Клинок Гармонии (СИ) - Кишин Илья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В процессе осмотра, я то ли дело заворачивал в знакомые комнаты, которые вызывали бурю скрытых эмоций. На сегодняшний день я ненавидел своих родителей больше, чем кого-либо, но зайдя в родную комнату, не мог не расплакаться, вспоминая о минувшем. Вот мои детские игрушки, дискеты с мультфильмами, комиксы под кроватью, рваная детская одежда, незаправленная кровать, семейное фото на столе — все это было дороже любого золота, но только лишь для меня одного. На кухне среди горы немытой и битой посуды, приоткрытого холодильника и разлитого протухшего супа, за столом сидел человеческий скелет в одежде моего отца. Он любил носить кепку-хулиганку и рабочие штаны с ремешками поверх клетчатой рубашки, такой образ выдавал владельца костей за столом. Я подошел поближе и уставился на безжизненный иссохший скелет. Усевшись за стол рядом с ним, я наконец вспомнил, какой грех совершил этот человек.
— Вот и кара твоя, папа, — сказал я, оперевшись на руку.
Еще минуту я смотрел на него, но не выдержал и решил уйти из этого дома, ведь кроме боли он ничего мне не принесет. Стоило отойти от стола и выйти в коридор, позади послышался кряхтящий шепот:
— Прости…
Я испугался и резко обернулся, мне на встречу катился череп, который магическим образом отделился от позвоночника. Он остановился прямо около моих ног так, что глазные впадины смотрели мне прямо в лицо. Еще никогда Ашидо не испытывал такого гнетущего страха, не столько от мистики, происходящей вокруг, сколько от осознания того, что сходит с ума. Из глазниц в черепе показались черви, которые активно выползали наружу — здесь больше нельзя оставаться. Я бросился к выходу, выбежал из дома и остановился у края островка, где камней уже не было — они просто куда-то пропали. Я уже подумал идти назад и обернулся в сторону избы, уставившись в дверной проем. Через несколько секунд там показалась выпавшая из-за двери рука скелета, а это говорит о том, что теперь точно не стоит тратить время на раздумья. Я немного отошел назад, как следует разбежался и прыгнул высоко над пустотой, стараясь долететь до островка. Как только моя нога оторвалась от края, я понял, что с такой скоростью не долечу даже до края, потому попробовал сконцентрироваться на телепортации, но ничего не выходило, как бы я не старался. Мое тело с огромной силой врезалось в край островка, от чего все мои ребра в миг сломались, органы разорвало от их осколков, руки парализовало, из-за чего все мои шансы ухватиться утекли вместе с надеждой выбраться отсюда. Сейчас мое тело летит вниз, так медленно, что кровь из полученных ран левитирует в воздухе. Вот и пришел конец истории Ашидо Такаги, на этот раз по-настоящему. Паршивое чувство дежавю делает картину еще более трагичной, мои глаза закрываются, и я медленно утопаю в невесомости.
***
Стоит подумать, что конец уже наступил, стоит опустить руки и сдаться, как судьба вновь дает мне шанс. Не помню, в какой момент отключился, но очнулся я уже в приличном и ухоженном доме прямо на полу в каком-то гардеробе. Боль ушла, ребра оказались целыми, а не раздробленными вперемешку с моими внутренностями — все это было будто бы… сном. Я поднялся с пола и осмотрелся: кругом стояла обычная мебель, но какая-то слишком уж старая, подо мной лежал дорогой шерстяной ковер, на стенах висели картины с красивыми пейзажами, из окна в дом пробивался яркий полуденный свет, красные шторы развевались на ветру. Такая картина куда приятнее, чем то, что я видел до этого — здесь совсем другая атмосфера, лишь тишина и гармония. Я отворил резную дверь и покинул комнату, оказавшись в длинном коридоре с красными коврами, вдоль которого стояли причудливые светильники без проводов. Как странно, что это за дом такой? Бродя по коридорам я то ли дело заглядывал в первые попавшиеся комнаты по очереди, там были в основном жилые помещения, рабочие места с кучей бумаг и гостиные, вроде нашей, которая служит комнатой для собраний. Наконец я вышел в холл, где слышались оживленные разговоры на непонятном мне языке. В холле стояли люди в доспехах, словно какие-то рыцари, а также мужчина в какой-то мантии, они активно переговаривались.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Хей! Здравствуйте! — прокричал я, обрадовавшись живому присутствию.
Мужчины обернулись в мою сторону и засуетились.
— Аслан, мон теро! — крикнул один из них.
Что бы это могло значить? Мне придется разговаривать с ними рисунками, как это делали пещерные люди? Я двинулся в их сторону вниз по лестнице, надеясь на плодотворный разговор, но они не выглядели так, будто были мне рады. Человек в мантии вытянул в мою сторону руку в какой-то большой кожаной перчатке, после чего из нее на секунду сверкнула молния, которая ударила мне в бок. Больно не было, но сила от удара заставила отшатнуться и рухнуть на ступеньки. Они были явно агрессивно настроены, я взглянул на место, куда попала молния, моя одежда будто гнила с ужасающей скоростью. Я поднялся и бросился наверх, попробовав оголить «Нами», и в этот раз у меня получилось. Вдогонку беглецу полетела вторая молния, которую я блокировал, перенаправив ее в лезвие меча.
— Дено! — кричал мужчина в мантии, — Каа маш`ин энтропиум та`руни!
— Да пошли вы, придурки! — ответил я.
Пришлось бежать куда глаза глядят, пока я не ворвался в какую-то комнату, заперев дверь на замок, после чего скатился на пол, кряхтя от боли в боку. Казалось, что рана гноится от последствий удара молнии — мою плоть разъедало, пока процесс наконец не прекратился, оставив кровоточащую дыру. Я оказался в каком-то большом кабинете, не похожем на все предыдущие, воля заставила тело отодраться от пола, пока еще не слишком поздно. На стене виднелся портрет какого-то старика в монокле с седой бородой и лысиной, на столе валялись лишь какие-то бумажки и канцелярия, вроде перьевой ручки и набора для печатей из сургуча. Я решил взглянуть на записи, которые лежали на столе, там была какая-то записка с подписью, язык в которой различить было невозможно, хоть он и был похож на привычную кириллицу с кучей апострофов, однако некоторые слова были похожи на названия современных химических элементов, но это мало что давало. Выбросив бумажку, я заглянул в какую-то небольшую записную книжку бордового цвета, в которой были все те же непонятные символы, написанные уже женской рукой — автора выдавали каракули на каждой странице, вроде сердечек и музыкальных ключей. В тот момент, когда я решил хоть что-то различить в этих записях, в дверь начали ломиться. Я уже подумал было бросить бумаги и бежать, но в глаза кинулось одно очень знакомое слово, которое было легко отличить в объемном тексте — Кишин. Что за чертовщина?
— Надо показать ее Илии, — подумал я.
Вырвав страницу из записной книжки, которую правильнее было бы назвать дневником, я засунул ее в карман и с разбегу выпрыгнул в окно. Стекла разбились в тот же момент, как мои преследователи выломали дверной замок. Я приземлился на дорогу из плитки под домом, которая резко провалилась, и я рухнул под землю, будто снизу ничего и не было — в черную пустоту. Как же мне надоело все время лететь вниз, не чувствуя под собой дна и не зная, куда вообще я лечу. Ничего не поделаешь, придется смириться и снова сомкнуть глаза.
***
На этот раз пришлось проснуться в кромешной темноте, кругом ничего не было видно, будто меня посадили в комнату без окон и дверей, а главное — без освещения. Гнилая рана на боку магическим образом пропала, я мог привычно встать, но прежде пришлось прощупать свои карманы, чтобы убедиться, что страница из дневника все еще со мной. Следующей жертвой мозолистых рук был пол, который должен был намекнуть мне, где именно я нахожусь, однако плитка в качестве покрытия мало о чем говорила — я могу быть где угодно. Пока я был занят важными делами, в паре метров от меня загорелась плоская подвесная лампа, которую обычно используют в больницах. Источник света в темноте не мог не радовать, но факт того, что я нахожусь в морге, не сильно грел душу. Половина привычных для этого помещения шкафчиков были открыты, в некоторых лежали скелеты, с которыми я хотел бы вообще никогда в жизни больше не сталкиваться. На пальцах ног некоторых из них висели бирки, остальные же были безымянными, без единого намека на знакомого человека. Мне было очень страшно находится в помещении с такой удушающей атмосферой смерти, где нет ничего, кроме трупов. Я собрал волю в кулак, рассчитывая на этот раз дать отпор каким-то там скелетам, и стал изучать лежащих в шкафчиках людей. Один за другим они сменяли друг друга, но имена казались совсем незнакомыми: Генри Уайт, Оливер Кокаин, Ланцелот Клифтон, Джордан Харрис, Мухаммад Клифтон — даже родственники здесь есть, или это тёзки? Последним человеком в шкафчике был Якоб Фостер, и труп его сжимал в руках какую-то большую книгу. Мне стало интересно, что же он так не хотел отпускать до самой смерти и я полез прямо в шкафчик, чтобы своими руками вырвать предмет интереса. Его кости с трудом двигались и пришлось их ломать, после чего она все же оказалась у меня в руках. На обложке книги виднелась большая надпись: «Энтропология. Энтропотургия и ее аспекты». Что-то такое уже говорил тот мужчина в мантии, может все они как-то связаны и Бездна хочет что-то мне сказать? Я должен забрать с собой книгу, которую тоже следует показать Кишину, который явно знает больше, чем парень, в приступе страха убегающий от скелетов.