По ту сторону реальности. Том 3 (Сборник мистики и фантастики) - Коллектив авторов

Огромное стекло, установленное на деревянном каркасе, было не просто стеклом. Это была картина, картина, написанная не иначе как волшебными красками, потому что она жила. На ней был изображен бравый капитан, стоящий с трубкой в зубах у штурвала парусного судна, в великолепном кителе с золотыми пуговицами, а в расстегнутом вороте виднелась полосатая морская тельняшка. Голову капитана украшала сдвинутая лихо назад капитанская фуражка с золотым якорем.

А над парусами, в иссиня-черном предгрозовом небе, кучились облака – белые, темно-серые, свинцовые… Внизу, у волшебной линии, проводящей границу между морем и небом, играли волны… они были настолько живыми, что Мартин даже поежился. Грозные пенные буруны, казалось, говорили: «Мы несем на спинах корабли и капитанов! Мы живые, мы настоящие!». Цвет же их менялся постоянно, как в настоящем море, которое никогда не бывает одного цвета, и это волшебство заставляет людей мечтать о море всю жизнь. Но самое главное – капитан был похож на Мартина! Более молодого, более высокого и широкоплечего, словно вышедшего из мечты, но Мартина! И это сходство окончательно добило старого стекольщика. Тихо охнув, старик покачнулся и упал бы, если бы руки Алоиза не подхватили его под локти.

– О-о-о-о-о-ох. Сударь. Вы. Как же. Откуда. Ну Вы, видать, какой… чудодей. – слова путались, и старый стекольщик с трудом их выговаривал.

– Спокойнее, мой дорогой Мартин! Далеко не все умеют достойно встретить… мечту, – Циффер ухмыльнулся, – а уж как мало людей умеют достойно встретить и старость, и славу, и даже… смерть. Люди. Как вы… несовершенны! А вы не удивляетесь, почему картина нарисована, скажем, не на холсте, а именно на стекле? Я так и знал! Кто, как не стекольщик Мартин, знает, как чудодейственны стекла!

Мартин не расслышал последних слов, его мысли путались, в голове шумело. Он старался больше не смотреть на картину, нарисованную на стекле. Ему было страшно. Но к страху примешивалось любопытство и некое, неведомое ранее, ощущение чего-то тайного, запретного и очень манящего.

– Итак, любезный мой капитан, – Алоиз сверкнул ослепительной улыбкой, – это именно то, что я хотел вам предложить! Это – ваше. Ваше навсегда.

– Э-э-э. Сударь. – к Мартину постепенно возвращались ясность мыслей и силы, – энто… денег стоит, и немалых. А я. Нет у меня их. Так что, пожалуй. Поглядел, и будет. Пойду я. И так Вас… время Ваше отнял.

– Какие деньги, любезный! – голос Циффера стал громогласным. – Я дарю вам это стекло! К тому же вы – первый посетитель и покупатель! И. – он понизил голос почти до шепота, – время нельзя… отнять! Ибо время – это я сам! Я властвую над ним.

Мартин, совершенно ошарашенный, застыл в изумлении. Алоиз Циффер продолжал:

– Но все же я возьму с вас некую… плату. Вы поможете мне. Как? Я показал вам вашу мечту. У каждого она своя. И каждую можно воплотить хотя бы в такой картине. На стекле. Почему на стекле? Вы знаете. Потому что именно стекло – прозрачно и являет собой некую… некий вход в иной мир. Мир мечты. А вы, любезнейший мой стекольщик, с вашей любовью к стеклу и его пониманием, поможете мне. Вы будете делать мне стекла, на которые я стану наносить мечты. Итак, согласны ли вы?!

– Я… вот уж… не знаю, сударь, – голос Мартина дрожал, – справлюсь ли. Мне бы подумать.

– Справитесь! Я уверен в этом, не будь я Алоизом Циффером! Что ж… Подумайте. Сроку вам дам до завтрашнего вечера. А теперь прощайте. Вернее, до встречи!

Все закружилось, завертелось, темнота внезапно опустилась на мир, и старый стекольщик так и не понял, что же произошло. Он как будто бы задремал на пару минут, и сон его был таким странным.

Мартин очнулся дома, когда совсем стемнело. Серые сумерки уже готовились плавно влиться в черноту ночи. С трудом размяв затекшие от долгой неподвижности ноги, Мартин кое-как доковылял до столика, дрожащими руками, сломав несколько спичек, зажег свечу и, переведя дух, попытался вспомнить, что же с ним произошло, явь это была или сон, после которого проснулся он на своей жесткой кровати одетым, да еще в такой неудобной и странной позе, словно бы его, как куль с мукой, принесли на плече и небрежно швырнули на постель, ногами на пол…

– Вот те на. – растерянно бормотал про себя старик. – Куда ж это нелегкая меня носила? Неужто. Был я в лавке этой. В новом старом доме? Ах. Был-таки, видать. Ах, Боже ты мой. Господин энтот, как бишь его. И стекло. Картина! Ах ты Боже мой! Старый ты дурень, Мартин, совсем… из ума выжил.

Он, с трудом волоча ноги, прошаркал к плите, поставил на огонь чайник. Свеча, тускло мерцая, освещала нехитрую внутренность домика старого стекольщика, играя бликами на давно не крашенных стенах, немытых полах и убогой меблишке. Мартин постепенно стал успокаиваться, глоток горячего чаю согрел нутро. Старик уселся в облезлое кресло, помнившее намного лучшие времена, и, облегченно вздохнув, приготовился было взять в руки Библию – почитать на сон грядущий.

Оно было тут, стояло почти посреди комнаты, оставаясь в полутьме из-за размеров. Стекло. Картина, задрапированная в то же звездное, темно-синее полотно, была в доме и своим видом доказывала, что все злоключения прошедшего дня – не сон, и это продолжается. Мартин застыл в страхе и удивлении. Кто и как доставил сюда это? Он… он вспомнил отрывки разговора с Алоизом, но как он добрался домой, да еще с этим… подарком, не помнил совершенно.

«Ах. Не иначе, нечистая сила! – мысли в голове старика тревожно роились, словно пчелы, вспугнутые дымом пасечника. – Иного и быть не может! С нами Господь. Упаси. Изыди, нечистая!»

Мартин трижды перекрестил стекло, высоко подняв Библию, но оно и не думало исчезать. Старик перепугался еще больше, почти оцепенев от страха. Он сидел в кресле, прижимая к груди книгу, словно защищаясь от зла, внезапно оказавшегося рядом с ним.

Но шло время, и любопытство взяло верх. Мартин осторожно привстал, мелкими шажками дрожащих ног приблизился к нему и так же несмело стал рассматривать. Прикрепленная затейливой позолоченной шпилькой, на драпировке висела записка.

Несколько томительных минут прошли в поисках – и на носу Мартина оказались старенькие очки в металлической оправе, перевязанной проволокой. Старик, несмело поднеся записку к глазам, прочитал содержимое, написанное ровным и красивым почерком с причудливыми завитушками:

«Помните о нашем уговоре, срок – до завтрашнего вечера».

Подписи не было, но Мартин вспомнил. Вспомнил свой разговор с Алоизом Циффером, его предложение и свои слова. Но вот дальше… Словно кто отрубил.

– Вот ведь незадача, – горестно запричитал старик, – я что же, обещался ему?.. Видать, какие парфюмы дурманные там были или курения. Одурманил меня. Ох, Боже всемилостивый, спаси и сохрани!