Дорога через миры (сборник фантастических рассказов) - Иван Мроев

Часы пробили без четверти двенадцать, и стоящий у окна Степаныч громко цыкнул. Воцарилась тишина.

Прошла минута. Потом ещё одна. А потом ещё и ещё. Кто-то из молодняка — даже моложе Васьки — было зашевелился, но тут на улице рокотнуло. Мелкие тут же затихли.

Земля загромыхала. Мелькнула неуместная мысль, что люди, наверное, считают, что это начали рваться новогодние петарды, но Хозяева ясно слышали шёпот земных глубин.

— Они пришли, — облизнул пересохшие губы Васькин отец.

Резко рванул ветер и тут же успокоился. Уши сдавила необычно плотная тишина. А потом она вдруг лопнула, и в дом ворвались странные шорохи, печальная старая музыка и звенящий смех. И тут Васька понял — шли Старые Хозяева.

Мимо окна с улюлюканьем промчались прежние сибирские ведьмы. В небе радужно засияли рароги. Серым туманом промчались навки. В окрестных дворах затопотали индрики и пещерники. Сквозь дома, отмечая порядок в квартирах, пролетели духи ревизоров и имперских чиновников. В свите Последнего Истинного Императора тенью скользнул Семаргл. Огненной кометой пронёсся Змиулан, осёдланный Даной.

Все, кто оказался не нужен в этом мире, все, кого не захотели видеть потомки, собрались под знамёна старых царей. И раз в год они возвращались на Родину. Посмотреть, что происходит Дома. И каждый год надеялись, что время их возвращения пришло…

Пока Васятка, замерев, смотрел на развернувшееся перед ним великолепие, из трещины в земле выпорхнула большая серая тень. Взлетела над городом и расправила широкие крылья. Древние почтительно затихли, глядя в небо.

Птица Гамаюн пела в ночи.

Александр Пересвет. Сон длиною навсегда

— А кого бояться — смердов? — вскинулся Ульф. — Иссечём, и вся недолга…

— Ты знаешь, как все тебя уважают, Ульф, — осторожничая, всё же настаивал Сигурд. — Только подумай: пока будем резать мужиков, бабы и девки убегут. Где их искать в этой чаще? Раз не сумели спрятаться, надо схитрить…

Ульф покатал язык за щекой, его клочкастая борода заходила ходуном.

— Нам не повезло, — согласился он. — Но и хитрить-то на чём? Товара нет, гостем не прикинешься…

Дальнейшего Ратай не слышал. Ярлы перешли на шёпот. Русинги помалкивали, ожидая, когда вожди закончат совет и изложат свой план.

А план был прост — чего уж раскидывать умом перед деревенщиной! Паре человек прикинуться больными. Пара других идут к веси в открытую, просят местных ведунов осмотреть страждущих. Даже предложить серебра. А пока ведуны разберутся, что их дурачат, и поднимут тревогу, надо успеть обойти весь, чтобы отсечь желающих бежать.

Ратая в нападающую группу не взяли. Мал, сказали, да первая русь… И присоединили к тем, кто должен был блокировать деревню со стороны леса.

Им повезло. Встретили только одного мальчонку, которого удалось убить прежде, чем он закричал.

С того места, где десятский оставил Ратая, видно было, как две фигурки воинов подошли к воротам. Через калитку к ним вышли четверо местных. Некоторое время препирались о чём-то, потом местные закрыли ворота. Долго не происходило ничего. Затем открылась калитка в воротах, вышли четверо и вместе с двумя русингами направились к лодьям.

Через некоторое время у тына появились трое русов и завели о чём-то новый торг с охранявшими калитку смердами.

Вдруг в пронизанной комариным писком тишине взвился крик. Что-то ярко блеснуло в закатном солнце, и у входа — завертелось…

Теперь нужно было не зевать и засадным. Ратай облизнул губы, вспомнил Ульфа: «Учти, нам не трупы нужны, нам рабы нужны, понял?» Секира не хотела вылезать из перевязи, пока он не догадался ослабить петли.

Ждать пришлось недолго. В направлении заросшей кустами лощинки рванули бабы с малышнёй, не ожидая засады.

Деревенщина! Часть повязали тут же, остальных погнали обратно.

Здесь тоже всё заканчивалось. Группа русингов у мужского дома дожимала нескольких вооружённых смердов. Те отбивались, став в круг, но движения были уже вялыми. Усталость и безнадёжность вязали не хуже верёвки.

Ратай, потеряв своих, закрутил головой. И едва не упал, поскользнувшись на розово-серых кишках, протянувшихся по траве. Чуть дальше дёргался мос-латый мужик. Он тонко и однообразно выл, царапая землю в последнем пути к родной избёнке.

Ратай рванулся к месту схватки. Успел. Даже удалось отбить удар смер-довой дубинки. Противник подставился, и руки сами опустили секиру на его слипшиеся от пота волосы. «Нам нужны рабы», — промелькнуло, и Ратко успел повернуть клинок плашмя. Оглушённый смерд ткнулся носом в траву. Тут же его кто-то придавил коленом, выкручивая руки.

Когда всех связали, одноглазый Хрольв отметил удар, сказав, что тот решил битву.

Потерь не было. У двоих отшиблены руки, да Кетилю размозжили дубиной пальцы. Он шипел, мотая окровавленной тряпицей, но успокаивал, что кости-де целы. Остальное заживет. Особенно, если залить боль пивом.

Пиво принесли с лодей, в домах нашли мёд, так что удачу решили отметить прямо на месте, в покорённой веси.

Старикам разъяснили, что весь теперь — русская. То есть не хотят если повторения сегодняшнего, будут платить выходы им. Мужам Хрёрекра, то есть.

Старики смотрели исподлобья и, похоже, плохо соображали, о чём речь. Хотя Ратай переводил с русского на славянский вполне точно.

Сигурд сплюнул в сердцах, сунул им бересту с рунами конунга — пусть показывают, если нагрянет кто из других находников, — и пошли они на честной пир.

За Ратку со смехом выпили, как за «решившего всё дело» молодецким ударом. Потом налили с предложением не дуться на товарищей. Они-де подшучивают дружески, а удар и вправду был неплохим. Потом ещё добавили — отметить начало боевого пути славянина в русской дружине. Потом ещё пили. А потом хмельной мёд ударил в голову. И дальнейшее превратилось в набор рваных картинок, каждая без начала и без конца.

…Вот он, шатаясь, стоит с кубком в руках и говорит что-то невнятное, но прочувствованное…

…почему-то плачет… Потом его выворачивает. А земля всё время тупо бьёт его по коленкам…

…его рука держит секиру. И сильный удар, выбивающий оружие, и громкий хохот вокруг…

…он целуется с кем-то и просит считать сыном и братом кровным, только никак не сообразит, кто же это…

Что-то связное начало собираться в мозгу лишь когда он шёл вдоль связанных пленников, а Орм и Ульф выбирали для него награду. Собственно, никто ему не был нужен — крутило и в животе, и в голове. Но старшие товарищи были настойчивы, и вскоре вытащили почти совсем девочку, которая не прельстила никого из русингов, предпочитавших женщин по-сочнее. И он повел её, ревущую, подальше в кусты.

Там долго рвал с неё рубаху, никак не умея совладать с сопротивлением. В конце концов, показал нож, после чего её руки стали менее упорными. Крики её его совсем не трогали, но когда она прекратила сопротивляться, у Ратки вдруг ничего не получилось. И раз, и другой он пытался настроиться на нужный лад, но боги никак не давали ему силы.

Признаться в этом было стыдно, тем более, что девка больше не отрывала его руки от своих острых грудей, и ему, собственно, уже ничто не мешало. Но уже и расхотелось… Спасая честь, он заявил, что на самом деле добрый, что сам не любит насилие, а предыдущее его поведение объясняется тем, что он так же сильно не любит и женской непокорности.

Авторитетно так прозвучало.

Насколько поверила девчонка — было непонятно. Но лежала она теперь смирно. Потом попросилась одеться.

Острая хмельная дурь у Ратки прошла, осталось лишь тупое, оглушающее опьянение. Постепенно становилось стыдно — хотя он, убей Велес, не понимал, что может быть постыдного в овладении с бою незамужней девкой. Но что-то дружественное уже проснулось в нём. Девчонка перестала быть только добычей.

И он поступил неожиданно даже для самого себя. Приказал ей бежать. В конце концов, рабство хуже насилия. А он уже не мог себе представить, как это её повезут в какой-то золотой Булгар, как кто-то жадно доделает то, чего не сделал ныне он… Всё равно, как продать соседскую Нежку.

Девка сперва смотрела недоверчиво, но когда он вывел её к тыну и показал, где надо пройти, чтобы не напороться на русское охранение, она внезапно просияла, обняла его и поцеловала.

Подсадил её — почти перебросил на ту сторону, — и белая фигура скрылась в темени.

Русинги ещё шумели. К ним идти не хотелось. Да и за пропажу пленницы его по головке не погладят. И — пьяный, но хитрый — он шмыгнул обратно в кусты, приспустил на себе порты, да и притворился заснувшим.

А потом незаметно уснул.

И снилась ему девка, которой так и не овладел. Будто сидит она рядом, гладит его по щеке и говорит: «Мы ещё увидимся…»

И так хорошо было Ратке, что и не высказать! Одно только мешало — никак он разглядеть не мог лица её…