Мы здесь - Майкл Маршалл

– Я, в церковь? Да я и срать там рядом не сажусь! – отмахнулась она. – Бог – мудак.

– Понял. Только я там недавно повстречал одного парня. Он священник, но человек вроде как хороший.

– И че?

– Знаешь, иногда хорошо, когда есть с кем поговорить. С человеком, который не гонит тебя с ходу в ночлежку, не допытывается, когда ты последний раз мылась и принимала лекарства. Всякую такую фигню.

Лидия сощурилась на бумажку:

– Челси? Я там жила, когда-то давно. Влезла в квартиру к одному парню. В том краю тогда намного веселее было, это я тебе на чистом глазу говорю. Такое можно было увидеть! А сейчас все поменялось.

– Ну вот, ты уже раз шла по той дороге. Может, пройдешься еще раз.

– А он не будет меня шпынять, чтобы я на коленки падала и распиналась перед этим самым богом?

– Всяко может обернуться. Только думается мне, вы с ним друг друга стоите.

Моя собеседница осклабилась:

– А чего это ты тут со мной раскудахтался? У тебя че, больше дел никаких нет?

Перед тем как войти в ресторан, я оглянулся. Лидия как раз запихивала бумажонку в один из своих карманов. Месяца три назад я дал ей номер своего сотового, и она, помнится, запихала его в карман в такой же манере. Звонить она, понятное дело, не звонила, а бумажка, которой я ее сейчас снабдил, наверняка пролежит у нее еще и два, и пять, и десять лет, вплоть до того дня или ночи, пока его не извлечет на свет какой-нибудь ассенизатор, в печальные обязанности которого входит обшаривать одежду почивших в городских джунглях.

Но вышло все по-другому.

Переодевшись у себя в подсобке (белый верх – черный низ, по настоянию Марио), я вышел прямиком на «танцпол». Ресторан был уже полон – как и у бездомных, расписание будней и шатаний у туристов и оголодавших аборигенов довольно хаотичное, так что невозможно предугадать, насколько хлопотливой выдастся та или иная ночка – что, впрочем, не отвращает Марию от попыток это сделать (она считает, что наделена задатками ясновидения). Действует наша начальница на глазок – предсказания делает исключительно в полдень, изо дня в день, а затем на исходе ночи подбивает бабки. Этим она бессменно занимается уже пятнадцать лет – срок, согласитесь, немалый, но все равно недостаточный для досконального просмотра всех ее дотошных записей (хотя я бы на ее месте просто расспросил кота, что ошивается у мусорных баков на задворках ресторана: толку было бы наверняка больше).

К половине девятого Мария всплеснула руками и признала (как обычно), что неверно истолковала знаки. Народу в этот вечер набилось столько, что рабочая зона охватывала весь тротуар. У Кристины сегодня был кружок, так что я смело предполагал двухчасовое опоздание, а там как-то и вовсе думать о ней забыл, поскольку сегодня – о силы небесные! – Марио вдруг решил опробовать на танцполе своего Пауло.

Дело, надо сказать, не спорилось. Из-за расположения печи для пиццы, а также из-за нахождения разом в двух зданиях (так уж вышло исторически) у нашего ресторана довольно странная внутренняя форма. Есть большая центральная зона, которую охватывают две официантки, а также два крыла. Одно – вдоль окна справа: здесь управляюсь я, а рядом со мной Джимми, хват под шестьдесят, на своей должности состоящий чуть ли не с рождения, а может, еще и до него. Такого, как он, на официантском поприще не переплюнет ни один из ныне живущих. Второе крыло – слева, в тылу. Оно слывет в нашем «Адриатико» чем-то вроде пресловутой Камчатки и наполняется последним. Вот сюда-то и отрядили крутиться Пауло. Однако, когда его зона начала мало-помалу заполняться, стало ясно, что один он не справляется. Надо было что-то делать, причем незамедлительно.

Заручившись кивком Марио, я уступил передний край (с его более наваристыми чаевыми) Джимми, который один мог с лихвой справляться за двоих. Нерасторопного Пауло я перехватил у раздачи и известил, что его участком теперь заведую я. Облегчение бедолаги было таким осязаемым, что его можно было отдельно усадить в кресло и дать бокал вина. От Пауло я разузнал, какие из столиков нуждаются в скорейшем присмотре, и взялся умиротворять ждущую там публику криками на кухню: мол, а ну пошевеливайтесь, у вас тут клиенты чахнут от голода (ничего похожего, понятно, не происходило, просто клиентура иной раз начинает проявлять сволочизм, особенно если чует в официанте слабину). С четверть часа я был так всем этим заморочен, что совершенно не обращал внимания на столик в дальнем углу, где все вроде как обстояло должным образом, а значит, оттуда не поступало и тревожных сигналов.

Я только что прибрал со столика в трех метрах оттуда, когда до меня донесся голос:

– Ну вот видишь, я был прав. Я же говорил, что твоя персона мне знакома.

За столиком сидел Райнхарт, один. Он повернулся так, что его лицо было теперь на виду, и улыбался, держа вилку и нож у себя над тарелкой.

– Знаю, знаю, – шутливо пожал он плечами. – Думаешь небось: ничего себе трескает, два ресторана в день! Но я много двигаюсь. А как потопаешь, так и полопаешь. Надо ведь успевать и то и другое. Вот я и успеваю. Покушать я люблю. Да не просто люблю: обожаю. Мне вообще в жизни нравится все, что ощущается физически.

– Вот молодец, – отозвался я.

– А я здесь уже бывал. Несколько месяцев назад. Тогда тебя здесь и увидел. Ты-то меня тогда, скорей всего, и не приметил. Ну, клиент и клиент, правильно? Тут шуршать надо.

– Этим я сейчас и занимаюсь.

– Я вижу. Народ ждет сервиса. Такова работа официанта. Мне просто надо кое-что тебе сказать.

На нас уже посматривали. Ну так что ж? Я все еще мог внять голосу разума: ретироваться с грязной посудой в сторону кухни. Но не стал.

Мельком (мол, «я сейчас!») кивнув четверке клиентов, все еще ждущих свою закуску, я подошел к столику Райнхарта.

– Давай, только быстро, – сказал я ему.

– Ладно.

– Так что ты хотел сказать?

Он дожевал еще один кусочек стейка и положил нож с вилкой на столешницу:

– Смутить меня можно лишь раз.

За годы, проведенные в войсках и прочих структурах, ориентированных на силовые решения, я прошел и выучку и натаскивание: словом, был в форме. Однако в эту минуту меня сковывал даже не поднос с тарелками. Просто скорость у Райнхарта была непостижимой.

Со своего стула он сорвался резко, как по щелчку, и перед тем как он первым чугунным ударом заехал мне по скуле, я не успел не то что отпрянуть, а даже моргнуть. После этого происходящее слилось для меня в сумбурно сверкающую дугу. Чувствуя ребрами и животом удивительное проворство и мощь его кулаков, я фрагментарно улавливал: в то время как я пытаюсь не задеть клиентов и их столики, Райнхарт такой щепетильности не проявляет. Я отбивался, как мог, но под таким напором это было попросту невозможно.

Я пошатнулся и отступил на шаг, еще как-то удерживаясь в вертикальном положении – секунд десять, не больше. Отбиваясь вслепую, я при этом чувствовал на себе град встречных ударов. И вот я уже лежу на полу, смутно слыша людские крики и звон битой посуды и чуя, как мне в живот, грудь и голову тукают пинки – такие жесткие, будто между моими костями и его носками и каблуками совершенно нет прокладки из плоти. Толчок за толчком – острый, тупой, острый, тупой (кажется, он по мне прыгал). В голове сумасшедшая кузница.

Затем это прекратилось.

Вокруг стоял шум, но не осмысленный, а как в волнах прибоя: чужой глухой рокот, какофония без всякого смысла. Я попытался приподняться над полом, но не смог.

На правый глаз наплывало, увеличиваясь, какое-то белое пятно из света. Послышался голос – невнятный, словно размазанный.

«Позовите Кристину», – сказал он, и до меня только тут дошло, что Кристины все еще нет, а час-то уже, наверное, поздний.

И все. То есть ничего.

Глава 44

Кристина сидела на скамейке в небольшом парке над рекой Гудзон. Здесь было пусто, и в холодном сумраке слышался лишь шум транспорта на шоссе да отдаленное похлюпывание воды внизу. Все друзья по пути сюда как-то рассосались – одни ушли с робкой улыбкой и словами прощания, другие в какую-то секунду просто сделались невидимыми… Остались только пампушка со своим другом, сидевшие сейчас в десятке метров на газоне.

– Он прав, – сказала Лиззи. – Наполовину.

Когда Крис более-менее успокоилась и согласилась пойти в парк, брюнетка по дороге расспрашивала ее о Джоне: улучшились ли у них отношения со времени прошлой встречи? Постепенно Кристина разговорилась, сама дивясь той откровенности, с какой рассказывала об их с Джоном совместной жизни – то, чего она никогда не допускала при разговорах с Кэтрин. Она даже поделилась сокровенным: несмотря на то, что ее бойфренд иногда достает ее просто нереально, она все равно его любит. Произносить такое Крис редко когда себе позволяла. Тем не менее сейчас эти слова прозвучали вполне нормально, и она была даже рада, что произнесла их. Как на свадьбах и похоронах, бывают моменты, когда жизнь требует для свидетеля ощущения подлинности.