Вождь и призрак - Колин Форбс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Линдсей внимательно оценил расстановку сил в долине. Вокруг по-прежнему царила суматоха. Вдалеке слышались крики офицеров, отдававших приказы. Когда взорвался вагон с боеприпасами, пограничная будка тоже разлетелась в щепки.
— Пора! — сказал Линдсей Пако. — Сейчас дорогу в Югославию никто не охраняет. Вот только как нам быть с Миличем и Борой?..
— Они сами о себе позаботятся. Такой был у нас уговор. А потом, попозже, они к нам присоединятся…
— Ты иди за мной. Я побегу зигзагом — так в человека трудно попасть… Но только держись от меня поодаль…
Линдсей бросил прощальный взгляд на заставу и побежал. Пако — за ним, она старалась прижиматься к обочине дороги. Линдсей же, петляя, мчался посередине. И тут их заметил еще один солдат, поднимавшийся по холму. Он был правофланговым.
Солдат остановился, повернулся к ним лицом и вскинул винтовку. Он тщательно целился в англичанина, стараясь угадать, куда тот метнется через секунду. Поэтому правильнее будет сказать, что он целился не в Линдсея, а в дорогу перед ним. Солдат слегка нажал на спусковой крючок. Он был настоящим снайпером, благодаря чему его и поставили фланкером.
Бора повернул дуло пулемета в сторону солдата, собиравшегося выстрелить в Линдсея, прицелился и нажал на гашетку. Он долго не отпускал палец, буквально поливая очередями немцев, карабкавшихся вверх по холму. Правофланговый погиб. Пулемет еще какое-то время тарахтел, потом умолк.
Немцы валялись на склоне холма — все, кто лишь секунду назад взбирались к его вершине. В долине произошла настоящая бойня, никто не подавал признаков жизни. Черный дым медленно рассеивался, и постепенно обнажалась большая воронка, на месте которой когда-то стоял вагон с боеприпасами. Грузовик, доставивший боеприпасы на границу, тоже исчез. Покой — кошмарный покой — воцарился над Шпилфелд-Штрассе.
— В этой истории явственно чувствуется почерк преступной группы, которую мы выслеживаем, — заметил Гартман, докуривая свою трубку.
«Юнкерс-52», перевозивший двоих мужчин из Вены в Грац, пошел на посадку. С абверовцем летел Вилли Майзель. Гартман в течение нескольких недель безуспешно прочесывал Грац, а затем возвратился в столицу Австрии. Теперь его предположения подтверждались. Перед посадкой в «Юнкерс» он позвонил Борману. Рейхслейтер повторял вслух все, что ему говорил Гартман, и абверовцу были слышны в трубку голоса Кейтеля и Йодля. Меры безопасности, которые принимал рейхслейтер, на поверку оказывались сущим фарсом.
— Почерк преступной группы? — переспросил заинтригованный Майзель.
— Да, они действовали точь-в-точь как возле мюнхенского собора Божьей Матери. В поступившем из Граца донесении о нападении на Шпилдфелд-Штрассе говорится о гранатах и дымовых шашках. Это та же техника, что и в Мюнхене.
— Понятно, — кивнул Майзель. — Значит, вы полагаете…
— Я не полагаю, мой дорогой Майзель. Я знаю! Линдсей и его провожатые сегодня утром перебрались из Шпилфелд-Штрассе в Югославию. Я пытался предупредить Бормана, что они не поедут в Швейцарию…
— Выходит, нам тоже надо в Югославию?.. В этот бурлящий котел, как говорят в вермахте, — без особого энтузиазма проговорил Майзель.
— Да, это очень точное определение: там можно свариться, не успев даже глазом моргнуть, — жизнерадостно откликнулся Гартман. — Но мне волей-неволей придется туда отправиться. А вы — свободный человек, Майзель…
— Я тоже должен выполнить свой долг, — бесстрастно ответил офицер гестапо.
Шасси самолета с глухим стуком ударилось о посадочную полосу, и самолет помчался по земле. На здании аэропорта красовалась надпись «Грац». Тревога Майзеля втайне забавляла Гартмана. В Вене гестаповец сел в самолет в самый последний момент. Гартман прекрасно понимал, что Грубер послал Майзеля в Грац, приказав ему следить за ходом расследования, которое будет вести абверовец.
Но Гартман любил действовать в одиночку. Поэтому он решил при первой же возможности отделаться от Майзеля. Когда они вышли из самолета и Майзель двинулся было к зданию аэропорта, Гартман бросил саквояж на землю и потянулся.
— Я, пожалуй, немного прогуляюсь, разомну ноги…
— А я выпью кофе, а то в горле пересохло, — ответил Майзель и пошел дальше.
Гартман подождал, пока он скроется из виду, поднял чемоданчик и поспешно направился к маленькому самолетику «Физелер-Шторх», возле которого стоял и курил пилот. Завидев приближение Гартмана, он торопливо потушил сигарету.
— Я — Густав Гартман, — с веселой улыбкой сообщил немец. — Я звонил из Вены и договорился, что меня доставят самолетом в Шпилфелд-Штрассе…
— К вашим услугам, майор. Я — Эрхард Носке. Позвольте взять у вас багаж?
— Вы заправились? Можно лететь?
— Конечно, можно! Вы же четко приказали…
Через пять минут Вилли Майзель, держа в руке кофейную чашку, выглянул в окно и заметил маленький аэроплан, который уже набрал высоту и взял курс на юго-восток. Проглотив остатки кофе — настоящего, а не какой-то бурды: провинциалы, живущие в глуши, умеют позаботиться о себе! — Майзель побежал к башне диспетчера.
— Этот самолет, который только улетел… кто там на борту? Куда он направляется?
— Все полеты строго засекречены. Кто вы такой, чтобы требовать ответа? — поинтересовался пожилой австриец.
— Как кто такой?! — Майзель достал свое удостоверение. — Я из гестапо! Ну что, добром скажете или как?
— Пассажир — майор Густав Гартман, из абвера. Он летит на ближайший аэродром к Шпилфелд-Штрассе.
— Подонок!
— Прошу прощения, но я лишь ответил на ваш вопрос.
— Да не вы. По крайней мере, я вас таковым не считаю, — сухо проронил Майзель.
Аэродром показался совершенно неожиданно, словно материализовавшись по воле чародея. Всю дорогу от Граца они летели в густом тумане; серые, набрякшие от влаги облака плотно затягивали небо. Гартман — он вообще-то не любил летать на самолете — почти всю дорогу пытался припомнить, действительно ли по пути из Граца к югославской границе нет высоких гор. Потом самолет камнем полетел вниз.
Аэродром — всего лишь поросшая травой дорожка — оказался вдруг прямо под шасси. Они приземлились так скоропалительно, что Гартман даже не успел этого прочувствовать. На аэродроме их ждал «мерседес», спереди сидели двое мужчин.
— Вы — молодец, Носке! — одобрительно сказал Гартман, вылезая из самолета и беря саквояж, который протягивал ему пилот. — Я действительно велел, чтобы меня ждала машина. И шофер, я вижу, на месте. А второй человек — это охранник, да?
— Я понятия не имею, кто эти люди, — ответил Носке.
— Вот как? Ясно… — мрачно откликнулся Гартман и не спеша закурил.
Он медленно подошел к «мерседесу», по дороге абверовец несколько раз останавливался, раскуривая свою трубку. По обледенелому, в рытвинах полю змеилась поземка. Ничего, пусть подождут, черти! Гартман уже понял, что в машине его ждет полковник Ягер, а рядом с ним восседает Шмидт… Ягер любезно приветствовал абверовца:
— Полезайте на заднее сиденье! Я отвезу вас в Шпилфелд-Штрассе. Вы ведь туда направляетесь, правда?
— Разумеется. — Гартман устроился поудобнее, словно не сомневался, что эсэсовцы подождут. Ягер повел машину по ухабам и рытвинам к ближайшему шоссе. Гартман продолжал:
— С каких это пор СС прослушивает мои телефонные разговоры? Я звонил из вашего штаба, чтобы избежать вмешательства Грубера…
— Между прочим, столь повышенное внимание к вашей особе делает вам честь, — сказал Ягер. — Вся страна знает, что вы умеете решать даже неразрешимые задачи.
— Сказать вам одну вещь? — откликнулся абверовец. — Если мы будем тратить так много энергии на то, чтобы шпионить друг за другом, союзники и Россия выиграют войну, а мы и опомниться не успеем.
— Вы думаете, Линдсей перешел границу в Шпилфелд-Штрассе?
— Ну, кто-то, во всяком случае, ее перешел, — уклончиво ответил Гартман.
— Мы только что оттуда. — Тон Ягера вдруг переменился, в нем появилось уныние. — Жуткая там разыгралась сцена…
— А что вы ожидали? Кто-то обронил спичку в вагоне с боеприпасами?
— Не спичку, а гранату, — ворчливо поправил Ягер и встретился с Гартманом глазами, посмотрев в зеркало заднего вида. — В этой кошмарной бойне погибли солдаты СС…
— Когда Геринг устроил ковровую бомбардировку Белграда, погибло вообще Бог знает сколько людей…
Ягер так рассвирепел, что с размаху дал по тормозам и повернулся к Гартману.
— Послушайте, на чьей вы стороне? Вы сочувствуете Тито?
— Перед тем, как началась эта кровавая баня, которая зовется войной, я был юристом, — кротко сказал Гартман. — Мне приходилось выступать и в роли обвинителя, и в роли защитника. Это очень помогает взглянуть на мир глазами других. Я надеюсь, мы сегодня доберемся до Шпилфелд-Штрассе?