Чувства наизнанку - Даша Коэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и чего вы от меня хотите? — со вздохом спросил я.
— Помоги вытащить ее оттуда, Марк! Наши счета заблокированы, Саша в изоляторе, я схожу с ума.
— Ну так сходите, кто вам не дает?
— Ты… ты собираешься помогать нам или нет? — как резанная заверезжала женщина.
— Нет, — спокойно ответил я, — еще что-то?
— Да пошел ты! Щенок! Молокосос! Недомерок! Гребаный сосунок! Чтоб вы все там сдохли, твари! Вы еще пожалеете, что связались с Разумовскими! Вы все горько пожалеете!!!
Но я не дослушал, а просто отключился. Далее уделил пару часов следователям, а затем вернулся домой и принялся методично приводить себя в порядок, по пути заказывая букет белоснежных роз и дорогую коробку конфет ручной работы. Теперь, когда все было расставлено по своим местам, пора было возвращать свою Таню.
Но, если бы было все так просто, верно?
Уже перед самым выходом мой телефон зазвонил опять. Это был Костя — один из парней, что пас Таню. Вызов принял незамедлительно.
— Слушаю.
— Марк, мы ее потеряли.
— Как? Где? — и я весь покрылся коркой льда, вспоминая недавние выкрики Разумовской.
— Она вышла в парк на прогулку. Затем зашла за билетом на колесо обозрения, купила его и отправилась в уборную. Спустя пять минут Федор проверил туалет, но ее там не было. Короче, она нас спалила, по всей видимости. Мы бросились на улицу, но увидели только, как она садится в черный автомобиль. Марку и госномер узнали. Пробиваем.
— Да как вы могли так налажать? — закричал я, приходя в ужас от страха, который меня обуял, — Найдите мне ее! Немедленно, черт возьми!
— Будет сделано.
И отключился. А я в панике заметался по квартире, не понимая, за что схватиться в первую очередь. Долгие минуты варился в кипятке всевозможных кошмарных предположений. Пару раз набрал Ингу Разумовскую, но та не взяла трубку. А потом вздрогнул, когда одновременно ожил телефон и домофон.
Принял вызов и потопал в прихожую. Х-м-м, а вот и дорогой папа пожаловал…
— Да, Костя, ну что там?
— Машинка принадлежит некой Толмацкой Арине Александровне.
— Фух! — облегченно выдохнул я, — Отбой!
— Точно?
— Да. Теперь просто найдите мне, куда она поехала, дальше я сам.
И открыл входную дверь своему родителю:
— Ну, здравствуй, папа.
— Виноват, — отчеканил тот, — приехал просить прощения.
— Не у меня его просить надо, отец.
— Я знаю.
Что-ж, теперь бы только найти ту, перед которой мы оба должны извиняться, вымаливая снисхождение и право на второй шанс.
Глава 29. О том, как гора не желает идти к Магомеду…
Марк
— Зайду? — спрашивает отец.
— Зайди, — вздыхаю я и снова возвращаюсь в гостиную, в ожидании поглядывая на молчащий телефон.
— Собрался куда?
— К Тане.
— М-м, а я думал, что ты раньше лыжи намылишь.
— Намылишь тут с тобой, — кинул я в его сторону недовольный и осуждающий взгляд.
— Марк, не надо губы дуть. В своей жизни я всегда предпочитал верить фактам. Моя вина только в том, что, в данном конкретном случае, я их не захотел проверять так дотошно, как сделал это ты. У меня не было на то причин.
— Я тебя не обвинял, — вздохнул я устало, — это просто жизнь и она полна дерьма и…
— И таких, как Разумовские, да.
— Лиана в психушке, — развел я руками, двумя словами объясняя причину всего, что произошло за последнее время.
— Я в курсе, навел справки. Передоз. Попытка суицида. Лечить ее придется очень долго. Там стаж употребления измеряется годами. Но разговор сейчас не об этом. Я говорил с адвокатом Разумовского. Так вот, Саша согласен пойти на признание вины и сотрудничать со следствием, лишь бы не было преследования Лианы. Все их имущество уйдет с молотка, но кое-что останется. После освобождения его дочь уедет из страны. У них есть небольшой домик в Болгарии, там за девушкой присмотрит ее тетка.
— А Инга?
— А Инга два часа назад сбежала с любовником в Эмираты через Беларусь.
— Э-э, что прости?
— Да я сам в шоке.
— Ой, бля, — не сдержался я и устало потер глаза ладонями, — нахрена я вообще с этой Лианой связался?
— Ну, может она была кое на кого похожа?
— Так заметно? — скривился я.
— Да, — кивнул отец, а потом, спустя небольшую паузу, снова заговорил, — кстати, Тане положена компенсация морального вреда и полная реабилитация. Думаю, что такая сумма ее немного смягчит.
И положил на стол передо мной листок с шестью нулями.
— Это не вариант, пап. Она нас с этими подачками только на хрен пошлет.
— Ну и дура!
— Да нет же!
— Вот и я так тоже думаю, что не мог мой сын полюбить дуру. Только конченая идиотка и истеричка не поймет всей сложности и неоднозначности сложившейся ситуации. Побегала немного, пообижалась и хватит.
— Пап…
— Ты ей врал?
— Нет.
— Вот! Это самое главное! А то что ты слепо не встал на ее сторону по первому свистку, ну так…п-ф-ф…знаешь, это потому что ты тоже не дурак, чтобы верить женщине просто потому, что ей того захотелось. А теперь пусть порадуется, что ты всех хулиганов наказал и защитил ее честь. Мы в реальном мире живем, а не в притянутом за уши ванильном сериале. Тебе нужна рядом здоровая реалистка, а не глупенькая, инфантильная идеалистка, раздувающая из каждой проблемы мыльный пузырь.
— Пап, мне нужна Таня. Без оговорок. Это понятно? — жестко припечатал я и вновь раздраженно глянул на молчащий телефон.
— Понятно. Давай там уже скорее мирись со своей зазнобой, снимай с нее розовые очки и привози ее в гости. Мать желает познакомиться с будущей родственницей. А я желаю извиниться, хотя я это делать не люблю и, что уж греха таить, не умею.
— Легко сказать «мирись», — покачал головой и тут же принял вызов от Кости, который, по всей видимости, напал на след моей Тани.
И пока я выслушивал неопределенный лепет охранника, мой любопытный папаня прошвырнулся по квартире и даже сунул нос в комнату, где остались все танины краски, холсты и кисточки. Хорошо хоть я додумался свой ню-портрет прикрыть.
— Х-м, а Татьяна твоя хорошо рисует, — потянул отец, разглядывая какие-то наброски.
— Пап, мне ехать пора.
— Да, сейчас, — и не сдвинулся с места, — недурно, очень даже недурно. Х-м-м, возвращай ее скорей, я знаю, что предложить твоей девочке.
— И что же?
— Пока секрет.
И тут у меня в голове сложился пазл. Вот только одной детали не доставало и помочь мне с ней мог лишь отец.
— Пап, а ты можешь для меня кое-что сделать?
— Что