Неизвестный фронт Гражданской войны: конфликт между властью большевиков и крестьянской массой в Пермской губернии - Анжела Валерьевна Долгова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответ: Вторая неделя от 7 сентября.
Вопрос: Признаете себя виновными?
Ответ: Ясно, признаю. Больше показать ничего не могу»47.
Из заключения протокола дознания от 7 сентября 1920 г.: «Красноармейцы 6-й батареи – Ф.А. Гуськов, П.Д. Подкин, С.Н. Юрьев – сообща из своей части убежали… Гуськов служил председателем сельского совета Раскатихинского общества, где заготовил бумаги со штампом и печатью, имелась у Гуськова переводная бумага, при помощи которой подделал штампы командира 6-й батареи. Писал удостоверение и давал подписывать товарищу Подкину, который по соглашению в едином смысле, подписал на удостоверении № 547 под фамилией председателя А. Упорова. Юрьев Степан сообща подписал на удостоверении под фамилией председателя Аромашевской волости Ф. Баянкина, а остальные подписи за секретарем подписал Гуськов. Все вышеуказанные сознались в своем показании и признали себя виновным в дезертирстве и в подделке документов»48.
В 1920 г. возникла и далее прослеживается практика допроса дезертиров милицией уголовного розыска. Так, 7 ноября в милицию Алапаевского уезда Екатеринбургской губернии поступило заявление того же Ф.А. Гуськова: «Я, нижеподписавшийся красноармеец (Феодосий Гуськов), в отделе легкой запасной батарее, сделал великую ошибку и преступления, я бессмысленно глубоко ошибся, ходатайствую о помиловании и желаю честно добровольно идти в ряды Красной армии, сделанные преступления не по сознательности с целью удовлетворить себя пищей и опять вернуться в свою часть. Настоящим даю обещание честно добросовестно служить Рабоче-крестьянской советской власти. Я – крестьянин бедного происхождения»49.
Росту дезертирства способствовала и задержка с выплатой полагающегося денежного пособия семьям красноармейцев50. Так, 12 декабря 1919 г. военный комиссар Савинской волости сообщал военному комиссару Осинского уезда, что недовольство семей красноармейцев вызвала несправедливая выдача пособий тем семьям, члены которых под видом ухода в военкомат тайно возвращались обратно51.
6 мая 1920 г. на экстренном совещании Пермской губкомдезертир рассматривались причины распространения дезертирства и изыскание мер борьбы с ним. Докладчик Соловьев отметил, что советскими учреждениями принималось на службу большое количество дезертиров-красноармейцев, приехавших в кратковременный отпуск, это и стало причиной усиления дезертирства. Соловьев рассказывал: «Приехавший какой-либо красноармеец в отпуск, поступает на службу при волостных организациях, затем письменно сообщает об этом товарищам, находящихся в рядах армии, и тем самым заражает массу, которая стремится тем же путем [подделкой документов. —А.Д.] приехать к месту своего жительства и тем же путем устроиться»52.
Рассматривались и другие причины роста дезертирства. Среди них небольшая численность отрядов по борьбе с дезертирством —10, 15, 20 и 30 человек. Существенно повлиять на искоренение дезертирства они не могли. Отмечалось, что, получая жалованье 600 руб. в месяц, красноармейцы «не в состоянии были покупать себе продовольствие по вольным ценам, и принуждены добывать его нечестно». «Дезертиры, направляемые в штрафные роты для отбытия наказания и производства различных тяжелых работ, совершенно не обмундированы. Гарнизонная гауптвахта слишком мала, и в ряде случаев дезертиров, прибывающих из уездов, комендант отказывается принимать ввиду переполненности помещения»53, «комдезертиры не имеют никакой технической возможности организовать секретную контрразведку, красноармейцы, посылаемые в уезды для секретной агентуры, никаких реальных результатов почти не дают»54.
За октябрь 1920 г., по обобщенным данным, дезертировали: в Пермском уезде – 108 человек, Кунгурском – 90, Осинском – 87, Усольском – 38, Чердынском – 1, всего – 324 человек55. Задержано с помощью облав: по Пермскому уезду – 3 человека, Кунгурскому – 64, Оханскому – 5, Осинскому —185, Усольскому – 70, всего 327 человек56.
Таким образом, причин, равно как и способов уклонения от службы в Красной армии, к этому времени накопилось много. Это свидетельствовало о том, что предпринимаемые меры борьбы с дезертирством оказывались неэффективными. Кроме того, не был отработан механизм воздействия этих мер. Чтобы это понять, требовались время и опыт.
Следует также отметить, что способы уклонения среди тех, кто впервые воевал, не отличались особой изобретательностью: дезертиры были просты и наивны, как и сами меры. Введение мер создавало лишь видимость борьбы с дезертирством и заботы о красноармейцах. Серьезным препятствием являлись разруха на транспорте и нехватка тягловой силы, так как затруднялась доставка продовольствия военнослужащим и в то же время, как было указано выше, задерживалась их отправка на фронт.
Парадоксально, но на данном этапе мало кого всерьез волновала проблема дезертирства. К тому же нехватка продовольствия и трудное финансово-материальное положение размывали границу между дезертирами, теми, кто с ними должен был бороться, и населением. Такие факты, как продажа казенного обмундирования или посылка его родственникам, предоставление возможности побега дезертирам – свидетельствовали о полном равнодушии к проблеме.
Кроме того, из-за невозможности отправить мобилизованных и дезертиров на фронт помещения для их содержания становились переполненными. Их не имелось в нужном количестве, да и не были они приспособлены для проживания большого количества людей. Это создавало благоприятные условия для последующего распространения дезертирства и болезней, роста преступности.
Все это вместе взятое подрывало тыл, ослабляло фронт и обостряло противостояние с Советской властью, что способствовало распространению бандитизма.
* * *
Тяжелейшая хозяйственная и социально-политическая ситуация зачастую опровергала пропагандистские усилия и обесценивала затраты большевиков на пропаганду. Хозяйственные трудности создавали благоприятную почву для недовольства крестьян властью, с одной стороны, и дезертирства, как последствие этого недовольства, – с другой.
Одним из наиболее ярких проявлений неспособности местных советских учреждений делом доказать правоту своих слов и искренность обещаний, что особенно важно для крестьян, стала плачевая ситуация с оказанием помощи семьям добросовестных красноармейцев. Эта помощь, как уже отмечалось, рассматривалась в качестве важнейшей предупредительной меры против дезертирства и формально продолжала активно применяться.
Распоряжением Центркомдезертир от 20 апреля 1920 г. в ее подчинение переходили комиссии по оказанию помощи семьям красноармейцев (комкрасхозы), которые были учреждены при губернских, уездных и волостных земельных отделах. Напомним: в состав губернских и уездных комиссий входили по одному представителю от исполкома, земельного отдела, военного комиссариата, отдела социального обеспечения, финансового комитета, в состав волостных комиссий – по одному представителю от исполкома и земельного отдела, а также военного комиссариата57.
Уездные комкрасхозы после того, как определили степень нуждаемости семьи красноармейца, должны были издавать инструкции для волостных комкрасхозов. При этом старший член семьи имел право подать жалобу на постановление волостной комиссии в уездную в течение семи дней, окончательное решение которой могло быть изменено губернской комиссией. Волостным комкрасхозам следовало составлять списки семей красноармейцев с указанием волости, деревни, ФИО красноармейца, состава семьи, размера площади хозяйства и обеспечения его семенами, живым и мертвым инвентарем58.
После обследования материального положения семей красноармейцев волостные комкрасхозы зачисляли их в соответствующий разряд на получение ссуды, которая затем предоставлялась на утверждение в уездную комкрасхоз