В мире поддлунном... - Адыл Якубов

— Повелевайте, благодетель.

— Ты помнишь, Али Гариб, про священное дерево с божественными плодами, о котором говорил шах поэтов?

— Божественные плоды?.. Так, господин Унсури?

— Да, да, так написано в этой книге. — Унсури достал из-под низенького столика, стоявшего на дастархане, тяжелую книгу в черном сафьяновом переплете. К Али Гарибу: — Вы помните, месяц назад был совет улемов, ученых и поэтов. И ни один ученый муж не мог сказать что-либо вразумительное о божественных плодах, а нечестивый раб аллаха, Абу Райхан Бируни, посчитал даже за выдумку, что начертано в этой книге.

— Выдумка?! Позор такому ученому мужу! — «Великий исцелитель», до того хранивший величественное молчание, перевел взор с шашлыков на потолок. — Столько лет прожить в Индии и не ведать о божественных плодах? Позор… невежде!

Разливая вино по маленьким фарфоровым пиалам, Абул Хасанак взглянул на «Ибн Сину», улыбнувшись, предложил:

— Надо бы позвать сюда невежду! Позвать и проучить!

— Нет, нет, ваш покорный слуга не желает видеть невежд, называющих себя учеными! — возразил торопливо Шахвани. — Запомните, господин визирь! Это дерево произрастает на Кухи Сарандип. Да, да, там, где после рая жили Адам и Ева. Гора находится между Индией и Китаем. Оставите за спиной границы Индии и все время держитесь строго на восток, ехать верхом надо сорок дней и сорок ночей, миновать сорок городов, пересечь сорок рек и сорок горных перевалов. И тогда перед вашим взором предстанет великое море, вы сядете на корабль и будете плыть еще сорок дней. Затем появятся перед вашим взором сорок островов. Среди них есть остров, несравненно прекрасный, поистине райский. Вот на том, том острове и жил праотец людей Адам — да будет мир его душе! — возвышается там гора Сарандип, на которой и произрастает чудо-дерево, плоды его божественны потому, что сотворены богом, единым и всемогущим.

— Сорок дней верхом, сорок дней на корабле — так ли уж это трудно? — Абул Хасанак опорожнил свою пиалу, подмигнул поэту Унсури. — Наш господин главный визирь давно привык к таким путешествиям!

— Воистину! — воскликнул Унсури. — Страдания и тяготы, перенесенные ради здоровья нашего повелителя — покровителя правоверных, меча ислама, ради славы нашего султаната, — это же и есть высшее счастье для верных подданных.

«Почему я в свое время не вырвал язык у этого сладкоречивого попугая? Надо было, надо вырвать и бросить его собакам!»

Чинно сидевший «великий исцелитель» добавил к сказанному поэтом:

— Сколько бы мы ни служили нашему повелителю, тени аллаха на земле, все будет мало!.. А свойства этих божественных ягод суть таковы, что…

— …можно мертвого оживить?

— Нет, нет, — возразил Шахвани, с медлительной многозначительностью покачав головой, отчего на его лице появилось выражение спокойно-торжественное. — Нет, нет, жить ли человеку, помереть ли ему — это подвластно лишь воле аллаха! Но, сотворив Адама из глины и вдохнув в него жизнь, всевышний создал и различные лекарства… в том числе и такое, что если сорок дней и сорок ночей его употреблять, то больной получит исцеление от тысячи и одной болезни, а пожилой опять станет мужчиной в расцвете сил.

Поэт Унсури почему-то прослезился. Воскликнул:

— Хвала, хвала вам, господин Ибн Сина!

— Благодетель! — обратился Абул Хасанак к султану. — Вы помните, когда вам было сорок лет?

— О, я помню, я… — не унимался поэт Унсури. — Покровитель правоверных, когда ему было сорок, покорил Индию, и Хорасан, и Мавераннахр.

В подернутых хмельным дымком глазах Абул Хасанака заиграло озорство:

— Не Индию только покорил наш повелитель, но и сердца индийских пери! Не Хорасан только, а газелеоких красавиц Хорасана… и миндалеоких красавиц Мавераннахра…

Главный визирь осторожно глянул на султана.

Кончики редких усов у Махмуда свесились беспомощно, глаза, и без того узкие, совсем в щелки превратились, — захмелелый старик, борющийся с дремотой.

Тут лекарь забеспокоился (он заметил изучающий взгляд Али Гариба), поспешно вытащил из кармана своего пышного халата сложенную кулечком золотистую бумажку, развернул и вытащил из нее маленькую буро-коричневую «изюминку», протянул ее султану:

— Да сгинут последние следы недуга вашего, повелитель! Хотя это лекарство не из тех, божественных, ягод, но все же оно… как бы их младший братец!

«Лекарство? Да это, скорей всего, опий, зловещий сок мака!»

Султан покорно проглотил «младшего братца», запив его вином из пиалы, которую преподнес Абул Хасанак. Закрыв глаза, посидел застыло-неподвижно (вместе с султаном застыл и «великий исцелитель», краем глаза тревожно следя за больным). Через некоторое время на синевато-желтом лице султана появился слабый румянец. Шахвани облегченно вздохнул и победоносно посмотрел на Абул Хасанака. Тот заулыбался: хвала, хвала вам, Ибн Сина!

Узкие мутные глаза султана странно вспыхнули. Придя в себя, он заметил главного визиря:

— Да! Три дня срока тебе на подготовку, старый лис! Бери слуг, которых пожелаешь, отборных коней, провизии… От имени государственного совета отправь высочайший указ правителям всех вилайетов: пусть помогут тебе, пусть сделают все, чтоб ты благополучно добрался до Кухи Сарандип… Тебе ясно, что я сказал?

— Ясно, повелитель!

«О создатель! Зачем я откопал, зачем только вытащил из каменной могилы этого коварного лжелекаря! Вот ведь и впрямь сумеет взнуздать самого дьявола… А я-то, глупец, надеялся избавиться от одной беды, да взвалил на себя тысячу других!»

— Если все ясно, отправляйся в путь! И поторопись… Восемьдесят суток дал тебе господин Ибн Сина? Этого слишком много. Сорок дней и ночей в одну сторону — посуху и по морю, сорок дней и ночей обратно. Через восемьдесят дней ты должен положить на эту вот скатерть благословенные божественные ягоды.

Султан говорил, а главному визирю вдруг захотелось пасть на колени и, царапая лицо, признаться во всех грехах своих, — это он, глупец, придумал, придумал на свою погибель, все-все — и легенду о божественных плодах, и самого важно восседающего «великого исцелителя». Он кается, кается! Но как быстро появилось это желание, так же быстро исчезло. Никакое раскаянье теперь невозможно!

А султан достал из-под подушки трещотку, застучал громко и властно.

— Еще поднос с золотом, еще халат! — приказал он.

Боль, что сдавила голову главного визиря, сразу исчезла. В жизни он надевал немало златотканых халатов, получал не один поднос золота, но всякий раз, когда эти дары принимал из рук могущественного султана, душа его ликовала, а на глазах выступали слезы.

Не прошло и мгновения, как появился с дарами дворецкий. У великого визиря по телу пробежала теплая волна, он встал, но тут же и сел: дары предназначены были не ему, а опять и опять «великому исцелителю».

Абул Хасанак вскочил, взял у сарайбона златотканый халат, с поклоном накинул на плечи «Ибн Сине». Унсури, причмокивая, преподнес серебряное блюдо, полное динаров.

Шахвани расправил халат, осторожно поставил поднос перед собой и чинно склонил голову.

— Навеки признателен, повелитель! — Выпрямился. Продолжил: — У меня, грешного раба божьего, бедного лекаря, нет иного желания, кроме как вернуть вам крепкое здоровье, солнце неба! А здоровье человека, оно обитает не только в теле, оно гнездится ведь в душе его, благодетель. Светло и ясно на душе, приятно настроение — и тело будет бодрым и здоровым. А посему я, грешный раб аллаха, бедный лекарь, предписываю: в этом прекрасном дворце нет места печали. Наоборот, необходимо собрать всех известных в Газне музыкантов и певцов: пусть они своим искусством веселят вашу душу! Необходимо привести сюда самых красивых рабынь из вашего гарема, дабы, их увидев, вы почувствовали благородное мужское желание! Дабы забурлила кровь в вашем сердце и вы сумели вознаградить по-мужски луноликих, что жаждут ваших объятий!

Абул Хасанак в хмельном восторге закричал:

— Хвала, хвала вам, великий исцелитель!

Али Гариб снова украдкой взглянул на султана. Тот сидел полусонный, ощерясь загадочно-странной, будто нарисованной, неподвижной улыбкой. «Ядовитый сок действует», — с ужасом подумал Али Гариб.

Шахвани продолжал разглагольствовать:

— Я скажу вам: в любви и вине заключена тайная чудодейственная сила. Благодетель, позвольте рассказать одну поучительную историю… Однажды лет пять-шесть назад ваш старый недруг, правитель Бухары Алитегин, поверив всяким наговорам, бросил вашего покорного слугу в зиндан. А тот зиндан был… ого, туда провались только… там было сорок ступеней. Ваш преданный раб провел сорок дней, отданный змеям и скорпионам. Но великий аллах смилостивился. Как раз через сорок дней тот эмир заболел, тяжко заболел, и вынужден был снова призвать меня к себе. И я поставил перед ним условие: пусть на каждую из сорока ступенек в том зиндане поставят по красавице, такой молодой и чистой, чтобы, как говорится, и мать ее еще не целовала. И чтобы у каждой луноликой девственницы в руке была чаша вина!.. Эмир приказал сделать так, как захотел бедный лекарь. А ваш покорный слуга, вконец лишенный сил за сорок дней и ночей пребывания в зиндане, делал шаг и останавливался на каждой ступени лестницы. Глотну вина — и силы, чувствую, ко мне приходят. Целую красавиц — и, чувствую, все крепче и крепче получается, и задержаться подольше хочется рядом с каждой. Вот так, с помощью вина и поцелуев, поднялся по ступеням вверх. Сорок глотков вина и сорок объятий… и я стал как жеребец, повелитель!.