La Storia. История. Скандал, который длится уже десять тысяч лет - Эльза Моранте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кто ты?» — повторил Квадрат, проворно возникший рядом со своим командиром.
«Я человек».
«Какой человек?»
Карло поморщился.
«Говори», — приказал ему Нино, радуясь, что может принять вид настоящего воина, ведущего допрос. И Квадрат тоже поторопил Карло:
«Почему не отвечаешь?» — спросил он, вонзая ему в лицо свои маленькие глазки, словно пару гвоздей.
«А чего вы, собственно, испугались? Не доверяете что ли?»
«Мы даже Отца предвечного не пугаемся. А если хочешь, чтобы мы тебе доверяли, тогда раскалывайся».
«Но какого хрена вы хотите знать?!»
«Как тебя зовут?»
«Его Карло зовут! Карло!» — торопливо и хором подсказали мальчуганы, подоспевшие на место происшествия. «Карло… А дальше?»
«Вивальди! Вивальди! Вивальди!» — закричали женщины из противоположного угла.
«Ты из наших?» — спросил Нино, сохраняя суровый и угрожающий вид.
«Ты из наших?» — повторил Квадрат, попав почти в унисон с Нино.
Карло поглядел на них таким открытым и прозрачным взглядом, что казалось — он развлекается.
«Да», — сказал он, покрываясь детским румянцем.
«Ты коммунист?»
«Я анархист».
«Вообще-то говоря, если быть повъедливее, — примирительным тоном заговорил Джузеппе Второй, который успел присоединиться к этой беседе, — наш великий учитель Карл Маркс насчет анархистов был скорее против, чем за. Красное знамя — это красное знамя, а черное знамя есть черное. Это если в мирное время. Но бывают исторические часы, когда все левые силы должны сплотиться в борьбе против общего врага».
Нино некоторое время хранил молчание, нахмурив брови и размышляя над собственными философскими сомнениями. После чего он удовлетворенно улыбнулся.
«Что до меня, — решил он, — анархия мне нравится».
Карло, почти удовлетворенный, слегка улыбнулся — во второй раз с тех пор, как появился здесь.
«Так что же ты делаешь тут в одиночку? — подступал к нему Нино. — Ты что, людей не любишь?»
Карло повел плечом.
«Пойдем, товарищ анархист, — пригласил его Джузеппе Второй, — садись с нами за стол. Сегодня приглашаю я!» — объяснил он тоном миллиардера и двинулся к центру комнаты.
Карло тоже двинулся, нерешительно и с ленцой, не глядя ни на кого. Росселла тут же соскочила с тюфячка и последовала за ним. Поскольку вечер получался исключительный, ужин соорудили на паях в центре помещения, на единственном столе, составленном из упаковочных ящиков. Вокруг, вместо стульев, поместили прямо на пол матрацы, подушки и мешочки с песком. Джузеппе Второй поставил на стол несколько бутылок особого вина, которое он с давних времен хранил отдельно, чтобы отпраздновать победу, то есть разгром «Оси».
«Вот с сегодняшнего дня мы и начнем отмечать победу», — сказал он.
Карло и Нино устроились на двух матрацах, почти напротив друг друга, усевшись в позах буддийских монахов. Сбоку от Нино поместился Квадрат, а за их спинами мельтешили мальчишки, которым хотелось оказаться к ним поближе. Узеппе прижался к брату, глаза его, устремленные на лицо Нино, казались двумя маленькими фонариками. И только время от времени он отвлекался, чтобы передразнить кошку и кинуть ей вкусненький кусочек.
Меню ужина было роскошным: спагетти по-деревенски с консервированными помидорами и настоящим овечьим сыром, бифштексы по-уличному, хлеб из настоящей муки, купленный на черном рынке в Валлетри, и джем из фруктов ассорти. Дождь, который продолжал шелестеть по крыше, создавал впечатление изолированности и безопасности, все чувствовали себя, словно в Ноевом ковчеге во время потопа.
Нино все больше помалкивал, он был поглощен созерцанием Карло Вивальди; он изучал его уже без подозрений, но очень внимательно, как делают мальчики-подростки, если в их ватагу затешется какой-нибудь экзотический или просто непонятный экземпляр. Периодически его глаза снова и снова ощупывали лицо Карло, а тот не смотрел вообще ни на кого.
«Ты миланец?» — спросил Нино.
«Нет… Я из Болоньи…»
«А чего ради ты здесь торчишь?»
«Торчу!.. Торчу, потому что вонючие фашисты меня достали, вот почему! От черных рубашек деваться некуда стало».
«И мне тоже. Ты что, тоже фашистом был?»
«Нет».
«Значит, был антифашистом?»
«Я всегда был анархистом».
«Всегда… Даже когда в штанишки писал?»
«Даже тогда».
«Послушай, Червонный Туз, дай пистолет посмотреть, а?» — попросил в эту секунду на ушко Пеппе Третий, римский племянник Карулины — он изнывал за спиной Нино вместе со своим младшим братишкой и с Коррадо, своим кузеном. Но Нино одним движением локтя перекувырнул всех трех мальчишек на матрац и свирепо цыкнул на них:
«Увянь, мелюзга! Кыш отсюда!»
«Да что же это делается? Не трогайте синьора, он знатный господин! А повежливее, что, никак не можете, да?» — в свою очередь пеняла мальчишкам со своего места мамаша Пеппе Третьего с интонациями заботливой курицы. Тем временем Росселла, курсируя между ступнями сидящих, стала ластиться к Узеппе, выпрашивая у него очередной кусочек. Но как только Нино, завидев ее, вытянул руку, желая почесать у нее за ухом, она, как обычно, порскнула прочь. Тут трое племянников Карулины, очнувшись от кувырка, бросились за кошкой вдогонку — им нужно было отвести душу. Кошка, однако, моментально укрылась у ноги Карло и оттуда стала шипеть на всех без разбора.
Джузеппе Второй, который сидел возле Карло, вдруг адресовал ему удовлетворенный и плутоватый взгляд.
«Товарищи, — сказал он, повернувшись к Нино и к Квадрату, — эта кошка принадлежит мне. А хотите, я вам по секрету скажу, как ее зовут?»
«Росселла!» — торжествующе воскликнула Карулина.
«Ну вот, наше вам с кисточкой! — сказал Джузеппе Второй, загадочно дернув плечом. — Росселла! Это имя у нее, так сказать, для правительства, чтобы не компрометировать животное. А настоящее имя я придумал, когда подобрал, совсем другое, и его знаю только я!»
«И даже она не знает?» — с интересом спросила Карулина.
«Нет. Она его тоже не знает!»
«Так что же это за имя такое?» — осведомились хором две золовки.
«Ну скажите же, скажите», — торопила Карулина.
«Ладно, только в нашем тесном кругу, и вполголоса. Так уж и быть, я скажу, — решился Джузеппе Второй. И с важным видом заговорщика он проговорил: — Ее зовут Россия».
«Россия! Вы хотите сказать, что нашу Росселлу на самом деле зовут Россия?» — с сомнением проговорила одна из золовок.
«Совершенно верно, синьора. Ее зовут Россия. Именно так».
«Вы не думайте ничего такого, может, Россия и красивое имя, разве я что говорю? — заметила сестра Мерчедес. — Только при чем тут кошка? Россия — ведь это такое место… Как это говорят? Это такой населенный пункт — Россия».
«Ну, знаете, у каждого свой вкус», — ответил Джузеппе Второй.
«Россия — так Россия, тут все в порядке! — авторитетно сказала бабушка Динда. — Но если искать имя для кошечки, то по мне Росселла как-то уютнее».
Джузеппе Второй передернул плечами — он был слегка уязвлен, но кроме этого он испытывал еще и чувство решительного превосходства — и увы, непонятости.
«Росселла… — припоминала одна из золовок, а это, случайно, не имя той актрисы, в этом фильме, ну как его?»
«„Унесенные ветром!“ — воскликнула Карулина. — В „Унесенных ветром“ играет Вивьен Ли!»
«Это та самая, что вышла за него замуж и потом умерла?»
«Да нет же, это их дочь умерла, — уточнила неаполитанская золовка, — а он потом женился на другой, на той, которая…»
Маленькая эта группа принялась спорить о фильме, но такая тема Джузеппе Второго не интересовала. Он бросил взгляд в сторону двух товарищей по борьбе, чтобы сказать им без слов:
«Женщины, они женщины и есть».
Потом он поднялся со своего места и поместился между Нино и Квадратом. Он был готов подвергнуться любому риску, лишь бы продемонстрировать им обоим свою приверженность идее. Его лицо, до смешного детское, сияло непринужденным удовольствием.
«А хотите знать, — объявил он воркующим голосом, — почему вот эту парочку (и он указал на канареек) я назвал Пеппиньелло и Пеппиньелла?»
«Почему?»
«Чтобы воздать почести товарищу Иосифу Сталину! Весь Иосиф-то по-итальянски как раз и есть Джузеппе, Пеппе!»
Квадрат ему ответил движениями головы, которые должны были выразить одобрение и торжественность, но Нино остался совершенно бесстрастен. По правде говоря, хотя Ниннарьедду ел и пил за двоих, вид он напустил на себя совсем расслабленный и за застольной болтовнею нимало не следил. Джузеппе Второй вернулся на свое место. Между тем сестра Мерчедес, со своей стороны, желая развеселить его, и совершенно забыв про всех других Джузеппе, имеющихся в комнате, говорила ему:
«А ведь и у вас то же самое имя, сор Джузеппе…»
Но он, почти в ужасе, широко развел руками, словно желая сказать:
