Избранное. Том 2: Серебряные яйцеглавы; Ночь волка; Рассказы - Фриц Лейбер

— Чтоб ты нисколько не сомневался, — сказал ему Гастерсон, — я парнишка не гордый, Фэй. Я нашел бы применение целой куче медалей за спасение мира. Я бы поднял панику на рынке старого золота. Но сейчас эти вещи меня не волнуют. У меня на них нет времени. Сейчас я обдумываю целую пачку новых изобретений.

— Гасси, — резко сказал Фэй, и его лицо стало тревожно напряженным. — Ты забыл о своем обещании?

— Конечно нет, Фэй. Мои новые изобретения не предназначаются для «Микро» или других фирм. Это вполне оправданная часть моих литературных исканий. Дело в том, что в моем следующем романе о безумии речь идет о сумасшедшем изобретателе.

Вопреки тактическим победам вроде той, что выпала на долю Гасси, Алчность и Страх продолжали свое шествие рука об руку. В конце концов, они использовали обе свои свободные руки для того, чтобы нажать на кнопки.

Результат был наглядным, особенно в США. Целые стаи управляемых под землей водородных бомб превратили города-убежища в смертельные ловушки. Марс взвыл от восторга.

Заботу о нескольких сотнях мужчин и женщин в уцелевших городах, пересчитать которые хватило бы пальцев одной руки, взяла на себя Лига Здравомыслия.

А в бесконечных Мертвых землях между этими городами, движимые чем угодно, кроме простой человечности брели два скитальца — мужчина и девушка. И имя им —

Волчья пара

I

Любого человека, который видел тебя или хотя бы слышал звук твоих шагов, нужно выследить, заманить в засаду и убить, нуждаешься ты в пище или нет. В противном случае, покуда силы не покинут его, он будет идти по твоему следу.

Я был в сотне миль от Нигде — и я говорю буквально, — когда краем глаза заметил эту девушку. В тот момент я решил оглядеться еще разок, поскольку все еще опасался, что второй бродяга, уцелевший после той вакханалии убийств в Нигде, выслеживает меня. Я шел вдоль линии высоковольтных опор, каждую из которых ядерный взрыв времен Последней войны наклонил под одинаковым углом на манер подвыпившего джентльмена. Думаю, в целом девушка придерживалась того же, что и я, направления и была оттеснена в мою сторону пылевым потоком. Даже с моего расстояния я заметил в нем угрожающие металлические отблески и какие-то темные груды, которые могли быть телами мертвецов или дохлым скотом.

Она выглядела стройной, темноволосой и была настороже. Маленькая, как я, и, как я, обвязавшая нижнюю часть лица шейным платком в стиле старых ковбоев.

Ни один из нас не повернул головы, не выдал волнения, не сделал ни малейшего намека на то, что видит другого, хотя пути наши вот-вот должны были сойтись в одной точке. Но при этом мы оставались напряженно, предельно внимательными, уж я-то — во всяком случае, да и ей не мешало бы.

Небо над головой, как всегда, нависало пыльной дымкой. Года три назад, полагаю, я видел Венеру. А возможно, это был Сириус или Юпитер.

Теплый дымный свет переходил от полдневного янтаря к кровавой бронзе вечера. Высота опор высоковольтной линии, вдоль которой я шел, едва заметно увеличивалась в направлении их наклона — видимо, они находились всего в нескольких милях от эпицентра. Проходя каждую из них, я видел, что со стороны взрыва металл разъеден — практически гладкий там, где испарился, он был покрыт шрамами и кавернами в тех местах, где просто расплавился и потек. Похоже, и провода, которые когда-то были натянуты между опорами, полностью испарились, но из-за дымки я не мог утверждать наверняка, хотя и видел на верхушке три темных пятна — скорей всего, гнезда стервятников.

Из песчаного наноса у подножия ближайшей опоры выглядывал белый человеческий череп. И это было довольно необычно. Сейчас, через много лет после войны, мертвые тела, сохранившие плоть на костях, все еще встречались куда чаще, чем скелеты. Интенсивная радиация убила бактерии и на неопределенное время предохранила трупы от разложения — точь в точь консервированное мясо из прежних реклам или мумии египетских фараонов. Такие тела, в сущности, стали одним из признаков по-настоящему радиоактивного наноса — их лучше избегать. Даже стервятники облетали стороной эту отравленную радиацией падаль — собственный опыт их кое-чему научил.

Впереди неясно замаячили бензиновые резервуары, похожие на только что вышедшие из боя корабли со все еще скрытыми в дымовой завесе плоскими палубами. Со стороны, отдаленной от эпицентра, они сохранили свои естественные очертания, противоположная же была сильно вогнута.

Ни я, ни трое остальных бродяг не представляли точно, где расположено Нигде — отсюда, в сущности, и название, — но в общем я знал, что нахожусь где-то в Мертвых землях между графством Портер и приходом Уачита, возможно, гораздо ближе к последнему.

Вот уж, действительно, все смешалось в Америке в наши дни — ну, вы знаете, — да так, что не осталось ни малейшей возможности определиться, куда тебя занесло. Будто засунули тебя в обитую войлоком камеру в самой что ни на есть изолированной тюрьме и вместе со всем этим вышвырнули на какую-то сумасшедшую свалку. Если бы путешественник во времени из середины двадцатого века перепрыгнул в наши дни через разделяющие их десятилетия и взглянул на карту, найдись она у кого-нибудь, он бы подумал, что карта просто полиняла. Что с ней приключилась своего рода болезнь, от которой крошечные точки безгранично разбухли, тогда как остальные места на карте, обозначенные самыми крупными шрифтами и окрашенные в самые яркие тона, сжались до ничтожных размеров.

Он ни за что бы не поверил, что мы достигли Марса, Венеры и даже спутников Юпитера, прежде чем нас охватил недуг нажимания на кнопки, распространившийся потом и на колонии.

На востоке он бы увидел Атлантик Хайлэндс и Саванна Фортрес. На Западе — Территорию Уолла-Уолла, Пасифик Пэлисейд и Лос-Аламос. И здесь он обнаружил бы серьезные изменения в линии побережья. Мне говорили, что в том месте, где взорвались три самых больших ядерных заряда, долина Смерти открылась в сторону океана, так что Лос-Аламос едва не стал портовым городом. В центре карты наш путешественник обнаружил бы графство Портер и психушку Мантено, оказавшиеся на удивление близко от Великих озер, которые слегка накренились и разлились на юго-запад в результате большого землетрясения.

Забавно, что психиатрическая лечебница оказалась одним из тех мест, которые пережили ядерную бомбардировку. Впрочем, тогда, я слышал, было в обычае размещать подобные заведения как можно дальше от всего прочего. Позже психушка затаилась безопасности ради, хоть вряд ли на нее кто-нибудь посягал.

Южнее и в центре — приход Уачита под жестоким правлением шерифов Фишера дюйм за дюймом расширял свои владения от старой Луизианы вверх по Миссисипи.

Но самым большим, занимающим практически всю карту, ужавшим все те местности, о которых я упоминал, до размеров крошечных кружочков, охватившим большую часть Америки и повсюду протянувшим свои щупальца, глазам путешественника предстало бы огромное чернильное пятно Мертвых земель. Уж и не знаю, можно ли обозначить на карте Мертвые земли иначе, как сплошным, абсолютно однообразным черным цветом. Мертвые земли с их разноцветными радиоактивными пылевыми облаками, с их скудным населением, состоящим из бродяг-одиночек, каждый из которых привязан к своему убийственному, полностью бесполезному, но и полностью поглощающему занятию. Пространство, в котором названия типа «Ничто», «Оно», «Нигде», «Место» кажутся самой естественной вещью на свете, когда, выматывая нервы, бредешь по этим местам неделями и месяцами.

Как я уже сказал, я находился где-то в Мертвых землях неподалеку от психушки Мантено.

Мы с девушкой были теперь совсем неподалеку друг от друга — на расстоянии пистолетного или арбалетного выстрела, хотя и за пределами броска ножом, разве что самого искусного и удачного. На ней были ботинки, выцветшая рубашка с длинными рукавами и джинсы. Черные волосы оказались уложенными в высокую, затейливую прическу, которая поддерживалась вьющимися стружками из блестящего металла. Хорошенькая вошеловка, сказал я себе.

В левой, ближней ко мне, руке, оперев на плечо, она несла арбалет, направленный в противоположную от меня сторону. Это был мощный, хоть и небольшой, самострел, о котором никогда не скажешь наверняка, заряжен он или нет. Небольшой кожаный ранец, пристегнутый к поясу, висел на левом бедре. Там же находились два зачехленных ножа, один из которых выглядел довольно странно — без рукоятки, одно только лезвие. Предназначен исключительно для метания, решил я.

Свою левую руку я потихоньку придвинул к моему специальному Банкеру, лежащему в открытой кобуре, великому психологическому оружию Рэя Банкера, хотя (кто знает) два патрона тридцать восьмого калибра могли действительно выстрелить. Один я как-то испытал в Нигде, и весьма удачно для меня.