблировку комнат. Общий стиль квартиры напоминал семидесятые годы. Это были полированные поверхности с острыми углами гарнитуров из ДСП светло-коричневого цвета — мечта инженера. Ковры на стенах и хрусталь в сервантах. Торшеры и журнальные столики в стиле «Модерн» шестидесятых и плазменный телевизор Philips с колонками и собвуфером дополняли этот эклектический винегрет. Казалось, что генерал живет скромно, но достойно. Простой российский генерал не афишировал трешку на Патриарших и двушку рядом с Ударником, купленные за годы службы. Ему нравилась репутация непритязательного и безупречного служаки.

Генерал открыл дверь одетый в странные шорты, показавшиеся Ковтуну просто семейными трусами, и обутый в смешные лохматые, голубого цвета, шлепанцы.

— Привет, — прошептал хозяин дома. — Проходи тихо, Маша спит. У нее была сложная операция сегодня.

— Привет, — прошептал в ответ Ковтун. — Я тебя не разбудил?

По сложившейся традиции они всегда были на «вы» на работе и по телефону. Дома же спокойно разговаривали на «ты», не переходя, в прочем границ субординации.

— Нет, нет, давай на кухню. Там поговорим. Разувайся, мой руки, если надо, я пойду, приготовлю дополнительный прибор.

Ковтун скользнул в ванную и вскоре появился на кухне умытый и посвежевший.

— Тут можно говорить громче?

— Да, говори нормально. Будешь?

Валентин Алексеевич кивнул на полупустую бутылку коньяка в своей правой руке. На столе стояли две рюмки, одна полная, другая, возле гостя, пустая, нарезанный лимон, несколько кусков белого хлеба на тарелке, масленка и баночка с красной икрой. Дополнительный прибор похоже состоял из еще одной рюмки.

— Нет, я за рулем.

— Я в курсе. Одну рюмку-то выпей, я же не предлагаю тебе всю бутылку. А если и всю, то можешь заночевать у меня.

— Ты моей жене позвонишь?

— Конечно. Если скажешь — позвоню. У тебя курить есть?

— Естественно, — Ковтун выложил на стол непочатую пачку Парламента.

— Молоток, — генерал с аппетитом посмотрел на сигареты.

Его розовое лицо свидетельствовало о том, что недостающая половина бутылки находится сейчас внутри него. К своему сожалению Виктор стал замечать появившуюся опять тягу друга к спиртному. Похоже, каждый вечер он выпивал, хотя и приезжал на работу всегда безукоризненно трезвый. Мария Иосифовна никогда не говорила об этом, впрочем, она, в принципе, никогда ничего плохого о муже не говорила, как и он о ней. Это была интеллигентная семья, а в таких семьях не принято посвящать кого бы то ни было в интимные дела и, тем более, жаловаться на супруга. Даже ближайшим родственникам и проверенным настоящим друзьям.

Генерал намазывал маслом и икрой бутерброды и выкладывал их цветочком на тарелке.

— Пока хватит, — он поднялся, открыл пошире окно и закурил. — Давай! И потом о деле.

С улицы потянуло ночной прохладой. Шумовой фон от Садового кольца усилился. Они выпили, синхронно положили по дольке лимона в рот, потом впились зубами в бутерброды.

— Хорошо! — сказал генерал и глубоко затянулся сигаретой. — Начинай!

— Чуть больше двух часов назад мне позвонил Игорь, начальник безопасности из «Мопассана»…