Черный лебедь. Романы - Рафаэль Сабатини

Сэр Генри повернулся к де Берни.

- Ну, Чарльз?

- Капитан Олдридж полагает, что не следует оставлять команду «Черного Лебедя» на свободе. Но я не вижу в этом никакой опасности или неудобства. Оставленные на необитаемом острове без корабля и пушек и без вожака они представляются мне довольно безвредными. Если, в конце концов, они и выберутся отсюда, то вряд ли возьмутся за старое. Урок, полученный ими здесь, слишком суров.

- Клянусь честью, я склонен согласиться с тобой, - сказал Морган, бросив недоброжелательный взгляд на майора. - И это несмотря на мнение майора Бича.

Последние слова Моргана заставляют нас подразумевать, что слишком самонадеянное сопротивление майора, возможно, помогло расположить сэра Генри к согласию.

Майор раздраженно опустил ногу и выпрямился.

- Я уже говорил вам, что мое имя - Сэндз.

- Да ну? - Морган посмотрел на него со злостью. - Бич и Сэндз, разве не одно и тоже? - Он встал. - Идемте, Олдридж. Надо приниматься за работу. Последуем совету Чарльза. Это самый легкий путь закончить дело.

Капитан поднялся вслед за ним. Уже собираясь уходить, адмирал остановился перед Присциллой.

- Я пошлю стюарда приготовить вам покои, и для тебя, Чарльз, и для вас тоже, майор.

Майор и де Берни встали вместе. Майор подчеркнуто холодно поклонился, но де Берни было еще что сказать:

- Если вы разрешите, Морган, я вернусь на Ямайку на каком-нибудь другом корабле. Возможно, я смогу принять командование «Кентавром».

Морган внимательно посмотрел на него, а потом на остальных. У майора почти непроизвольно вырвался вздох облегчения, в то время как мисс Присцилла стала вдруг смотреть вверх, а на лице ее промелькнуло выражение смущения и испуга. Сэр Генри вытянул тяжелую губу и в раздумье погладил свои длинные усы.

- Какого черта... - начал было он, но затем, пожав плечами, продолжал: - Впрочем, как тебе будет угодно, Чарльз. Как угодно. Пойдемте, Олдридж.

Он выкатился из каюты, за ним последовал тощий капитан, оставив де Берни наедине со своими бывшими спутниками.

Пока француз подбирал подходящие слова, чтобы выразить свои мысли, Присцилла встала. Она была очень спокойна и очень бледна.

- Барт, - сказала она, - вы бы оказали мне услугу, если бы немного прогулялись по палубе.

Майор тут же бросился вперед, учтиво предлагая ей руку.

- Дорогая! - воскликнул он.

Она покачала головой.

- Нет, нет. Я имею в виду, чтобы вы прогулялись в одиночестве. Мне надо кое-что сказать де Берни.

У майора отвисла челюсть.

- Вы хотите что-то сказать ему? Что же? С какой целью?

- Это мое дело, Барт. И потом, вам не кажется, что нам есть что сказать друг другу после всего случившегося? Думаю, что и вы сами найдете что сказать ему. Полагаю, мы у него в долгу. Разве не так?

Майор был смущен. Чувства обуревали его.

- Конечно, я обязан месье де Берни очень многим. Чтоб мне лопнуть, очень многим! Признаю, что ошибался в нем. По крайней мере, до некоторой степени.

- Пожалуйста, ни слова больше, - остановил его де Берни. - Вы только все испортите.

- Вы сможете высказать это потом, - добавила Присцилла. - А сейчас, прошу вас, оставьте нас.

- Но... - майор запнулся, терзаемый дурными предчувствиями. - Но вы думаете... Конечно, вы не можете сказать месье де Берни ничего такого, чему я не мог бы быть свидетелем, в чем я не смог бы присоединиться к вам. Дорогая Присцилла, это же не более, чем естественно, что я желаю объединиться с вами в выражении...

- Я должна сказать нечто такое, в чем вы, Барт, не сможете присоединиться ко мне, что не касается вас вообще.

Тревога придала лицу майора глупый вид.

- Но, Присцилла, несомненно...

- Ох, пожалуйста, идите! Идите! - ее тон стал нетерпеливым.

- Очень хорошо, - развел он руками: - Это ваше желание. Месье де Берни, я уверен, не станет злоупотреблять ситуацией. Он будет помнить...

На этот раз его прервал де Берни:

- Единственное злоупотребление, которое нам грозит, это ваше злоупотребление терпением леди.

Немного успокоенный, но крайне не в духе, майор направился к двери.

- Присцилла, я буду поблизости на случай, если понадоблюсь.

- Думаю, не понадобитесь, - последовал ответ.

Когда, наконец, майор ушел, Присцилла подошла к длинному резному рундуку под кормовыми окнами. Она была бледна и заметно взволнована. Де Берни повернулся к ней и ждал, когда она заговорит.

Она села спиной к свету и только тогда подняла на него глаза.

- Шарль, - сказала она тихо, - скажите мне откровенно, почему вы хотите возвратиться на Ямайку на другом корабле?

- Откровенно говоря, потому, - сказал он, - что хочу, наконец, избавить вас от своего присутствия, которым вы, вероятно, пресытились за прошедший месяц.

- Так вот какова ваша откровенность? Вы все еще играете комедию со мной или вообще уже не считаетесь с моими желаниями?

Этот вопрос смутил его. Он погрузил подбородок в кружева и прошелся по каюте.

- Майор Сэндз ясно дал понять, каковы должны быть ваши желания, касающиеся меня.

- Майор Сэндз? ~ в ее тоне появилось легкое недовольство. - Какое мне дело до майора Сэндза?

- Он всего лишь зеркало мира, к которому вы принадлежите.

- Понятно, - сказала она и затем наступила тишина, которую он не пытался нарушить. - И это имеет для вас такое значение? - наконец спросила она,

- Должно иметь, поскольку имеет значение для вас.

- Для меня не имеет.

- А я говорю, имеет, - улыбнулся он немного печально. - Не забывайте, Присцилла, что майор прав, называя меня пиратом.

- Вы? Пират?

- Я был им, и это клеймо останется на мне.

- Я не признаю этого. А если бы даже и так, мне это совершенно безразлично. Для меня вы - самый храбрый, самый благородный человек, которого я когда-либо знала.

- Вы многого не знаете, - сказал он.

Она взглянула ему прямо в лицо, и снова в их беседе возникла долгая пауза. Затем она отодвинулась к окну, чтобы он не смог заметить появившиеся на ее глазах слезы, и еще немного помолчала, чтобы успокоиться и унять дрожь в голосе.

- Возможно... возможно, я неправильно поняла мотивы вашего перехода на другой корабль. И, может быть, была неправа, желая просить вас остаться.

Он уловил в ее словах легкую заминку, подействовавшую на него как укол шпаги и заставившую его сказать то, что он поклялся себе не говорить никогда.

- Ах, боже мой! Вы вовсе не ошиблись. - Он подошел к ней и уперся коленом в рундук, на котором она сидела. - Внимательно выслушайте меня, Присцилла, - сказал он серьезно. - Я ухожу, потому что, как я говорил вам тогда ночью на берегу, я остаюсь тем, что я есть, а вы - совсем другое дело, Я бегу, как вы и предположили, от вас, бегу ради вас самой. Мне бы не хотелось вызывать у вас сочувствия, поскольку вы, возможно, уже догадались, что я имел самонадеянность полюбить вас. Говорю вам это, словно кладу венок на могилу.