Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого - Константин Радов

— Текла там в стародавние времена река. Только несудоходная. Устроить ход для дощаников — встанет, как пять Ладожских каналов.

Шафиров замахал пухлой ладошкой:

— Господи помилуй, какие пять?! Один-то не осилить! Значит, владения в Персии нам для индийского торга ничего не дадут?

— Почти ничего. Если нарисовать карту, в коей дистанции заменить провозными ценами, Лондон окажется ближе к Индии, чем Решт или Астрабад. И Санкт-Петербург ближе! Между делом довелось мне уведомиться о посылке покойным государем Петром Алексеевичем двух фрегатов в Индию через Мадагаскар — слыхали, Петр Павлович, об этом?

— Кое-что. В двадцать третьем году, под самую зиму?

— Совершенно верно. Так это было, я считаю, разумней. По генеральному замыслу, разумней. А провалилось — из-за непродуманности в мелочах и дурных исполнителей. Яков Вильстер еще в датском флоте прославился тяжелым характером и неумением вести дела. Приговорен был к тюрьме за упущения. Прощенный, служил против отечества шведам. Тоже не ужился, побежал к русским. Какого добра от такого адмирала ждать? А капитан Данила Мясной? С какой стати у него почти новый фрегат голландской постройки потек и чуть не утонул? Потом объясняли: дескать, шторм, сила природы. Вздор! В Бискайском заливе зимою шторма — не чета Балтике. Такие же корабли ходят, и не текут! Или проконопатил плохо, или груз не закрепил. Припасы грузили наспех, валом — небось, бочки в трюме покатились, начали в борта молотить. А другой капитан, Лоренс? Готовил потом этот же фрегат кренговать: разбалластировал, стал якорь на лихтер грузить, да фрегат и опрокинул! Шестнадцать человек матросов утонуло! А ведь государь указал те суда удовольствовать лучшими людьми… И капитаны, стало быть, лучшие — каковы ж тогда остальные?!

— Не извольте так волноваться, Александр Иванович: сие для здоровья вредно. Желаете, цирюльника позову, кровь отворить?

— Спасибо, не надобно. Федор Матвеевич, конечно, по доброте душевной своих людей прикрывает… Знаете, что он сказал? "Хотя жаль, что такой случай постигает, однакож оное строится ни от кого иного, но от воли божеской". Вот так! Наказания никто не понес. Ладно, Господь с ними. Не могу я о наших моряках спокойно. Начну возмущаться — до утра не остановлюсь. Ну которым местом надо думать, чтоб на один борт пустого фрегата поставить пятьсот человек при незадраенных портах и вдобавок отдать канат, связывающий мачту с мачтой соседнего судна!

— Если всё так плохо, как же вы с Матвеем Христофоровичем турецкий флот одолели?

— Очень просто. Баталия была на якоре. Мореходных умений ни на грош не требовалось, при том, что артиллеристы хорошие у нас в достатке. А доведись в бою маневрировать… Осрамились бы точно. Впрочем, я что-то уклонился с курса: наверно, от вина отвык. О чем бишь разговор-то был… Да! Об ост-индской торговле! Дело нужное и очень выгодное. Тридцать лет назад казначей царя Аурангзеба подсчитал казенные доходы со всей Индии. Вышло, на наши деньги, пятьсот миллионов. В шестьдесят раз больше нынешнего бюджета России!

— Сказочно богатая страна. Просто невероятно!

— Как туда пролезть? Можно, конечно, продолжить усилия с пункта, где государь Петр Алексеевич остановился. Без Мадагаскара: нам он не нужен. Но все державы, уже имеющие фактории в Индии, отнесутся крайне враждебно. Любых пакостей можно ожидать. Вообразите: выходит корабль в плавание, а идти ему мимо Швеции, Голландии, Англии, Франции, — как сквозь строй! Весь Ганноверский союз в полном сборе! Дания тоже нас не любит…

— Вы еще не знаете?

— О чем?

— С позавчерашней почтой пришло известие об акцессии Дании к Ганноверскому союзу.

— … твою мать! Всё, войска выстроены. Осталось дать сигнал к бою. А Пруссия — как?

— Формально с ганноверцами, но король уверяет в нейтралитете. Против нас точно не выступит.

— Уже чуть полегче. Интересно, какой корпус мне предложат. Полагаю, их будет три: под Ригой, под Выборгом и вспомогательный на службе императора.

— Кстати, вы знаете, что вызваны из Персии по настоятельной просьбе цесарского посла? Ваш добрый гений в Вене…

— Добрый гений, к тому же принц? Знаю такого!

— Сей благородный муж высокого мнения о вас.

— Спаси Господь, что утешили в печали. Я уж думал, в Петербурге одного Ибрагим-пашу теперь слушают.

Бывший вице-канцлер искренне рассмеялся. Когда-то он покровительствовал Остерману, теперь тот на версту не подпускал прежнего начальника к иностранным делам. Лукавые глаза остановились на мне с коммерц-коллежским прищуром:

— Александр Иванович, а что вы думаете о китах?

Неожиданный перескок беседы на водяных монстров не вышиб меня из колеи.

— О китах? Полезные чудища! Однако в европейских водах истребленные еще в прошлом веке. Сейчас их добывают у берегов Гренландии либо Америки, но и там природа скудеет. Посему в грядущие прибытки порученной вам компании не верю.

Прищур стал еще лукавей:

— К великому сожалению, я тоже. Но просто так ее бросить не позволят: корабли строены, причалы, амбары… Люди учены. Всё по замыслам блаженной памяти государя Петра Алексеевича. А спросят за неудачу с кого?

— Понимаю. И где все это хозяйство?

— Близ Кольского острога.

— Это куда Адиль-Гирея со всей оравой сослали?

— Именно, только поближе к морю. В новой гавани зимою не мерзнет, и ширины залива хватит для выхода при противном ветре. Потом сразу простор на тысячи миль: никаких узостей, проливов и враждебных держав.

— Да, это может быть интересно. Никто не перехватит корабль, не объявит честных моряков контрабандистами либо пиратами. Нет, если очень захотят — поймают. Но ловить придется большим флотом, как испанский серебряный галеон. Не стоит сие таких денег.

— Значит, полагаете возможным с китоловного промысла на восточную торговлю переход учинить?

— Пока не знаю, Петр Павлович. Север мне чужд: я больше юг люблю. Гавань, пока не видел своими глазами, оценить не могу. Плохо, что там зимою черные дни — в контрбаланс белым ночам. И погоды суровые. Мыс Бона Эсперанца надо проходить в мае — значит, выход в феврале. У меня-то мысль была другая касательно ост-индского торга: попробовать извлечь пользу из союза с цесарем. Несравненно легче пристроиться к готовому делу, чем создавать свое на пустом месте.

— Имеете в виду вашу брюссельскую компанию?

— Остендскую. Суда из Остенде ходят, хотя контора действительно в Брюсселе. Остенде — ровно посередине между Амстердамом и Лондоном, в сердце европейских коммерций. А Кола где? У черта на рогах, в Лапландии! Бр-р-р… Подумать холодно! Еще, слышал, покойный государь капитана Беринга в ледовитые моря послал пути разведывать. Это по-нашенски: если в Индию, то непременно через Северный полюс! Есть иные, более практичные способы. Сделать компанию совместной, увеличить капитал выпуском дополнительных акций… Конечно, все зависит от исхода предстоящей войны, но предложения союзнику лучше делать до начала оной. Цесарский посол граф Рабутин — что за фигура? Способен толковать о коммерции?

— Скорее придворный, нежели негоциант; но человек отменно умный и ловкий, годный к переговорам о чем угодно. Год, как приехал — и сразу получил громадное влияние. После акцессии нашей к Венскому альянсу превратился в фигуру, равноценную князю Александру Даниловичу или герцогу Карлу-Фридриху. Любит и умеет действовать через женщин. Моя Марфуша оказала ему немалые услуги и вправе попросить об ответных. Впрочем, полагаю, что в части переустройства компании решать будет не он.

— Да, конечно. Но донести наши пропозиции до союзной стороны и правильно представить оные — тоже немало. Буду вам очень обязан за рекомендательное письмо к княгине.

Марфуша — это княгиня Марфа Петровна Долгорукова, в девичестве Шафирова. Единственный сын Петра Павловича вырос шалопаем, зато пятерых дочерей экс-вице-канцлер выдал за женихов из лучших фамилий, обретя через них сильные связи со старинной знатью. В сравнении с европейской аристократией, русская имеет очень мало предрассудков по матримониальной части и смотрит, во-первых, на приближение к трону, во-вторых, на богатство, в-третьих, на религию. А кто ты по крови: татарин, еврей или арап — во внимание не принимается. В Англии либо Испании подобное просто немыслимо, и даже вольнодумные французы так далеко не идут.

Мы проговорили далеко заполночь, а когда, наконец, я с наслаждением растянулся на пыльной перине и сомкнул вежды, бесцеремонный стук в ворота спугнул благодетельный сон.

Беготня слуг, испуганный хозяин в колпаке и ночной рубашке — а там уже ногами лупят, кричат: "открывайте!". Кто смеет ломиться посреди ночи в дом президента коллегии, хотя и полуопального? Для разбойников — слишком нагло, те посмирней будут. Со стороны властей подобное обращение значит беду. По чью душу: мою или Шафирова?!