Брюхо Петербурга. Очерки столичной жизни - Анатолий Александрович Бахтиаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тряпичник
Первое действующее лицо, через руки которого проходят кости и тряпки, это – тряпичник.
Петербургских тряпичников можно разделить на две группы: одни, более зажиточные, ходят только по дворам «на крик» и скупают у обывателей столицы, преимущественно – кухарок, разные кухонные отбросы: кости, бутылки, жестяные коробки, тряпье и т. п.; другие, напротив того, исключительно бродят по мусорным ямам и навозным кучам, роются в них и добывают свой товар даром. Тряпичник последней категории – пропащий человек, пролетарий столицы, отребье общества. Роясь в грязи, он и сам грязен. Достаточно беглого взгляда на него, чтобы понять, как ему холодно и голодно. На его одежде – возле каждой дыры по заплате, как говорит русская пословица. Железный крюк о трех зубьях, насаженных на рукоятку, и просторный мешок – вот и все необходимые принадлежности тряпичника. Насбирав костей, тряпья, рваной бумаги и прочего мусора, тряпичник несет его своему собрату – маклаку-тряпичнику, который даже не взвешивает принесенный товар, а просто берет мешок с тряпьем в руку и «на глаз» определяет, сколько дать. Если слишком тяжело, так что трудно и поднять – платит копеек 30; если полегче весом – дает копеек 10–15.
Столичные тряпичники, скупающие тряпье, живут артелями от 15 до 25 человек у одного хозяина, которому они платят за стол и квартиру, т. е. за «угол», рублей 6 в месяц. Отправляясь по утрам на работу, тряпичник берет у хозяина рубля 2–3 денег для торговых оборотов. Каждый тряпичник имеет книжку, хранящуюся у хозяина, куда ежедневно вписывается, сколько он сдал товара, т. е. костей, тряпок, бутылок и т. п.
В столице существует даже целый квартал тряпичников. Так, например, у одного хозяина сгруппировано 6 артелей тряпичников, всего человек до ста. Во дворе – огромные каменные сараи для склада тряпья, которое свозят сюда тряпичники и на себе посредством двухколесной тележки, и на ломовиках – громоздкими возами. Сараи подразделены на номера, и каждый тряпичник имеет свой номер. Здесь же лежат огромные кучи старого железа и груды костей.
Гору ломаного железа сортируют: подковы – в одну сторону, гвозди – в другую, жестяные коробки – в третью и т. д. Сортировщики за работой до того поистреплют свои руки об железо, что на них появляется кровь. Во избежание этого надеваются на руки кожаные рукавицы или перчатки.
Еженедельно по воскресеньям на Толкучем рынке[35] бывает так называемый «развал», куда собираются тряпичники и татары-старьевщики со всего Петербурга. В это время фигурирует главным образом «голь перекатная» со всей столицы. Мастеровой и фабричный народ, свободный от работ, спешит тоже на «развал» за покупками дешевого товара.
Рано утром, часов в шесть, массивные железные ворота, ведущие на Толкучий рынок, еще заперты. Но вот мало-помалу к воротам стекаются тряпичники с огромными узлами на спине. Из ссудных касс подъезжают возы с просроченными вещами: пальто, брюками, сапогами и т. п.
Крупные торговцы тряпьем тоже посылают ломовиков с разным тряпьем и старыми сапогами.
Все это ни свет ни заря сосредоточивается у ворот Толкучего рынка[36] в ожидании, пока отворят ворота. Лишь только ворота отперли, разношерстная толпа хлынула во двор. Крик, шум, гам и толкотня. Каждый спешит занять себе место. Некоторые тряпичники бросают свои шапки на землю в знак того, что это место уже занято.
– Здесь занято!
– Занято!
Вот целая артель тряпичников, от одного хозяина, растянула на земле веревку, чтобы показать, что место занято. Сотни тряпичников выстроились на рынке в два ряда. Около каждого тряпичника, возле ног, на земле разложен незатейливый товар.
Кроме бедных обывателей столицы на рынок приходят и бабы-торговки. Они скупают у тряпичников старые грязные рубашки, штаны и т. п., перемывают, починива-ют, пришивают пуговицы и опять выносят на Толкучий. Таким образом, старая вымытая рубаха попадает к новому владельцу и начинает новую жизнь.
Обыкновенно торговки нижним бельем привозят свой товар на особых тележках. Глядя на эти тележки, невольно приходит на мысль, что они представляют собою первообраз всех телег, существующих в мире: колеса без спиц – просто-напросто отпилено от дерева четыре круга и посредине проверчены дырья для оси. Спереди тележки приделана палка для возницы. Торговки, не имеющие тележки, развешивают товар на себе: на руки и на плечи. Во время летней жары торговки привязывают к своим тележкам истрепанные зонтики и, усевшись на маленькую скамеечку возле своего, так сказать, передвижного магазина для бедных, терпеливо поджидают нетребовательного покупателя.
– Что стоят штаны-то?
– Сорок копеек.
Покупатель взял штаны, выворотил их наизнанку и подверг самому тщательному осмотру.
– Двугривенный, мамаша, хочешь?
– Ишь ты! Ничего что в лаптях, а хитер!
– Возьми, мамаша, четвертак!
– Отваливай! Мне одна простыня обошлась в полтинник…
Оказалось, что две пары штанов сшиты были из старой простыни, купленной, в свою очередь, тоже на Толкучем рынке.
В другом месте торгуются на брюки.
На плечах у торговца наложено несколько дюжин новых брюк. Их шьют специально для Толкучего рынка из бумажной ткани, обильно проклеенной клеем.
– Почем брюки-то?
– Рубль!
– Дорого!
– Да ведь они новые, из «английской кожи»!
– А нет ли у тебя из чертовой кожи?
– Да ты посуди: материал один стоит рубль серебром, а шитье-то даром!
– Полтинник!
– Девять гривен!
– Шесть гривен!
– Давай! Наживай деньги!
Бедняк, войдя на Толкучий рынок, может одеться с ног до головы за 5 рублей. Мало того, вся экипировка, кроме сапог, будет новая, точно сейчас с иголки. Тут можно купить и жениховскую меховую шапку, и немного поношенные брюки с потертыми местами на коленях, и вывороченную пару, и почти новые сапоги, щедро вымазанные дегтем.
После тряпичников первенствующая роль на Толкучем принадлежит татарам-халатникам, стоящим
