Бег в золотом тумане - Руслан Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да… — согласился с ним Федя. — Фартовый мужик! Но ежели враги поимеют Житника, — то все! Хана штольне со всеми потрохами!
— Хватит гадать! — Я был на взводе, поэтому и оборвал Фредди.
— Как нога? Минут через двадцать жгут ослабить надо, не то гангрену заработаешь!
— Нормально. Крови нет, правда болит и дергает здорово. Что делать будем? Я не ответил Серёге. В это время в голову мне пришла мысль, что Лейла ушла добровольно, не выдержала совершенно ненужных, тяжких даже для мужчины, испытаний. Поняла, что я не тот человек, который способен беречь и обихаживать хрупкую женщину… И ушла через Зидды в город. И Бабек, как истинный мужчина, решил ее сопровождать.
Такое спасительное для моего воспалённого мозга объяснение было столь очевидным, что я тут же расплылся в радостной улыбке.
— Что делать будем? — переспросил я, с трудом вернув лицу серьезность. Я думаю, надо срочно идти в лагерь за Юркиным хирургическим набором. Разрежем тебе, Серёга, ногу! Почистим, аккуратно зашьем белыми нитками… Федя будет мне ассистировать!
— Да ну тебя к чёрту! Я серьезно.
— Подождать надо немного. Они наверняка уйдут, если не ушли уже. А мы не снайперы, чтобы ночью в засаде сидеть. Подбирая слова, чтобы сказать ещё что-то, я вспомнил вдруг кроткий взгляд Лейлы и опять провалился в бездну отчаяния.
— Если Резвон здесь, и Лейла у него, — уже дрожащим голосом продолжил я, — то завтра они обязательно явятся и будут ее на золото менять. Зачем под пули лезть, если можно так все взять? Но он все сделает, чтобы и рыбку съесть и нас на кол посадить. И скажу сразу, Серый: если Резвон согласится на обмен, то я все сделаю, чтобы и вы согласились. В твоем согласии я, впрочем, убежден. Никуда не денешься, как и Наташа. А от Житника и Фредди прикроешь. С ней вместе прикроете.
— Ну… Черный! Ты как всегда худший вариант отслеживаешь. Не улавливаешь, что после обмена всё наоборот будет: он в штольне, а мы снаружи. И учти, если он кокетничать начнет, мы пообещаем ему полтора ящика золота взорвать. И разнести всю эту штольню в пух и прах. Пусть с лупой по горам окрестным самородки ищет!
— А может, ты и прав… Но если что — прикроешь. А сейчас надо к штольне пробираться. Там все решим. Слышишь? Идет кто-то…
— Это я. — Услышали мы мелодичный голос Наташи.
Через минуту она появилась перед нами; в рутах у нее был автомат, на плече ружье.
— Откуда дровишки? Никак завалила кого? — Глаза Серёги увлажнились. Он отодвинулся и освободил ей место на валуне.
— Да, одну сволочь… — устало протянула Наташа, бросив "Калашник" под руку Кивелиди. — Выглянула из-за скалы, ну, той, что сразу за вашей палаткой, а он боком ко мне стоит с автоматом. Я ему с десяти метров по рукам ударила. Он заорал, автомат бросил, танцует и матом чувства выражает: "Твою мать, твою мать". Подошла осторожно, смотрю, а это Вовчик, дезертир. Обе руки по локоть в крови. У Резвона он отирался. Да вы его, кажется, видели. Бил меня, гад, когда Резвон уставал. А когда сознание теряла, — насиловал зверски. Не удержалась, тюкнула прикладом между ног. Упал на колени, ботинки мои стал целовать. Хотела пристрелить, но рука не поднялась! Стала расспрашивать, сколько их и что им конкретно надо. А он обезумел от страха, мычит, дергается, пена изо рта пошла. Я опять прикладом по инструменту! Он взвился и со скалы сиганул. Там еще один с ним был… После моего выстрела в сторону ускакал.
— Надо было Вовчика сюда вести, а не прикладом размахивать! — мягко сказал Кивелиди и с уважением посмотрел на нашу боевую подругу. Наташа возразила:
— Да бог с ним! Главное — штольня! Это наш вокзал, почтамт и Смольный.
— И Форт-Нокс[29]! — Ввернул Фредди со значением в голосе.
— Ещё раз удивил, братец! И по-английски знаешь! И сказать можешь! Полиглот ты у нас, оказывается! Сделав комплимент Феде, я подумал, что ещё не раз этот "ирокез" преподнесёт нам какой-нибудь сюрприз.
— А ты думал! Я в зоне много книжек перехрумкал. Почти всю библиотеку! Кой чего фурычу! А что у тебя голосок то подрагивает?
— Тебе показалось, Федя! — похлопал я его по плечу и продолжил:
— Пока мы на "щите". Если Юрка не промахнулся, то 2:0 в нашу пользу.
Мы с Серёгой к штольне пойдём, а ты, Наташа и ты Федор идите в лагерь, еды возьмите, патронов и догоняйте нас. Да осторожнее! Может, сидит где-нибудь, тот, у которого Наташа щекотала "достоинство" и жаждет отомстить!
Мы замолчали, вслушиваясь в ночь. Наташин бок согревал моё бедро. Мне было спокойно рядом с ней. Я понимал, что она приложит всё своё мастерство стрелка, чтобы вернуть Лейлу! Мне захотелось сказать ей что-нибудь приятное. Когда стало ясно, что подозрительных звуков нет, мы поднялись и пошли.
— Послушай, красавица, — уже на ходу обратился я к девушке.
— Я вот что хочу сказать… Ты такие вещи о себе рассказываешь: ишаку отдавали, били, насиловали… Я понимаю, женщина должна быть с прошлым, но не с таким же! Понимаешь?
— Конечно, ты прав! Слушай внимательно…
"Меня украли прямо из аудитории института, где я защищала кандидатскую диссертацию на тему:
"Зоофилия и Некрофилия как методы релаксации, победившие импотенцию".
Отвезли в горы. Там я не теряла времени даром, а собирала и систематизировала данные, полученные с помощью местного населения"… Ну что, сойдет?
— Совсем другое дело! Еще пару-тройку штрихов и мои глаза засветятся искренним восхищением…
— Спасибо тебе Руслан, за поддержку и, что не презираешь меня за всё происшедшее со мной! Наташа крепко пожала мне руку и стала догонять Федю.
Я тоже прибавил ходу, чтобы не отстать от Сергея. Пока я шёл, мне вдруг пришла в голову мысль, что Лейла, может быть, и не попала к Резвону. Мой приятель Бабек умыкнул её для себя…
"Ведь он — любитель сладкого, — думал я.
— И мог прийти сюда по приказу Резвона, а уйти по другой причине. Украл полюбившуюся девушку вместо того, чтобы нас перестрелять… Даже золота не дождался! Ну, конечно! Лейла и золото… Несравнимо… Точно, втрескался, змей! До потери алчности!"
И ревность, эта "дремавшая во мне, не очень приятная Дамочка встрепенулась и, почувствовав лёгкую добычу, впилась ноготками в душу и смертельно укусила " в сердце.
"Ну, ты, даешь. Черный… — пытался я себя успокоить.
— Ты не страдал так, когда думал, что она у Резвона… Жестокого, безразличного. У которого она не прожила бы и часа…
А мысли, что кто-то таращится на нее маслеными глазками, кто-то сидит рядом с ней и может коснуться её пальчиков, груди, мысли этой вынести не можешь. И знаешь ведь, что если она у Бабека, он ее не тронет. И вернет, в конце концов".