Сказка о глупом Галилее (сборник) - Владимир Войнович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ха-ха, тю-тю, – сказал штурман, – до ближайшего порта дойдем нескоро.
– А некоторые, – возразил перпом, – никакого порта не дожидаясь, крадут шлюпки или даже кидаются за борт без ничего.
– А ты что скажешь? – спросил капитан и обратил свое внимание на комкорбеза, который сидел и подробно записывал, кто чего говорит и кто чего думает.
– А скажу так, – сообщил помкорбез, – что в целом доклад перпома следует одобрить как откровенный и деловой, но надо заметить также и то, что нездоровые настроения среди членов команды и пассажиров имеют свою положительную сторону, поскольку способствуют эффективной работе корбезопасности.
– А у тебя что? – капитан повернулся к старпому.
– У меня полный порядок.
– А конкретно?
– А конкретно – борта нашего судна проржавели, в определенных местах имеются течи, и вода поступает внутрь корабля.
– Но с этим, – сказал капитан, – я полагаю, ведется борьба и вода откачивается.
– Борьба ведется, – согласился старпом, – но вода не откачивается, поскольку имевшаяся на борту корабельная помпа переделана в аппарат для самогоноварения, а брезентовые шланги порезаны на рукавицы. С течью боремся посредством затыкания.
– Что используете в качестве затыкательного материала?
– В качестве затыкательного материала используем живую силу, то есть нашу прекрасную молодежь.
– Ну, и как?
– В прошлом наша прекрасная молодежь представляла собой прекрасный затыкательный материал и с энтузиазмом затыкала собою все дырки. Теперь же, когда ее посылают затыкать, она ответно посылает…
– Понятно, – прервал капитан, – а что у нас в машинном отделении происходит?
– В машинном отделении все хорошо, – доложил стармех. – Угля нет, котлы топим книжками предыдущего комсостава. Три машины из четырех не работают, зато являются бесценным источником запасных частей для четвертой машины, если их, конечно, по дороге не разворуют.
– Ну, чтоб не разворовали, надо поставить охрану, – заметил перпом.
– Ни в коем случае, – возразил штурман. – Если поставить охрану, то она тоже начнет воровать, потому что и охранникам жить как-то нужно.
– Ну, а по твоей части что у нас? – обратился капитан к штурману.
– По моей части полный порядок, – доложил штурман. – Корабль идет точно выверенным правильным курсом в неправильном направлении.
– А правильным курсом в правильном направлении можно идти?
– Никак нет, поскольку все карты предыдущим руководством были утоплены, компас разбит, секстант продан и пропит.
– Предыдущим руководством? – спросил капитан. Штурман вопроса не расслышал, а помкорбез сделал какую-то пометку в блокноте.
Спросили, как дела у лоцмана, выяснилось, что хорошо.
– Когда начнем тонуть, глубины хватит, – пообещал тот.
У боцмана тоже все шло неплохо: палубы и всякие железки на корабле, ботинки и пуговицы у матросов надраены, люки, наоборот, задраены, но дисциплина хромает, потому что у команды уже нет никакого страха.
По этому поводу был спрошен опять помкорбез, который некоторые упущения по части страха свалил на перпома.
– Сам по себе страх без политико-воспитательной работы нужного эффекта не дает, хотя мы со своей стороны делаем все, что можно. За последний отчетный период нами разоблачены и изолированы в трюме четыре машиниста, один буфетчик, два вахтенных матроса и один пассажир.
– А за что пассажир?
– За то, что пел враждебные песни. Раньше мы какие песни пели? Раньше мы пели песни оптимистические. «Плывем мы правильным путем и нет пути исконнее…» Такие песни мы пели. А тут я иду мимо и слышу, этот поет что-то ужасное. Тут все свои, и я позволю себе исполнить… Он пел:
Здравствуй, Ваня, здравствуй, Маня,Я – казанский сирота.Ни папани, ни маманиНе имею ни черта.
– А ничего! – сказал капитан. – Неплохо.
Лоцман хотел даже списать слова, но помкорбез не посоветовал.
– Это начало еще можно терпеть, – сказал он, – оно просто незрелое и ни к чему не зовет. Но дальше-то совсем плохо.
– А что плохо? – спросил с интересом лоцман, надеясь если не записать, то хотя бы запомнить.
– А вот что плохо, – ответил помкорбез и пропел:
Заблудившись в океане,Ох, до суши не дойдешь.Нет папани, нет мамани,И меня не станет тож.
– Да, – вздохнул перпом, – типичный пример упаднических настроений. С такими настроениями далеко не уплывешь.
– Ну, что ж, товарищи, – вмешался опять капитан. – Дело ясное. Значит, дела у нас обстоят таким образом. С курса мы сбились, и куда идем, неизвестно. Корпус проржавел, дает течи, затыкать их нечем и некем, поскольку народ разуверился и ничего собой затыкать больше не хочет. Три машины из четырех не работают, а четвертую, кроме капитанских книжек, топить нечем. Можно пустить на топку всякие лишние мачты, палубные доски и пароходную мебель, но этого топлива нам хватит только, если мы будем идти исключительно правильным курсом и в правильном направлении, которого мы не знаем. Если мы будем идти неправильным путем и в неправильном направлении, то в конце концов всякое топливо кончится, течи будет все больше и больше и мы непременно потопнем.
– Как пить дать потопнем, – подтвердил лоцман.
– Кстати, насчет питья, – сказал капитан и посмотрел на боцмана.
– Без питья-то жить можно, – заметил боцман. – А вот без питания труднее.
– Кстати, что насчет питания? – капитан повернулся к главкоку.
Главкок поднялся, стянул с головы колпак и доложил, что, хотя перебои с питанием действительно имеют место, для высшего корсостава продуктов на определенный неопределенный период пока хватит.
– Ну, а остальные пусть питаются, как хотят, – беспечно заметил штурман.
– Это будет большая политическая ошибка, – возразил перпом. – Если мы не будем кормить команду, она перемрет, а сами мы корабль до места не доведем и потопнем. Если мы не будем кормить пассажиров, они взбунтуются и выкинут нас за борт акулам.
– Есть, есть идея! – закричал лоцман. Все повернулись к нему.
– Идея такая, – сказал лоцман. – Мы снимаем ночью все шлюпки, грузим на них остатки продовольствия и пресной воды, садимся сами и…
– И-и! – передразнил помкорбез. – Шлюпок-то давно нету. Украдены.
– Как? Все украдены или частично? – спросил капитан.
– Крались частично, а украдены все, – смущенно признал помкорбез.
– Ничего себе! – Капитан даже присвистнул. – А куда же смотрели твои молодцы?
– А мои молодцы как раз первые и смотрели, как бы эти шлюпки украсть и удрать, – пролепетал помкорбез и смутился совсем.
– Ну и хорошо, – сказал капитан. – Так даже лучше. Шлюпок нет, бежать не на чем, значит, будем вести наш пароход дальше. Во избежание усиления недовольства команды и пассажиров часть продуктов из нашего камбуза надо передать им.
– Категорически возражаю! – вскочил замполит.
И, заикаясь от волнения, объяснил, что он лично согласен на любые изменения курса и на любые лишения, но ухудшение питания высшего корсостава будет идеологической, политической, тактической и стратегической ошибкой.
– Мы с вами, – продолжил он, – хорошо знаем, что бытие определяет сознание. Если мы поделимся продуктами с другими и тем самым ухудшим наше бытие, то тогда и наше сознание тоже ухудшится. А с плохим сознанием мы не сможем вести наш корабль правильным курсом и в правильном направлении.
– Это верно, – вздохнул лоцман.
– Но народ-то чем-то кормить все же надо, – возразил боцман.
– А вот раз наш боцман такой сознательный, – сказал помкорбез, – давайте его отстраним от нашего камбуза, а его спецпаек распределим поровну между командой и пассажирами. Таким образом народ успокоим и проведем идеологический эксперимент: посмотрим, как будет ухудшаться сознание боцмана.
Боцман, понятно, пожалел, что оказался таким правдолюбцем, но возражать было уже бесполезно, потому что его из каюты вывели. И стали вырабатывать окончательное решение. Споров было много. Один говорит, надо идти задом наперед, другой предлагает идти передом назад. Приняли компромиссное решение идти левым боком в правую сторону. После чего вышли уже к команде и пассажирам. Собрали всех на верхней палубе, поставили стол президиума. Члены капитанского совета все, кроме боцмана, сели за стол, боцману нашлось место в заднем ряду, а капитан вышел к трибуне и говорит:
– Уважаемые члены команды, пассажиры и пассажирки! Как вам известно, семьдесят лет назад мы вышли из пункта А с целью прибытия в пункт Б, но затем резко изменили курс и направились в страну Лимонию, где растут лимоны и текут молочные реки с кисель-берегами. Мы должны признать, что заветного берега мы еще не достигли. Для этого были объективные причины. У нас были враги, которые постоянно сбивали нас с курса. Мы сбивались потому, что шли неизведанным путем, не имея при себе ни карт, ни лоций и, вообще-то говоря, не имея точного представления, где находится страна Лимония и существует ли она вообще. Возможно, было ошибкой избирать водный путь, проще было бы добираться по суше. В пути нам встретились туманы, бури, штормы, подводные рифы и надводные айсберги. Наши люди героически преодолевали трудности. Мы должны вспомнить подвиги наших матросов, вахтенных, механиков и кочегаров. Они трудились в поте лица, иногда даже сами сгорая в топках, затыкая своими телами пробоины, падая за борт, попадая в пищу акулам. Были определенные ошибки и со стороны прежнего руководства. Оно не прислушивалось к трезвым голосам, указывавшим на неправильность направления. Оторвавшись от основной массы, оно поедало больше продуктов, чем нужно. С этим мы решили покончить, теперь к голосам прислушиваться будем. Кроме того, часть продуктов, предназначенных для питания высшего корсостава, теперь в порядке эксперимента будет распределена между всеми.