По волчьему следу - Екатерина Лесина

Или…

Длинный.

Тонкий. Жесткий. С хорошей пробивной способностью. И беззвучный…

- Болт, - я решилась озвучить мысль. – Это мог быть арбалетный болт? Такой, который без широкого наконечника?

Глава 24 Одинец

Глава 24 Одинец

«Волк-одинец – зверь особый. Обычно он стар, но еще не настолько, чтобы вовсе ослабеть. Отнюдь. Вошедший в возраст, одинец матер и силен, а еще умер, опытен и напрочь лишен чувства страха. Ибо изгнанный или же оставивший по своей воле стаю, зверь осознает близость и неминуемость скорой гибели своей, однако, подобно рыцарю прошлого, встречает смерть…»

«Песнь о волке», статья князя Степашова, вышедшая в осеннем номере «Охотника»

- Там-то вроде и улеглось все. Но месяца не прошло, как из моих кое-кто сгинул… правда, шел порожняком, но все одно неприятственно.

- Имена?

Егорка-Василек вытащил из кармана листочек в клеточку, который и подвинул Бекшееву.

- Те, которые галочкою мечены, пропали тут, в городе, - уточнил он. – Может, оно и не больно-то важно…

- Важно.

Благодарить за помощь язык не поворачивался. Листок Бекшеев развернул, убеждаясь, что эти имена имеются в его списке. Не все, правда.

- Заявление о пропаже…

- Тут родня поднялась… была у человечка семья большая. Единственный кормилец… и не гляди, начальник. Мы тоже люди. Он от детишек любил. А жена его чутка умом повредилася, когда немцы её того… но хоть до смерти не убили. А может, и зря, что не убили.

Палышев Иннокентий.

Да, заявление подано сестрой. И с сестрой этой Бекшеев уже успел парой слов перекинуться. Сумрачная уставшая женщина с выцветшим лицом и в такой же выцветшей, застиранной одежде. От нее и пахло-то – хозяйственным мылом и порошком.

- Сестрица его вдовая. Тоже детишек пятеро, и у самого – четыре… всех кормить надо, приглядеть.

Она не жаловалась на безденежье. Хотя… пенсия им полагалась, за утрату кормильца, только не такая, чтобы спокойно прожить.

- Он мужиком толковым был, к слову-то. И лес знал. С младых лет охотничал. Мы его в проводниках держали… что? Ценный специалист. А толковый начальник ценных специалистов бережет. Так-то ходоков, которые груз потянут, найти легко. А поди-ка, попробуй, такого найти, чтоб и в лесу не сгинул, и товар… так что он пустым обычно, чтоб, ежели вдруг на кого натолкнется… не того… сказал, что заблудился там, при охоте. И нашел человечка, которому помощь надобна. Видишь, княже, я с тобою, как есть говорю. Без лукавства.

Тихоня кивнул.

И уточнил.

- Что теперь?

- А что теперь? Выплатили сестрице его деньгу… страховку… мы ж не звери.

И к делу приставили. Если хозяйство большое, в нем всякому место найдется. А ходоком и ребенок быть может. Даже лучше, если ребенок… их жальче.

- Этот из новеньких. Три раза успел прогуляться. Крепкий. И тоже ходить по лесу умеет… крови опять же не боится. Но без дуроты. Так что перспективный. Были у меня на него свои планы. Но сгинул… вот с ним на пару.

А это имя из новых.

Сколько же здесь людей-то…

- Даты, - Бекшеев придвинул лист. – Хотя бы примерные. Когда исчезли или когда хватились.

Глядишь, получится закономерность выявить.

Вспомнилась вдруг полупрозрачная учительница.

- Мазаев из твоих? – уточнил Бекшеев, пробежавшись взглядом.

Егорка-Василек задумался. После поднял руку, подзывая кого-то. К столу подошел парень с обритою налысо головой. Широкоплечий здоровый, он оказавшись рядом с Васильком, как-то даже сжался, будто стыдясь своей телесной крепости.

Говорил Василек тихо, но парень выслушал, кивнул и исчез.

- Извини. Хозяйство большое, всех не упомню. Кого вот знал… хотя, если не знал, стало быть, или человечек новый, или неважный… а может, и сгинул до того, как груз взять. Тоже случается.

- А в городе?

- Город не такой уж и маленький. Я не слежу за всеми. У той же Мотьки свои людишки, я к ним не лезу, если договоренности блюдут. Найди, княже, этого беспокойника. А то ведь люди шуметь начинают, того и гляди заколобродят. А от этого одно беспокойство выйдет и вашим, и нашим.

И руки сцепил.

- Погоди, - Бекшеев просмотрел лист снизу вверх и сверху вниз. – Они… до сих пор… ходят?

- Редко, - Егорка скривился. – И приходится по трое-четверо пускать. Шила в мешке не утаишь… вот и отказывается народец по одному гулять. Да и сам я понимаю, что боятся… и мне без товару да с репутациею порченой оставаться не с руки. А чем больше народу, тем оно опасливее… следов больше. Тропы вон натаптывают. Шуму, дыму…

Он выпил компоту.

- Заговорил ты меня… давно уж столько не балакал.

- Не спеши, - Бекшеев листок аккуратно убрал в карман. – Проклятая деревня. Мертвецы. Из твоих.

- Дай, - Василек протянул руку и вытащил из нагрудного кармана самописку. – Отмечу… точно, собирался же ж… так вот с людьми теми нехорошо вышло. Очень. Договорились они за встречу. И ко мне, с той стороны, обратился весьма уважаемый человек, чтобы оную встречу я устроил.

- Почему не в городе?

- Предлагал, - Василек скривился сильнее прежнего. – Говорил, что есть у меня места надежные, тихие. Документы выправим такие, что и маги не прикопаются. Приведем. Уведем… но там не захотели. То ли спешили, то ли веры особой не было. Договорились на проклятую деревню.

- Ваши в ней…

- Думал, княже. И сам ходил глянуть. А как глянул, так и передумал. Темное место. Недоброе. До того недоброе, что и ныне как вспомню, так вздрогну… я всякого повидал. И смерти… смерть не злая, люди злые. А она – избавительница.

И сказано это было со всею возможной серьезностью. Шапошников отвел взгляд. А Тихоня склонил голову. Согласен?

- Я думал там захороночку какую устроить. Но… нет.

- Чистое оно. Есть заключение.

- В жопу заключение засунь, княже, тому, кто его писал. Я такие вещи шкурой чую… недоброе место. Но если разочек и для чужаков, если не засиживаться… тут и надо было взять груз да отнести его, обменять…

- На что?

- На деньги, - и оскал такой, слегка издевательский.

- Это