На 127-й странице. Часть 2 (СИ) - Крапчитов Павел

— Никакой боли? — я посмотрел на Вирасингхе. — Никаких неприятных ощущений?

— Ты должен был страдать, — тихо сказал пузан. — Также, как страдали моя жена и дети.

Я метнул третью карту. Карта попала в лоб чиновника и отскочила. Вирасингхе, вытаращенными от ужаса глазами, смотрел на меня. Потом он что-то прокричал, выхвалил из ножен свою маленькую сабельку и бросился на меня, но спотыкнулся о камни и упал. Когда он наконец поднялся, я метнул последнюю карту и почти промахнулся. Карта только чиркнула Вирасингхе по уху, но этого хватило. По его щеке обильно потекла кровь. Тело главы муниципального совета города Коломбо выгнулось до хруста в старых костях, он успел что-то крикнуть тонким, почти детским голосом и затих.

Природа вокруг не заметила нашей стычки. Звуки жизни неслись из травы и деревьев. Шумела в ущелья невидимая речка. Я вышел из «сна». Стараясь не смотреть в широко открытые глаза одного из слуг, отцепил с его пояса широкий ремень, на котором висела кобура и сабля. Затем приладил его на себя. В кобуре оказался револьвер, похожий на тот, что был у Деклера, но с более коротким стволом. Барабан был полон, шесть патронов. Сабля повисла слева.

«Будет бить по ноге при ходьбе,» — подумал я. — «Ладно потом выброшу». — Пообещал я себе и зашагал вниз по тропинке. Стремительно опускались сумерки, и надо было торопиться.

Сцена 98

До основной дороги я не дошел. Спускаться по горной тропинке оказалось труднее, чем подниматься. После того, как у меня пару раз на камнях подвернулась нога, а один раз я даже упал, спотыкнувшись, пришлось остановиться и дождаться утра.

Вирасингхе говорил, что диких зверей вокруг города почти не осталось. Но, во-первых, слабо успокаивало слово «почти», а, во-вторых, этот человек оказался склонным ко вранью. Поэтому я выбрал дерево постройней и забрался на него. Ветки дерева оказались со множеством мелких и коротких сучков, которые царапались и кололись не хуже иголок. Я устроился на развилке крепких веток, на высоте метров двух и посчитал, что так более или менее обезопасил себя от опасностей окружающей меня дикой природы. Саблю с ножнами я бросил вниз еще в самом начале своего восхождения на дерево, уж больно она мешалась. Да и махать ею среди веток было бы затруднительно. В конце концов, у меня еще оставался револьвер в кобуре с шестью патронами. Поэтому сабля полетела вниз. Подберу завтра.

Я вытащил из брюк свой ремень, зацепил за пояс, который позаимствовал у одного из охранников, и привязал себя к толстой ветке. По крайней мере такое крепление не даст мне упасть, а там проснусь.

Я закрыл глаза, но сон, настоящий, а не чудесный с суперспособностями, не шел. В голове крутились сразу с десяток мыслей. Ни на одной я не мог сосредоточиться, от чего где-то в глубине живота скручивались, а потом раскручивались маленькие вихри. Сна не было ни в одном глазу.

Помогли комарики. Эти мелкие садисты стали кусать меня в открытые участки тела, а их укусы сильно чесались. В кармане пиджака я обнаружил сигару, которую мне еще на «Пасифике» подарил Томпсон, и которую так и не использовал. Я откусывал маленькие кусочки сигары разжевывал, кривясь от горечи во рту, а потом, получившейся кашицей, смазывал покусанные руки, шею и лицо. Не знаю, помогло ли это мне в борьбе с комарами, боялись ли они вкуса сигары, также как ее дыма, но вся эта суета: с разжевыванием табака и размазыванием по открытым участкам тела — отвлекла меня от беспокойных мыслей, и я не заметил, как заснул.

Восход солнца я проспал. Кое-как спустился с дерева, еще больше оцарапавшись, чем при подъеме. Нашел брошенную саблю. Вопреки ожиданиям, никакие восточные муравьи не утащили ее в свой домик. Спустился к горной речке, умылся, вдоволь напился, а затем продолжил свой путь к главной дороге. По ней я собирался попасть в город. О том, что осталось там, за моей спиной, на горной площадке, я старался не думать. Мне надо было найти Терезу. Надо было успеть на «Ливерпуль». Возможно, именно эти мысли отогнали другие — «ах, что же я наделал». Кроме того, на дороге меня ждали еще два охранника Вирасингхе и надо было как-то незаметно проскочить мимо них. Пусть и дальше ждут своего хозяина. Но судьба решила этот вопрос за меня.

Один из охранников поднимался по тропинке навстречу мне. Он был спокоен и расслаблен. С его хозяином было еще двое слуг. Оснований для беспокойства не было. Поэтому, когда он увидел меня одного, в потрепанном костюме, перепоясанным широким поясом одного из слуг, да еще саблей в руках, то сначала растерялся, а потом бросился вперед, пытаясь при этом выхватить свою саблю. Но я оказался быстрее. Без помощи «сна», я незатейливо ткнул его острием сабли в живот. Наши встречные движения: его вверх, а мое вниз — усилили удар. Лезвие легко вошло в тело слуги. Он молча упал на колени. В его глазах заплескались боль и отчаяние. Он схватился за лезвие клинка, и из-под его сжатых пальцев потекли струйки крови. Я выпустил саблю из рук, а охранник повалился набок. За ним на тропинке никого не было. Как видно, последний из слуг остался охранять повозки. В голове было пусто. Только удивление от того, как легко вошло лезвие в человеческое тело. А еще внутри моего живота набирала обороты дрожь, которая подпитывалась картинкой, сжимающего ладонями лезвие сабли, охранника и его черных неподвижно застывших глаз.

— Прочь! Прочь! — крикнул я, отгоняя эти образы, перешагнул через тело, перегородившее дорогу, и пошел дальше вниз.

Когда я достиг главной дороги, меня трясло, как в лихорадке. Если бы у меня был градусник и время, чтобы измерить температуру, то, думаю, что она была бы под сорок. Но градусника не было, как и времени. Последний охранник, едва завидев меня, выхватил свою саблю и, наверное, зарубил бы меня, если бы не «сон». Он дарил мне скорость, а это было сейчас для меня самое главное. Шаг в сторону. Револьвер из кобуры. Выстрел. И еще одно тело на дороге в расширяющимся кровавом пятне.

Звук выстрела, словно обухом топора, ударил меня по голове, но влажный утренний воздух погасил колебания и вскоре только шум бегущей рядом реки нарушал тишину. Никого и ничего вокруг. Я бросился было бежать по дороге к городу, но заставил себя остановиться и вернуться к повозкам.

Меня продолжал колотить озноб. Словно на ватных ногах, я забрался на облучек одного из экипажей и хлестнул вожжами по спине ни в чем не повинной лошадки. Хлестнул слишком сильно.

«Только бы не понесла!» — мелькнула мысль.

Но запряженная в повозку лошадка, как видно, и слова-то такого не знала. Привычно и обреченно приняв мое грубое обращение, она спокойно зашагала по дороге. Как ни странно, именно ее неторопливый шаг и полное невнимание к моим попыткам подхлестыванием ускорить его, благотворительно подействовали на меня. Я смирился, и мой озноб стал постепенно проходить.

Когда показались первые городские строения, я бросил повозку. В ней же я оставил и широкий пояс охранника. Поколебался, но все же оставил в повозке и револьвер. Прошел несколько незнакомых улиц, нашел местного извозчика, который не удивился ни раннему клиенту, ни его потрепанному виду. Не иначе как помог серебряный шиллинг, который я ему вручил.

В отеле Терезы я не обнаружил. Портье на мои расспросы ответил, что мисс Одли не ночевала. Дальше я бросился в порт. Я надеялся, что все же Вирасингхе не обманул меня в этом случае. Что с Терезой все нормально. Что местный злодей выполнил свое обещание, и ее посадили на корабль. То, что я застану корабль в порту, я уже не рассчитывал. Слишком высоко уже стояло солнце.

В порту я пометался по набережной. Ни у одной из пристаней «Ливерпуля» не было. В гавани стояло много кораблей, но ни один из них не походил на нужный мне.

За моими метаниями наблюдал местный полицейский. Наверное, для разнообразия его нижняя часть не была завернута в ткань по местной моде, а была одета в брюки. Мне бы его испугаться, но было уже все равно.

— Вы не знаете, — подошел я к нему. — «Ливерпуль» уже отчалил?