История одного преступления. Потомок Остапа - Андрей Акулинин

– Хата? Не стремно?

– Хата будет пустая. Там баба-барыга живет с сыночком великовозрастным. Так я их выведу погулять. Ключи вам дам. Зайдете, обчистите, а потом все поделим. По рукам?

– По рукам, – Бык снова звонко припечатал свою ладонь к ладони Левина.

– Ну ладно, далеко ли здесь кабак? – весело спросил Левин. – Там поедим, выпьем за встречу, а заодно и детали нашего дела обмозгуем.

– И твое звание обмоем. Хе-хе-хе, – азартно кивнул Бык. Он преобразился на глазах – откуда-то появилась уверенность и целеустремленность, даже росту прибавилось. – Здесь неподалеку «прибитая» шашлычная. Там и разомнемся.

В двадцать два часа пошел мелкий колючий снег, который тут же таял. Плотные человеческие потоки тянулись со станции «Выхино» к автобусным остановкам, ярким витринам еще работающих магазинов и окрестным домам. Все было привычно и обыденно. Москва пережила еще один праздничный день…

Глава 7

В нашей системе есть такой анекдот. Даже не анекдот, а поговорка, которая гласит: «не пей с семеркой и не дерись с девяткой». Эту поговорку я знал давно, еще в бытность КГБ, на чьи управления она ссылается,[48] и строго следовал ей. По крайней мере, с сотрудниками Федеральной службы охраны не соревновался в силовых и бойцовских видах спорта, да и старался особо не прикладываться к рюмке в компании разведчиков из наружного наблюдения. Правда, врать не буду, такие факты все же иногда случались. Тот, кто придумал эту заповедь, наверное, жил в закрытом корпоративном мире, состоящем исключительно из чекистов. Сегодня в день двухсотлетия нашей родной милиции (сумели же они обосновать, что именно в этот день их юбилей!), я понял, что эта поговорка требует совершенствования. Наши «семерошники» в этом виде спорта доблестным милиционерам явно не конкуренты.

Ирина, съежившись, лежала в собственной кровати и мелко дрожала. Ее сжигала самая страстная ненависть, какую ей только приходилось испытать за свои тридцать восемь лет. До слез было невыносимо больно. Соленые капли прокладывали дорожки по ее щекам.

Еще в Москве она поняла, что Левин не тот, за кого он себя выдавал. Она это почувствовала в тот момент, когда в больнице передавала ему пакет с деньгами. Он так посмотрел на нее, словно на прокаженную… В это мгновение она наконец-то разглядела его хитроватые маленькие глазки, выдающие умение вести дела исключительно в свою пользу. У Левина было лицо бабника и выпивохи. Это было столь неожиданно, что она невольно выронила из рук деньги, которые якобы предназначались для врача, больше смахивающего на прожженного уголовника. Он быстро наклонился и поднял пакет, потом глупо улыбнулся и, сказав, что скоро вернется, исчез в административном задании больницы. Как оказалось, исчез навсегда.

Несколько часов томительного ожидания ни к чему не привели: ни Левин, ни врач больше не появились. Больше всего раздражали беспрерывные вопросы персонала: «Вы к кому?» Через два часа прозрел и отец. Он обреченно вздохнул, погладил свои колени, словно стряхивая пыль с брюк, и тихо сказал, почти шепотом: «Поедем, дочка. Дорога дальняя».

Никогда еще в своей жизни Ирина не испытывала такого безнадежного отчаяния. Она рыдала и рыдала, пока у нее не кончились слезы. Отец умер на следующий день после приезда домой. Умер по-тихому, на рассвете. В его смерти была и ее вина. В конверте, оставленном ей Левиным, Ирина обнаружила «куклу» – стопку бумаги, нарезанной по форме денег.

В эту ночь Ирина не спала. Сначала ворочалась, всхлипывала и терпеливо дождалась, пока заснет ее дочь. После того как уехал Левин, ее дочка снова перебралась к ней. Та еще ничего не знала, только хлопала ресничками, не понимая, почему плачет мать.

Ирина тихонько оделась в потемках и выскользнула из квартиры. Она хотела побыть одна, чтобы спокойно подумать, а может, и успокоиться, осмыслить то, что произошло с ней.

В два часа ночи она выбралась на темную улицу, никого не потревожив. Свет в квартирах не горел, если не считать одного окна на пятом этаже ее дома. Соседи спали. Тишина была такой, что заложило уши. Ночь была безлунной. Однако небо все было усыпано такими потрясающе красивыми звездами, что Ирина несколько минут просто смотрела, не в силах оторваться. На это время мысли о поруганной чести, поломанной жизни и смерти отца отошли на второй план. Но все сразу же вернулась, как только взгляд опустился к зловеще темной земле.

Под впечатлением увиденного, остро ощущая себя ничтожным комочком плоти в бесконечной вселенной, женщина побрела к реке. Почему именно туда, она не знала, просто шла. Может быть, ее влекло на то место, где много лет назад она испытала огромное женское счастье с Виктором, которого из-за Левина стала забывать.

У реки было значительно прохладней. Воздух пах приближающимся морозом. Вода в темноте тихо плескалась.

Ветер хлопал по увядшим камышам и тонко посвистывал между голыми ветками ивняка. Холод стал запускать свои щупальца под одежду и щекотать открытые участки кожи. Однако Ирина не обращала на него внимания, ибо он был ничто перед противным холодком, распространяющимся в левой стороне груди. Именно в этот момент ее взгляд упал на опору железнодорожного моста, к которому, пыхтя, приближался железнодорожный состав. Прогибаясь, завибрировали рельсы, вызывая тремор земли. Природные звуки затихли. Их поглотил грохот надвигающегося товарняка. Мост, словно магнит, притягивал к себе.

«А что, если?…» – мелькнуло в голове у Ирины, и она красочно глазами машиниста увидела свое распростертое на рельсах тело, к которому, лязгая, гудя и громыхая, приближалась бесконечная вереница цистерн, платформ и вагонов. А в следующую секунду оно исчезло под колесными парами могучего локомотива. Картинка была столь яркая, что ей и впрямь почудилась реальность происходящего, а вслед за этим появился страх. Нет, не за себя, а за дочь, которая в случае ее смерти останется совсем одна. Эта мысль протрезвила ее, заставляя вернуться домой.

У подполковника Калинина выдался очень напряженный день. Медленно, очень медленно, но все же правоохранительный маховик закрутился и постепенно стал набирать обороты. К исходу третьей недели посчитаны трупы погибших на Дубровке, установлены пособники террористов, представлены к государственным наградам отличившиеся. Однако ответить на вопрос «Как это могло произойти?» пока никто не мог, слишком уж много неясностей было. Для ликвидации этих белых пятен территориальные органы безопасности забрасывались шифротелеграммами с пометкой «вне очереди». Руководство страны ждало ответы, а то, что спрос будет суровый, никто не сомневался.

До обеда Калинин принял участие в двух совещаниях, состоявшихся в Н-ске: одно у генерала, а другое – у полковника Махортова. Список разработанных мероприятий, порученных ФСБ провести на местах, был столь внушительным, что при всем желании выполнить его не было никакой возможности, даже если перейти на круглосуточный режим. Глаза боятся, а руки делают. Следуя этой поговорке, Калинин второй час сидел в кабинете за важной беседой с лидером местного чеченского землячества и осыпал его вопросами, от которых тот краснел и бледнел. Он находился в сложном положении. С одной стороны, на карту поставлено отношение местной власти к компактному проживанию его многочисленных сородичей, а с другой – честь несметного тейпа, проживающего в Чечне. В тейпе все держатся друг за друга, попробуй обидеть кого – мигом родственники поднимутся, проклянут и обязательно убьют, благо время сейчас сложное. Хоть и не лежала у него душа к агрессивным действиям земляков, недаром еще в первую войну он уехал с насиженных его предками мест, но знал, что за предательство однотейповцев по головке не погладят. И сам, и весь его древний род пострадает, никого бандиты не пожалеют.

– Магомед, ты вот фотографии посмотри. Никого не узнаешь? – Калинин положил на стол фотографии террористов, захвативших три недели назад заложников в Норд-Осте.

– Нет! – кинув косой взгляд на разложенные фотокарточки, ответил чеченец.

Калинин заметил обратную реакцию собеседника и пошел ва-банк.

– Магомед, как же ты не знаешь своих однотейповцев? Ты что, с исторической родиной связь не поддерживаешь? Или ты денег в Чечню не отправляешь? У меня, Магомед, складывается впечатление, что ты пособник террористов, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В случае если мои подозрения подтвердятся, то я тебе обещаю, что проблем в вашем большом хозяйстве будет немало.

– Подождите, Андрей Юрьевич, дайте я поближе посмотрю, – Магомед протянул руку и взял со стола всю пачку, из которой брал по одной ксерокопии фотографии, внимательно рассматривал и раскладывал на две стопки. Одна получилась большая, а другая – совсем маленькая. – Вот эти люди около месяца назад заезжали к нам в село, – он постучал пальцем по тоненькой стопке.