Убийца в толпе. Шиллинг на свечи. Дело о похищении Бетти Кейн - Джозефина Тэй

снимок, но это были женщины – значит следовало ими заняться. И это было все. Все, что дал просмотр багажа, на который он так рассчитывал. Разочарованный, раздраженный, Грант принялся укладывать вещи в прежнем порядке. Он складывал пальто, когда что-то выпало из одного кармана и покатилось по полу. Маленький синий сафьяновый футляр для ювелирных изделий. Коробочка еще катилась, когда Грант бросился на нее с быстротой, сравнимой разве что с проворством бросающегося на крысу терьера; ни одно девичье сердце не билось так учащенно, когда девушка открывает коробочку с драгоценным подарком, как сердце Гранта. Он нажал на кнопочку, и крышка откинулась. На тем- но-синем бархате покоилась небольшая брошь, какие женщины обычно носят на шляпках. Она была выполнена из мелких жемчужин в виде монограммы «М. Р.». Маргарет Рэтклиф. Это имя пришло ему в голову само по себе, он даже не успел об этом подумать. Некоторое время он смотрел на украшение; потом вынул его из коробочки, повертел в руках и снова положил обратно. Может, это и есть искомый ключ? Может ли статься, что эти достаточно часто встречающиеся инициалы указывали именно на ту женщину, которая настойчиво попадает в его поле зрения? Это она стояла в очереди позади Соррела во время убийства; это она забронировала каюту на то же число, на тот же корабль, что и Соррел; а теперь единственная ценная вещь среди его багажа была с заглавными буквами ее имени. Грант снова взялся за брошь. Вещица была не из тех, что продаются дюжинами. Название фирмы на футляре свидетельствовало о том, что клиентура магазина, где ее покупали, не состоит из молодых букмекеров с пустым кошельком, – солидный ювелирный магазин на Бонд-стрит, где цены вполне соответствуют репутации. Грант решил, что в любом случае его следующим шагом будет беседа с господами, представляющими фирму «Галлио и Штейн». Он запер сундуки и с фотографиями и брошью в кармане покинул Ватерлоо. Поднимаясь по ступенькам автобуса, он вспомнил замечание Ламонта о том, что деньги были завернуты в тонкую бумагу, которой обычно пользуются в ювелирных магазинах. Еще одно очко в пользу Ламонта. Но если Соррел отправлялся в вояж в сопровождении или из-за Маргарет Рэтклиф, зачем было ему отдавать Ламонту такую крупную сумму? По сведениям Симпсона, у миссис Рэтклиф были собственные средства, но ни один мужчина не станет начинать жизнь с женщиной, которая сбежала от мужа, с того, что будет жить за ее счет, – при всем сочувствии к оставшемуся без средств приятелю.

Торговая фирма господ Галлио и Штейна располагалась в маленьком полутемном помещении на старой Бонд-стрит. Грант отыскал там единственного продавца и показал ему брошь. Продавец сразу же узнал ее. Он как раз принимал тот заказ. У них больше подобных брошей нет, эта была сделана по специальному заказу для некоего мистера Соррела, молодого человека с белокурыми волосами. Она стоила тридцать гиней, и заказ был выполнен – продавец справился по учетной книге – да, шестого, во вторник. Мистер Соррел заплатил наличными и забрал ее в тот же день. Нет, раньше продавец никогда не видел этого джентльмена; он точно описал, какая брошь ему требовалась, и заплатил не торгуясь.

Грант вышел из магазина в глубокой задумчивости, по-прежнему далекий от решения загадки. Когда человек со столь скромным достатком, как Соррел, решает купить брошь за тридцать гиней, это может означать лишь одно: он влюблен без памяти. Он не вручал подарок предмету своей страсти вплоть до самого отъезда. Надо думать, потому, что мог его отдать после отплытия. Брошь была спрятана на самом дне сундука. Друзей в Америке, насколько известно, у Соррела не было. Но на том же пароходе должна была отплыть и Маргарет Рэтклиф. Черт побери эту женщину! Всюду она возникает снова и снова! Однако, вместо того чтобы внести ясность, ее появление приводит к еще большей неразберихе. В том, что произошла какая-то неразбериха, Грант теперь был убежден более, чем когда-либо.

Перед самым ланчем Грант вернулся в Скотленд-Ярд, потому что ожидал информацию с почты.

Она была у него на столе. Действительно, четырнадцатого числа (то есть в среду) в Брикстонское почтовое отделение передали телеграмму, адресованную Альберту Соррелу на борт «Королевы Аравии», со следующим текстом: «Извини. Джерри». Ее, судя по всему, отправили по назначению, но в огромном потоке телеграмм, которые обычно поступают на судно после отплытия, вероятно, никто не обратил внимания на то, что ее не востребовали, и она затерялась.

– Вот оно что! – вслух произнес Грант, и Уильямс, дежуривший в этот день вместе с ним, как всегда к месту, тотчас откликнулся:

– Так точно, сэр!

Что дальше? Гранту не терпелось встретиться с миссис Рэтклиф, но неизвестно, возвратилась ли она домой. Позвонить и выяснить? Это ее насторожит: она поймет, что ею снова интересуются. Придется опять заслать Симпсона. С ней Грант повременит. Лучше навестить пока миссис Эверет. Грант оставил Уильямсу все инструкции и после ланча двинулся в Фулхэм.

Миссис Эверет открыла ему дверь, и на лице ее он не прочел ни смущения, ни страха. Видимо, она считала свой осуждающий взгляд достаточно красноречивым, чтобы выражать свои чувства еще каким-либо способом. Какой тон с ней наиболее предпочтителен? Строго официальный? Бесполезно: это не произведет на нее впечатления, и никакой информации он не добьется. Покойный недаром окрестил ее леди Макбет.

Проявление снисходительности по поводу ее роли в побеге Ламонта тоже не даст никакого эффекта. Лесть вызовет у нее лишь презрение. Пожалуй, единственный способ чего-то от нее добиться – это сказать правду.

– Миссис Эверет, – начал он, – у нас достаточно доказательств, чтобы Джеральда Ламонта приговорили к смертной казни, но я не удовлетворен имеющимися уликами. Пока что мне не удалось уличить Ламонта во лжи, и существует, хотя, признаюсь, очень малый, шанс, что он невиновен. Ни один суд присяжных в это не поверит. Его история выглядит чрезвычайно неправдоподобной, и на суде, да еще в чужом изложении, она покажется сплошной выдумкой. Думаю, если бы у меня было больше фактов, то это поколебало бы чашу весов – либо в одну, либо в другую сторону. Поэтому я у вас. Если он не виноват, то дополнительная информация будет способствовать его оправданию. За этой информацией я и пришел.

Она не отвечала, словно пытаясь за словесной шелухой определить, что у него на уме.

– Я сказал вам правду, – добавил Грант. – Хотите верьте, хотите нет. Можете не сомневаться: меня привело сюда вовсе не сочувствие Ламонту. Речь идет о моей профессиональной чести. Пока остается хоть малейшее сомнение в виновности подозреваемого, я обязан заниматься этим делом.

– Что именно вас интересует? – спросила она.

Это