История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике - Джордж Фрэнсис Доу

«Пончектой» командовал испанец из Пуэрто-Рико по имени Антонио Мендес, старый моряк, занимавшийся контрабандой рабов. Мы взяли курс на поселение Бадагри в Бенинском заливе, в котором в то время (1828–1829 годы) процветала работорговля. Этот рынок снабжался, как правило, караванами, прибывавшими через территорию Дагомеи. От реки Вольты, на юг к реке Нигер и на север к реке Гамбии страна тогда увязла в войнах за рабов самого свирепого свойства. Дагомейцы, ашанти, фула, мандинго, шерброс, феллата и бамбарра охотились друг на друга, как дикие звери, и постоянно снабжали рынок рабами. Вскоре наше судно водоизмещением восемьдесят тонн имело семьсот рабов. Пока продолжалась загрузка, я посетил один из загонов, где из-за отсутствия покупателей были заключены восемьсот больных или старых рабов. Они считались бесполезными неграми Бадагри, и, прежде чем мы отбыли, их посадили в каноэ, ударили дубинами по голове и выбросили за борт.

Наша шхуна была загружена сверх вместимости. Палубу пришлось оборудовать временными платформами или полками на высоте гакаборта, поверх которого туго натянули сетку, чтобы предотвратить выпрыгивание закованных рабов через борт. Идя по палубе, мы часто наступали на руку или ногу, торчавшие из-под нижнего яруса.

Около недели мы испытывали жестокий шторм, а во вторую ночь после этого я проснулся от грохота, словно обрушивался небесный свод. Спрыгнув с койки близ кормового трапа, я побежал к капитану Мендесу. «Спасайтесь, доктор! – крикнул он. – Бриг тонет. В нас врезались». Негры верещали с обоих бортов, матросы бегали взад-вперед, как полоумные. Не помню, как я влез в кормовую лодку, но оказался в ней вместе с капитаном и почти половиной команды. Шел сильный ливень, и мы гребли до рассвета. Штормовой ветер затих, но дождь лил, как из водосточной трубы. Все это время мы слышали визг рабов.

Когда забрезжил утренний свет, мы увидели с подветренной стороны «Пончекту». Ее палубы были почти вровень с поверхностью моря. Мы задержались рядом, пока через час корабль, полный рабов в наручниках, не скрылся под водой. С ним столкнулся по траверзу «Мерси», военный корабль из Ост-Индии, направлявшийся на Занзибар. После столкновения он задержался рядом, постепенно подобрал нас и высадил в Кахенде на побережье Гвинейского залива.

Гибель «Пончекты» вновь оставила меня без единого пенни, ибо таким я взошел на ее борт. В Кахенде мы застали несколько невольничьих кораблей под бразильским флагом, и капитан Мендес нашел место для себя и меня на борту брига, направлявшегося в Анголу, к португальскому поселению, губернатора которого знал Мендес. Там ему посчастливилось набрать команду на невольничью шхуну, которую губернатор посылал в Бразилию. Я занял на ней свое место врача и совершил рейс туда и обратно без каких-либо инцидентов.

В марте 1830 года мы прибыли на реку Галлинас, расположенную неподалеку от моей бывшей фактории в Рио-Бассо, и по высадке обнаружил, что местные процветающие фактории контролирует мой старый знакомый дон Педро Бланко. Он очень сожалел о смерти моего дяди. Педро ничего не знал ни о Диего Рамосе, ни о моем побеге с донной Амелией. Изменение моего имени скрыло все наши следы. Я был рад принять его предложение поселиться на берегу Галлинаса и занял должность полуклерка-полудоктора при доне Педро Бланко. Во время своего прежнего знакомства с ним на Гамбии я был влиятелен и богат, а он – искатель приключений и пристанища. С тех пор я промотал состояние, а он накопил его.

Галлинас являлся местом содержания и рынком для торговли рабами, собранными со всех пунктов, которые распространились по гвинейскому побережью, а также на территории далеко на юг. Мое знание туземных диалектов представляло большую ценность для моего работодателя. Реку, по названию которой получило имя поселение, усеивало множество мелких островов. На некоторых из них возле моря, а также на берегах реки располагались фактории, загоны, жилые дома и склады. Успехи Бланко привлекли десяток других работорговцев и агентов, поселившихся здесь. Дон был для них чем-то вроде князя. В африканской манере он содержал гарем и свиту из домашних слуг, охранников и т. д., помимо клерков и надсмотрщиков при загонах для рабов. Я служил при нем шесть лет и за все это время совершил один рейс клерком, а другой – капитаном невольничьего судна.

Шхуна «Наполеон» была клипером, приписанным к Балтимору, водоизмещением девяносто тонн, стройным и скоростным. Она прибыла с Кубы без полезного груза, как новое судно. Шхуна совершила два успешных рейса, прежде чем я, по указанию дона Педро, занял на ее борту место помощника капитана и врача. Это случилось во время ее рейса на Кубу с двумястами пятьюдесятью рабами – взрослыми мужчинами, сотней подростков и женщин – для продажи на островном рынке. Груз подлежал передаче на консигнацию моему старому другу Гомесу и оценивался по номиналу. По расчетной средней цене стоимость каждого из трехсот пятидесяти рабов составляла 16 долларов, но в Гаване средняя рыночная стоимость составляла 360 долларов, что при условии благополучной доставки рабов давало чистую прибыль 120 400 долларов за весь груз. Из этой суммы следовало вычесть около 20 тысяч долларов, среднюю стоимость ходки клипера туда и обратно, включая комиссионные. Следовательно, рейс приносил сумму прибыли около 100 тысяч долларов. Таковы были огромные выгоды работорговли в 1835 году. Позднее, с учетом большего риска, средняя прибыль от успешного рейса еще более повысилась.

Перед отбытием у «Наполеона» появились некоторые проблемы. Рабы-мужчины, составлявшие груз шхуны, представляли собой свирепых воинов племени кассао народности фи, и торговцы спровоцировали жестокую войну с ними туземцев шербро-баттом. Мы доставили этих рабов на борт клипера с большим трудом, хотя цепь сковывала каждого из них от лодыжки до шеи. При посадке в лодки некоторые из них попытались прыгнуть в море, и, чтобы они утихомирились, их пальцы зажали тисками. Эти воины были прекрасно сложены, а подростки и женщины – красивы и оживленны.

Мы развили отличный ход и собирались зайти на следующий день в Моро, когда на горизонте появился наш смертельный враг – британский крейсер, на всех парусах помчавшийся к клиперу. Время приближалось к закату, и мы были уверены, что сможем легко уйти от преследования. Однако крейсер оказался великолепным парусником и стал быстро нас нагонять. Капитана Мину охватило отчаяние, поскольку нам в паруса дул сильный бриз, и через несколько часов мы достигли бы пункта на острове, где благополучно бы выгрузили живой товар. Однако как раз в это время ветер резко ослаб, и утреннее море предупредило нас о приближении тропического урагана. Взяли паруса на гитовы, чтобы встретить ожидаемый торнадо, и очень скоро нас настиг душный шквалистый ливень. Небо и море окрасились в чернильный цвет. Дождевой фронт остановился примерно через час, но темнота сохранялась. Едва мы увидели огни бухты Матансаса, свет которых пробивался сквозь дымку, как внезапно меня осенила идея. Через десять минут наша команда уже села в лодки, тянувшие на буксире клипер рывками гребцов. Я занял место в ведущей лодке, правя к рифам и участку земли, который, как мне помнилось, окружал мою бывшую плантацию. Прежде чем вышла луна, наш клипер, поставив стеньги, благополучно стал на якорь позади деревьев.

То ли офицеры британского крейсера решили, что шхуна пошла ко дну, то ли приняли ее за «Летучего голландца», мы так и не поняли, но через несколько дней вошли в бухту с документами Пуэрто-Рико, и Гомес, наш грузополучатель, положил стотысячедолларовый кредит на счет Бланко. Пять тысяч долларов из этой суммы я получил в качестве чаевых, когда мы вернулись в Галлинас рассказать всю историю. Дон обещал сделать меня капитаном одного из кораблей.

Тогда полдесятка судов стояли на якоре в Галлинасе, среди них – два прекрасных американских корабля «Фанни Батлер» и «Венера» из Филадельфии, а также бразильский барк, которым я любовался с точки зрения его вместимости и мореходных качеств. Я предложил дону пойти на риск выгрузки живого товара в местечке Понта-Негра, между Байей и мысом Фрио, и он одобрил проект, суливший большую выгоду. Мы загрузили бразильский барк «Агила» пятьюстами двадцатью отборными рабами, и 6 сентября 1836 года я вышел из Галлинаса и направился в Бразилию. Это был мой первый рейс в качестве капитана, и я возлагал большую надежду на удачу.

«Агила» имела двести тонн водоизмещения, и я особо позаботился, чтобы ее хорошо дезинфицировали и снабдили достаточным количеством провизии и воды. Ничто не предвещало беды. Каждый день я поднимал наверх по очереди группы рабов, чтобы они под присмотром надзирателей пели и плясали. Я постоянно заставлял их обливать друг друга холодной водой из ведер, хорошо кормил рисом и ямсом. Промежуточный переход был благополучно завершен, и, увидев бразильское побережье, я взял курс на Понта-Негра для выгрузки товара. Зная это место по посещениям его с капитаном Мендесом, я выбрал хорошую якорную стоянку у рифов. Мы с помощником подошли к берегу, оставив лодку в защищенной протоке. Прошли пол-лиги к красивому коттеджу повидать дона Феликса, известного контрабандиста, с которым в прошлом я познакомился. Он принял нас с бразильским гостеприимством, устроил роскошный ужин, после которого мы пошли в его обсерваторию выкурить сигары. С высоты открывался чудный вид на залитый лунным светом океан и побережье, но самым интересным для меня объектом была «Агила», стоявшая на якоре с грузом, который обещал снова сделать меня богачом.