Достоевский. Литературные прогулки по Невскому проспекту. От Зимнего дворца до Знаменской площади - Борис Николаевич Тихомиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сложно представить, что иное ожидала увидеть Елена Ивановна, но крокодил показался ей противным и ужасным, и в сопровождении друга семьи, еще одного чиновника Семена Семеновича Захожего, от лица которого, собственно, и ведется повествование, она отошла от крокодила, обратив всё свое внимание на обезьян, находившихся в шкафу у противоположной стены. Муж же ее, Иван Матвеевич, остался около ящика с крокодилом. «Взяв свою перчатку, он начал щекотать ею нос крокодила, желая, как признался он после, заставить его вновь сопеть».
Интерьер петербургского Пассажа. Фотография XIX в.
Елена Ивановна увлеченно рассматривала обезьян «и хохотала от замечаемого ею сходства сих мартышек с ее короткими знакомыми». В этот момент и совершается первая кульминация повести, описанная Семеном Захожим так:
«И вот в это-то самое мгновение вдруг страшный, могу даже сказать, неестественный крик потряс комнату. Не зная, что подумать, я сначала оледенел на месте; но, замечая, что кричит уже и Елена Ивановна, быстро оборотился и — что же увидел я! Я увидел, — о Боже! — я увидел несчастного Ивана Матвеича в ужасных челюстях крокодиловых, перехваченного ими поперек туловища, уже поднятого горизонтально на воздух и отчаянно болтавшего в нем ногами. <…> Крокодил начал с того, что, повернув бедного Ивана Матвеича в своих ужасных челюстях к себе ногами, сперва проглотил самые ноги; потом, отрыгнув немного Ивана Матвеича, старавшегося выскочить и цеплявшегося руками за ящик, вновь втянул его в себя уже выше поясницы. Потом, отрыгнув еще, глотнул еще и еще раз. Таким образом Иван Матвеич видимо исчезал в глазах наших. Наконец, глотнув окончательно, крокодил вобрал в себя всего моего образованного друга и на этот раз уже без остатка. На поверхности крокодила можно было заметить, как проходил по его внутренности Иван Матвеич со всеми своими формами. Я было уже готовился закричать вновь, как вдруг судьба еще раз захотела вероломно подшутить над нами: крокодил понатужился, вероятно давясь от огромности проглоченного им предмета, снова раскрыл всю ужасную пасть свою, и из нее, в виде последней отрыжки, вдруг на одну секунду выскочила голова Ивана Матвеича, с отчаянным выражением в лице, причем очки его мгновенно свалились с его носу на дно ящика. Казалось, эта отчаянная голова для того только и выскочила, чтоб еще раз бросить последний взгляд на все предметы и мысленно проститься со всеми светскими удовольствиями. Но она не успела в своем намерении: крокодил вновь собрался с силами, глотнул — и вмиг она снова исчезла, в этот раз уже навеки».
М. Бычков. Иллюстрация к повести «Крокодил. Необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже». 2008
Действие повести на этом, однако, не заканчивается, а, напротив, лишь с этого момента, собственно, и начинается. Ибо когда Елена Ивановна, друг семьи Семен Захожий, крокодильщик и его муттер, обсуждая, что надо предпринять в произошедшей ситуации, стали яростно спорить, причем немцы больше ужасались за судьбу своего Карльхена, а жене Ивана Матвеича грозили штрафом, проглоченный чиновник вдруг начал подавать реплики из чрева крокодила.
«Друг мой, — раздался в эту минуту совершенно неожиданно голос Ивана Матвеича, изумивший нас до крайности, — друг мой, мое мнение — действовать прямо через контору надзирателя, ибо немец без помощи полиции не поймет истины…»
«Иван Матвеич, друг мой, итак, ты жив!» — восклицает супруга проглоченного.
«Жив и здоров, — отвечал Иван Матвеич, — и благодаря Всевышнего проглочен без всякого повреждения. Беспокоюсь же единственно о том, как взглянет на сей эпизод начальство…»
На вопросы изумленных близких, в каком состоянии находится герой в утробе крокодила, как удалось ему там поместиться целым и невредимым, Иван Матвеич методично, по пунктам разъясняет:
«Во-первых, крокодил, к удивлению моему, оказался совершенно пустой. Внутренность его состоит как бы из огромного пустого мешка, сделанного из резинки, вроде тех резиновых изделий, которые распространены у нас в Гороховой, в Морской и, если не ошибаюсь, на Вознесенском проспекте. <…> Крокодил обладает только пастью, снабженной острыми зубами, и вдобавок к пасти — значительно длинным хвостом — вот и всё, по-настоящему. В середине же между сими двумя его оконечностями находится пустое пространство, обнесенное чем-то вроде каучука <…>. Подобно тому как надувают геморроидальную подушку, так и я надуваю теперь собой крокодила. Он растяжим до невероятности…»
Прослышав о проглоченном чиновнике, петербуржцы и гости столицы повалили в Пассаж валом. Уже в первый день в магазине крокодильщика народу перебывала «целая бездна», несмотря на то что предприимчивый немец поднял плату с четвертака до рубля. «К вечеру не хватило места и для порядка явилась полиция. В восемь часов, то есть ранее обыкновенного, хозяин нашел даже нужным запереть магазин и прекратить представление, чтоб сосчитать привлеченные деньги и удобнее приготовиться к завтраму».
Всеобщее внимание льстит честолюбию проглоченного героя, распаляет его амбиции. Он приходит к мысли, что чрево крокодила может стать его «кафедрой», с которой он намеревается вещать приходящим к нему великие истины. В будущем он уже мыслит себя учителем человечества.
«Знаю, — говорит он своему другу, — что завтра соберется целая ярмарка. Таким образом, надо полагать, что все образованнейшие люди столицы, дамы высшего общества, иноземные посланники, юристы и прочие здесь перебывают. Мало того: станут наезжать из многосторонних провинций нашей обширной и любопытной империи. <…> Стану поучать праздную толпу. Наученный опытом, представлю из себя пример величия и смирения перед судьбою. Буду, так сказать, кафедрой, с которой начну поучать человечество. <…> Из крокодила выйдет теперь правда и свет. Несомненно изобрету новую собственную теорию новых экономических отношений <…>. Опровергну всё и буду новый Фурье».
Он мечтает: «Если не Сократ, то Диоген, или то и другое вместе, и вот будущая роль моя в человечестве». «Каждое слово мое будет выслушиваться, каждое изречение обдумываться, передаваться, печататься»: «государственному мужу сообщу мои проекты; с поэтом буду говорить в рифму; с дамами буду забавен и нравственно мил…» Мысль его заносится не менее чем
