Красный тайфун - Владислав Савин

Берия знал, что по приказу Хозяина еще в сорок четвертом, а может даже и раньше, был создан то ли особый отдел, то ли департамент неких гениев, дающих аналитические оценки событий совершенных, и прогнозы на будущее — на основании всей полученной информации, и разведки, и открытых источников, и статистики… и наверное, знаний от потомков? Кто входил в этот «орден посвященных», законспирированный еще лучше, чем «Рассвет», знал только сам Красный Император (Берия ловил себя на том, что прочтя Бушкова, мысленно называет Вождя именно так). Когда‑то, еще в самом начале, госбезопасность попыталась осторожно выяснить личности этих, бесспорно, самых высших секретоносителей СССР, «для отработки лучшего взаимодействия». После чего Лаврентий Палыч был вызван «на ковер» к Сталину — и взгляд Вождя был таким, что описался бы от страха даже уссурийский тигр, доведись зверюшке оказаться тогда в кабинете. А Хозяин лишь сказал — ничего выяснять не надо. И добавил — надеюсь ты понимаешь, если с кем‑то из товарищей случится что‑то плохое, я буду очень огорчен.

Так что сейчас, читая документ с уже знакомой подписью Н. Ш., даже всемогущий контролер всех спецслужб Советского Союза не знал, это «позывной» одного человека, или группы? И ведь вполне возможно, что «в миру» этот Н. Ш. хорошо известен Берии под другим именем, может даже они и лично встречались, например в одном из наркоматов, или в Совете Обороны, или в ЦК. Но ведь не спросишь? Главное — мнение этого человека (или коллектива) для Сталина чрезвычайно авторитетно.

…важнейшим элементом японского нацизма — хотя этот термин, наиболее отражающий суть, исторически неточен, так как описанная ниже картина сложилась намного раньше зарождения германского нацизма — стали «новые дзайбацу», представлявшие не слишком организованные, но весьма жадные военно — административные группы уже напрямую связанные с «военщиной», как явлением, в то время как сама военщина стремилась получить через них необходимый вес в состязании за власть.

В итоге, в японском обществе, ставшем на путь ускоренной модернизации, вместо прежней четкой (пусть и архаичной) системы, основу которой составляли два клана аристократии, чьи кулаки — это армия и флот, сытые пузики — это дзайбацу, поделенные между кланами, а интеллект, общая на всех голова, это Двор Императора — возник клубок неразрешимых противоречий и проблем на экономическом, социальном и политическом уровнях. Систему взорвал (при отсутствии иных социальных лифтов) наплыв в вооруженные силы массовой комплектации огромного числа лиц не самурайского сословия. Существенно что эти военные «среднего и нижнего слоя», объединенные двумя мощными иерархическими системами (армия и флот) в противостоящие группы, чье противостояние само по себе основано только на бедности государственных ресурсов, анахронизмах в фундаменте социального мышления и поведения — очень скоро осознали свою силу и явно не были удовлетворены полученным. Причем связь (и психологическая и экономическая) высших военных (в подавляющем большинстве, представителей древних самурайских родов) и офицерской/унтер — офицерской массы была утрачена. И в Японии не было ресурсов, чтобы эту массу, обученную только войне, ориентированную на спасение и бессмертие через войну, и категорически не желающую возвращаться к мирным занятиям — как‑то «накормить», в широком смысле.

Отсюда противоречие между «старыми» генералами и адмиралами, давно сросшимися со старыми Дзайбацу, с гражданскими элементами Власти с одной стороны — и «молодыми офицерами» (без различия, армейскими или флотскими) с другой. Бесконечные офицерские бунты тридцатых — наглядное выражение этого тезиса. Вот это и есть борьба за власть в тогдашней Японии, в самом первичном смысле.

В итоге военные были многочисленны, сохраняли власть, но существовали буквально в социальном вакууме.

Снизу привычно подчинялись — своеобразные «ментальные крепостные» иногда волей штабов и религиозными установками становящиеся этакими солдатами — рабами — даже вопреки экономическим задачам корпораций. Способными эффективно воевать не в последнюю очередь, оттого, что «счастлив лишь мертвый». Заодно военные таким способом охраняли от корпораций свою власть.

Наверху боялись повторения тридцатых и уступали в течение всех тридцатых, пытаясь как‑то использовать такую активность, но совершенно не хотели идти ко всеобщей катастрофе (в 1944–1945 годах, тенденция уже заметна в высшей степени). Наиболее разумные из высших военных Японии вместе с кругом «высших управляющих» искали выход из тупика — собственно, Коноэ именно для того и создал свое «Общество любителей чайных церемоний».

Но в том‑то и дело, что системный выход им, как и всей Японии, могли предложить лишь США со своим «сетевым» мироустройством! (ага, подумал Берия — писал явно или выходец из 2012 года, или тот, кто хорошо знаком с их идеями и лексиконом). Именно потому за контакты с СССР уже в бессмысленной форме выступили немногочисленные военные, желающие сохранить систему мироустройства, но избежать катастрофы — и как раз они‑то остались в полной политической изоляции. Потому что брать за основу советское общество — наиболее мыслящим группам представлялось принципиально бессмысленным. Зачем надстраивать свою пирамиду еще одной «малоустойчивой вершинкой» создающей только дополнительный гнет?

Именно поэтому американцам, в конечном итоге, подчинились не только интеллектуалы, но и подавляющее большинство населения — которое в целом без эксцессов приняло «демократический» порядок, приспособив его под свою специфику. (ну точно, писал тот, кто знал историю мира «Рассвета»).

Послевоенной Японии невероятно повезло с массовой гибелью офицеров среднего и старшего (но гораздо реже, высшего) звена в самоубийственных атаках. Были в массе выбиты носители национальной шизофрении на почве глубокого социального невроза отраженного в Синтоизме, больные «отключением действительности» и загонявшие нацию в непроходимый цивилизационный тупик, буквально выжженный в социальном интеллекте, «счастлив лишь мертвый» из марша скорби.

— Прочел? — спросил Сталин — и чтоб было ясно: это не личное мнение Н. Ш.! В основе — опрос самих японцев, что они думают — опрашиваемые были как из числа пленных, так и в естественной среде. Так какого …. такой обзор не лежал на столе у меня и прочих ответственных товарищей еще до начала войны? Мы бы все равно свое забрали — но скорректировали бы и политику и пропаганду. А что ты можешь сказать о «русские часто выигрывают войны — но у них куда реже выходит выигрывать мир»?

— У европейцев степень допустимой подлости больше — ответил Берия — как какой‑то француз назвал нас «варварской нацией», потому что мы «соблюдаем международные договоры». В то время как у них «джентльмен всегда хозяин своего слова — когда выгодно, даю, когда надо, беру назад».

— И этот дурак еще отвечает у меня за разведку и контрразведку?! — взорвался Сталин — да кто и когда видел честность, на войне? Да, ты верно сказал — ну не приходилось нашему народу вариться в том змеюшнике, каким была Европа. Потому, у нас в уме лишь два состояния, или вы нам смертельный враг, или «приходите на землю русскую с миром и торгом», как в фильме Александр Невский битым немцам говорит! А у них — не два, а три. Как товарищи из будущего рассказывали — у них для масс было, «мы в осажденной крепости, кругом враги, завтра на нас нападут». А люди видели, что не нападают, а очень даже торгуют, улыбаются, слова о мире — дружбе говорят, всякие там «Союз — Аполлоны» запускают. Но очень немногие, самые умные, замечали, что в основе всего — глубокая позиционная игра, чтобы на будущее, они стали сильнее, богаче, а мы — слабее. Причем заметно это было лишь по большой политике — внизу, простые люди даже ис их стороны могли ничего не замечать! И не надо искать тут всеобщий заговор, некое тайное общество, которое столетиями проводит свой зловещий план по захвату мира. Истина же в том, что такого масонского ордена нет — и в то же время, он есть. Так же как фюрер у японцев — «виртуально», как бы наши потомки сказали. Ну вот так:

Берия прочел еще одну бумажку, из той же папки. Относящейся, казалось, совсем к иному. Из пояснения следовало, что где‑то в Красноярске ломали старый купеческий дом, мешавший постройке заводских корпусов. И нашли замурованную железную коробку, а в ней записку, написанную еще в конце прошлого века. Где купец такой‑то извещает, что «фундамент под строением сделан из расчета на стену в четыре кирпича, а клали в два, так что если когда надумают перекладывать дом, то фундамент переделывать не надо, выдержит». О потомках, выходит думал — да нет, о наследниках своих, считая что тем домом детки его будут владеть вечно! (прим — случай подлинный, описан у Бушкова в одном из выпусков «Сибирской жути» — В. С.)