Клятва на стали - Дуглас Хьюлик

Мне захотелось послать ее к дьяволу, но мы нуждались в его пособии, и надо было выяснить, сколько дней он выторговал у визиря по нашему поручению. Мелькнула мысль отправить вместо себя ее, но я решил, что лучше не связываться и выпить кофе, который она принесла.

Перед уходом я наскоро заглянул на конюшню проверить меч Дегана. Тот был на месте, и я, поколебавшись малость, закинул его за спину. Наверное, среди балок он пребывал в не меньшей безопасности, чем при мне, – да к черту, в большей, после того что я пережил за минувшие дни, но в моей комнате побывал Волк, а в гостинице – Мамаша Левая Рука, и мне уже не хотелось выпускать его из виду. Ко мне проявляло пристальный интерес слишком много людей, и если они найдут меч Дегана, то получат хороший козырь. Лучше мне знать, где он находится, чем снова удивляться, как это вышло со Щуром.

Вдобавок было приятно вновь ощутить его за плечами.

На сей раз я не пошел к главному входу в падишахский дворец и прямиком направился к Собачьим воротам. Все тот же знакомый страж стоял на посту и перегавкивался с шавками в сумерках.

Я улыбнулся ему сквозь железные прутья. Его глаза расширились, затем быстро сощурились. На нем был новый кушак. Молодец. Не хотелось думать, каких трудов стоило бы отстирать старый.

– Он ждет меня, – сообщил я. – Опять.

Пальцы стражника потянулись к копью. Он зыркнул туда-сюда, выясняя, нет ли кого поблизости, не увидит ли и не услышит ли кто-нибудь того, что случится дальше. Он стиснул зубы в предвкушении.

Я вздохнул. Он что, всерьез подумывает меня убить?

– В прошлый раз ты затруднился объяснить, каким образом очутились в твоем кармане мои деньги и ахрами, – заметил я, кладя в рот последнее зерно. – Как по-твоему, что произойдет, когда здесь найдут мой труп – исколотый копьем и истерзанный собаками?

Он снова пошевелил пальцами и облизнул губы.

– Или ты надеешься достаточно надолго покинуть пост, чтобы избавиться от тела? Позволь доложить, что тащить такой мертвый груз куда-то, где его не найдут, намного труднее, чем тебе кажется. Тем более когда под ногами путаются лающие собаки.

Я проследил, как он оценил площадь позади меня, а также тени, собак и место возможного захоронения.

Гребаный дилетант. Хочешь убить – убивай; размышлениями лишь перехитришь самого себя.

– А ну открой чертовы ворота! – Я потряс решетку.

Он поволынил еще чуток, затем переложил копье в другую руку и вытащил связку ключей. Ворота отворились с негромким скрежетом. Я вошел, прикинувшись, что не заметил глупого выражения на его роже, когда он демонстративно отвел глаза.

Может, сообщить Хирону об этой бреши в охране падишаха? Пожалуй, не стоит. Неизвестно, когда пригодится слабое звено.

Страж отступил к своей будке и позвонил в колокольчик. Вскоре примчался мальчик с факелом, разодетый в серебро и шелка так, что куртизанка лопнула бы от зависти. Он поклонился мне и посмотрел на стража.

– К его превосходительству секретарю визиря Садов Муз, – буркнул тот.

Когда я отбыл, он на меня даже не взглянул.

В день выдворения из падишахских угодий мы с труппой следовали широкой мощеной дорогой, которая тянулась от актерского анклава до главных ворот. Сопровождаемый стражей, да сквозь деревья, стоявшие на обочинах, я разглядел парк только урывками: безмятежный пруд там, ухоженная опушка тут, каменный павильон на холме с обтянутой шелком крышей, из которого доносился девичий смех. Впечатление возникало яркое, но оценить общую картину было трудно.

Однако нынче я оказался в самой гуще паркового великолепия. С обеих сторон уходили во тьму подстриженные газоны, выхваченные светом факела; дорожка под ногами была выложена броским полированным мрамором. Мы миновали купу деревьев, которые, как я мог только догадываться, были призваны напоминать южные джунгли Бакшара, а еще дальше другая роща вызвала в памяти высокие сосновые леса Вассальных Западных Королевств империи. Дорожку пересекал ручей, густой от ленивой рыбы, и через него был перекинут горбатый мостик из кедра и меди. Поток питал маленький пруд, окруженный ивами и высокими травами. Я заметил на воде легкую зыбь, быстро исчезнувшую: разъевшаяся рыба только жирела от ночных жуков, бороздивших водную гладь.

Факел мешал моему ночному зрению, но его света хватало, чтобы я различил очертания зданий, которые находились на удалении от дорожки. Одни были достаточно велики, чтобы служить жилыми домами или конюшнями; другие оказались поменьше, их расположение и формы выдавали назначение делового характера: чайные павильоны, художественные мастерские и укромные помещения, идеально подходившие для свиданий… или убийств. Большинство стояло темными, но в некоторых проблескивал свет. Из одного доносилась тихая музыка, а из другого – приглушенные, заполошные стоны. Время от времени тропу пересекали люди – придворные чиновники, слуги, гуляющие пары, но ни единого охранника или дозорного.

Я спросил об этом у моего проводника.

– Это владения падишаха, – ответил он. – Сюда не приходят незваными. Это известно.

– Но почему?

Он посмотрел меня, как будто не понял вопроса.

– Это известно, – повторил он просто.

Я оставил эту тему. У меня не было сомнений в существовании историй о стражниках, глиммере, падишахе и его родителе, которые превращали в наглядный и жуткий пример людей, перелезавших через стену, но сейчас было никак не время их выслушивать. Нет, этот мальчик был полон баек – а как иначе мальчишке или слуге? – но его явно приучили не делиться сплетнями с незнакомцами, особенно если тех вели на встречу с кем-то, кто мог отлупить его за разговоры без спросу.

Смышленый малый.

Через два поворота мы свернули на деревянные мостки и приблизились к невысокому бревенчатому строению у подножия холма. В городе, где ценились камень, кирпич и черепица, это место выделялось своей дремучей приземленностью. В узких стеклянных окнах мерцали огни, и где-то из трубы шел дым, которого я не видел, но чуял. Мальчик поставил факел в железный штатив неподалеку от здания, проводил меня до двери и постучал.

Нам отворил крупный мужчина со сверкающей лысиной и намасленными усами и бородой. Избавив меня от рапиры и меча Дегана, не говоря о поясном кинжале, он закрыл дверь у мальчика перед носом и провел меня в дом.

Внутри было во многом так же, как снаружи: просто, изящно и слегка не в струю. Простые деревянные полы были застланы толстыми коврами, которым мог до смерти позавидовать пустынный шейх. Стены выглядели по-имперски: крашеная штукатурка с вкраплениями мозаики из обработанного камня, стекла и мрамора, которая сплошь изображала Ангелов и исторические события (но, как обратил я внимание, не императора), тогда как потолки были откровенно джанийскими, с расписными поперечными балками, густо покрытыми резьбой. На стенах горели серебряные светильники, и дым обволакивал медные диски, установленные над пламенем: сажеулавливатели для изготовления черной краски и чернил. Хирон, похоже, был чинушей до мозга костей.

Мы миновали один коридор, свернули в следующий и вошли в уже распахнутые двойные двери. Я переступил порог и замер в благоговении.

От стены к стене, от пола до потолка громоздились полки. Полки, забитые книгами, списками, свитками, каменными скрижалями, о пресвятые Ангелы! Бумаги как бы стекали с них, свисали оттуда, где лопнули обвязки и переплеты; в другом же месте свиток дразнил соседа загнутым уголком, а рядом выступала пачка документов, перехваченная и державшаяся одной лишь бечевкой. Здесь пахло сушью, пылью и было без счета тайн.

Я облизнул губы. К чертям Балдезара – я сам хотел устроить с Хироном обмен, чтобы рыться, листать и одолеть хотя бы малый участок одной стены.

– А! – произнес Хирон. – Вовремя. Очень приятно. Чаю?

Он стоял за большим и простым рабочим столом в дальнем конце комнаты. Столешница была безукоризненно чиста и блестела, но не от воска, а от многолетнего перекладывания пергаментов и книг в кожаных переплетах. На одном краю стоял небольшой железный чайный сервиз, на другом – узорные канделябры. Позади единственный свободный участок стены был занят длинным старинным клинком, нефритовой вазой с засохшими цветами и большим шелковым веером, завернутым в черный газ. Я знал, что веер украшен сложными сценами, расписанными чернилами, – от свадьбы до погребального костра или похорон, в зависимости от секты, к которой принадлежал Хирон. Когда-то он был попроще и являлся достоянием жены Хирона, теперь же стал веером вдовца.

Сквозь газовую ткань виднелись силуэты и золотые листья. Но я отвернулся, не успев усвоить избыточные подробности их ныне миниатюрной совместной жизни.

– Нет, благодарю, – ответил я и снялся с порога.

Взамен я употребил ахрами. Хирон заметил и кивнул.

– Я не забыл, что должен тебе еще, – произнес он, наполняя чашку светло-зеленой жидкостью.