Женщины его жизни - Ева Модиньяни

Она попала в обстановку строгой элегантности, совсем непохожую на тяжеловесную роскошь, к которой привыкла на Сицилии, и поняла, что на Севере относятся к богатству с известной долей стыдливости, заключая его в подчеркнуто сдержанные формы, не лишенные, однако, изысканности. Проявление чувств тоже отличалось сдержанностью и редко проявлялось открыто. Аннализа немного робела и все же восхищалась такими обычаями.

И вот теперь, шесть лет спустя, вернувшись сюда уже не девочкой, а женщиной, она почувствовала, как ее сердце разрывается при виде горя, причиненного войной. С той же болью взирала она, вернувшись с отцом в Палермо, на руины палаццо на живописной улице Македа. Груда развалин – вот все, что осталось после бомбового удара от одного из прекраснейших дворцов, которым семья барона владела с XVII века.

Милан, казалось, постигла еще более тяжкая участь. Сколько зданий было разрушено! Сколько художественных ценностей безвозвратно утеряно! А главное, скольких людей, из тех, кого она когда-то знала, ей не суждено было больше увидеть!

У Аннализы было с собой письмо отца к его другу Бранкати, успевшему за истекшие годы жениться на Клаудии и обзавестись сыном Паоло. Во время войны Бранкати переехал с семьей в Варезе, но теперь все они вернулись обратно в Милан, и она радовалась возможности вновь повидать их.

Большой «Форд» пересек исторический центр города и въехал на улицу Манзони. Вскоре машина свернула в арку одного из особняков и остановилась во дворе, мощенном речной галькой.

– Почему мы здесь остановились? – спросила Аннализа, оглядываясь вокруг. Мощеный двор был ограничен с четырех сторон арочными портиками.

– Потому что это и есть сюрприз, – Филип вновь обрел доброе расположение духа.

– Двор и дом? В чем же тут сюрприз? – В затененном дворе воздух был не таким душным, как на улице.

– Но это твой дом, – с гордостью объявил Филип. – Это будет наш дом в Милане.

Аннализа не знала, что и сказать, она все никак не могла опомниться.

– Я должна сказать, что это чудо? – пошутила она.

– Скажешь, когда получше осмотришь дом. – Он помог Бруно вылезти из машины, и малыш, нетвердо держась на ножках, но зато твердо зная, куда направляется, качаясь из стороны в сторону, двинулся к каменной лестнице высокого крыльца справа от ворот.

– Бруно, – всполошилась мать, – ты куда?

– Оставь его, не волнуйся, – остановил ее Филип.

Бруно принялся карабкаться по ступеням.

– Бвуно… – пролепетал он, – Бвуно… дёма… – Филип откровенно расхохотался, обнажив великолепные зубы.

– Видишь, Аннализа? – ликовал он. – Малыш сразу понял, что это его дом.

Шофер, Аннина, горничная и сержант, успевшие тем временем подъехать, принялись выгружать багаж.

Филип протянул руку жене, и они вместе пошли следом за Бруно.

– Думаю, я заключил неплохую сделку, купив этот дом, – доверительно сообщил он. – Он принадлежит тебе и Бруно. Это будет ваш миланский дом. Мы проживем в Милане несколько месяцев. Меня назначили на административный пост. Ты довольна?

– Спасибо, Фил, – ответила она, с нежностью целуя его. – Это действительно чудесный сюрприз. – Поднимаясь по лестнице, они словно погружались в золотой полуденный покой прошлого века.

– Тебе и вправду нравится? – он искал подтверждения в ее глазах.

– Да, Фил. Это лучший подарок, какой только можно придумать, – она снова взглянула с восхищением на своего доброго мужа, который дарил ей все, что могло доставить ей радость, с первого дня знакомства. – Я рада быть здесь с тобой.

– А я рад это слышать, – его душа наполнилась детской радостью, сердце билось в груди так сильно, что его стук, казалось, был слышен всем. – Мне так хочется обнять тебя.

Но Аннализа быстро высвободилась из его объятий и кинулась к Бруно, который уже успел достигнуть лестничной площадки, встал на ноги и теперь готов был кубарем отправиться в обратном направлении. Она оглянулась на Филипа, и ее опять охватило чувство вины за неспособность ответить с должной теплотой на проявления его любви.

«Я буду хорошей женой, – поклялась она себе самой. – Я должна быть хорошей женой, ведь он этого заслуживает».

На пороге дома горничная в белом фартучке, по виду опытная и знающая свое дело, с аккуратно собранными на затылке в узел волосами, приветствовала Аннализу сердечно и почтительно. Она была молода, привлекательна и уверена в себе. С легким поклоном она сказала:

– Добро пожаловать, синьора.

Аннализа поздоровалась, присутствие молодой, приятной на вид женщины придало ей уверенности. Она вновь подумала с благодарностью об американском муже, сумевшем за несколько месяцев подготовить для нее удобное жилье, нанять прислугу для ведения хозяйства и обеспечить ее наилучшим образом в столь трудное время.

– Спасибо, дорогой, – сказала она, глядя на него с восхищением.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива. – Он нежно поцеловал ей руку и заглянул в лицо, недоумевая, почему после той, уже далекой, первой ночи ни разу не видел, как загорается в глазах жены огонь страсти. «В чем же я ошибся?» – спрашивал он себя.

АТЕЛЬЕ «ВЕНТУРА»

Синяя «Ланчия» катила по улице Монтенаполеоне, направляясь к проспекту Венеции, где располагалось новое здание ателье «Вентура». Несмотря на жару, неподвижный, как стекло, воздух был прозрачен, солнце золотило городские кварталы. Клаудиа Бранкати и Аннализа были поглощены разговором. Стеклянная перегородка отделяла их от водителя.

– Знаешь, – сказала Клаудиа, – в ателье «Вентура» закрылись отделы белья и шляп. Теперь они шьют только одежду и меха. Подумать только, в мае, всего через год после войны, они уже организовали первый показ.

– Ты его видела? – с завистью спросила Аннализа. Демонстрация мод, несмотря на свое легкомыслие, все-таки была событием, несущим в себе оптимизм и неудержимое желание начать сначала. Вот что висело в воздухе в это жаркое летнее утро: надежда и желание снова начать, несмотря на тысячи жертв и еще не залеченные раны, нанесенные войной. Именно жажда жизни читалась на лицах прохожих.

– Я видела великолепные наряды работы Фата, – с энтузиазмом рассказывала Клаудиа. – На вечер в моде органди, тафта, шифон и газ. А для дневного времени – белый лен, фасон «принцесса». Да, и еще белые полотняные брюки. Они пользовались большим успехом. Просто чудо.

Аннализа вспомнила рассказы принцессы Изгро.

– Моя мама и тетя одевались в Париже. Они покупали дневные костюмы у Коко Шанель, а вечерние – у Фата, – сказала она, как ребенок, играющий в «дочки-матери». – Но как же теперь попасть в Париж?

– Мы скоро туда вернемся, ждать осталось недолго, – уверенно ответила Клаудиа. Люди по улицам ездили на велосипедах, многие шли пешком, некоторые толкали перед собой трехколесные тележки. Все с завистью смотрели на синий лимузин, в котором ехали Аннализа и Клаудиа. – Но прошлого уже не вернуть, – жалобно добавила она, – эта война поставила нас на колени.