Обреченные - Шелли Крейн

– Разве я не запретил тебе прикасаться к мужчинам?

– Я – Провидица, но вы не позволяете мне делать ничего из того, что я должна. Вы не позволяете мне делиться видениями, не позволяете ни с кем разговаривать. Как будто я просто украшение, а не человек.

– Не говори со мной так! – прорычал он. – Я – твой наставник!

– А я – ваша Провидица! Вы должны позволить мне делать то, что я должна. Я сойду с ума, если вы не позволите!

Он замахнулся, словно собираясь ударить ее, и даже Калеб наклонился вперед, чтобы остановить его, но мужчина сам себя остановил. Вместо этого он кивнул кому-то, и сопровождающий повел девушку по коридору, стараясь не коснуться ее кожи.

– Нет! Пожалуйста! – умоляла она. – Единственный раз, когда вы позволяете мне выйти, – это День Воссоединения. Пожалуйста!

– Возможно, тебе следовало подумать об этом до того, как ты ослушалась.

Они потащили девушку обратно в ее комнату в библиотеке и оставили там плакать на полу.

Были еще видения. Мужчина, Ричард, несколько раз пытался прийти к ней. Когда они начали понимать, что запечатлятся, если только смогут прикоснуться друг к другу, то начали прокрадываться друг к другу. Но каждый раз, за миг до прикосновения, кто-то останавливал их, и в результате Ричарда бросили в тюрьму, чтобы пресечь все попытки. Тогда девушка стала пробираться к нему в тюрьму.

Затем мы с Калебом снова очутились в ее комнате. Стены библиотеки были испещрены надписями, как и в тот день, когда я побывала там. Девушка стояла к нам спиной и писала на чистом участке стены. Кровать была не разобрана и отодвинута от стены. У двери стояло несколько нетронутых подносов с едой и питьем. Ступни у девушки почернели от пыли и сажи, и когда она повернулась, мы все поняли. Она сошла с ума, как и предсказывала.

Она была немного старше, и я увидела в ее разуме, что Ричард все еще томился в камере, даже по прошествии всех этих лет. Она отрицала само право на все, что должна была делать и чему учить свой народ. Член Совета из Уотсонов держал ее взаперти и в изоляции от всех. Другие члены Совета что-то подозревали, но никто не хотел обвинить его в содеянном, рискуя собственной репутацией, если это окажется правдой.

Эшлин в кровь раздирала свои руки, не давая ранам заживать. Всклокоченные волосы местами были вырваны. Метка Провидицы на шее была выжжена, и на этом месте зияла отвратительная рана. Увидев в разуме девушки, как она выжигала метку чугунной ложкой, нагрев ее на огне, я не сдержалась. Расплакавшись, я уткнулась в плечо Калеба.

Это было слишком. Так вот чем я была? Вот что томилось у меня внутри? Эта девушка была сломлена, пережив то, что никто не должен переживать. Но она не верила в себя и даже не пыталась использовать свою силу против них, когда за ней пришли. Она могла легко их побороть, могла заставить слушать себя, но страх лишил ее сил.

В результате она сошла с ума от разлуки со своим суженым, хотя они так и не прикоснулись друг к другу, и от мысли, что ее Дар был бесполезен без аудитории.

Я сразу же подумала о Бише и Джен. Они сойдут с ума так же, как она, если не прикоснутся друг к другу и не запечатлятся. Мне было больно за них, больно за Эшлин и Ричарда. Это было неправильно. Запечатления прекрасны и радостны, и то, что Уотсоны в давние времена превратили их во что-то близкое к грузу и проклятию, было непростительно.

От моего внимания не ускользнуло, как обстоятельства моей жизни отражали ее жизнь, за исключением тех подробностей, которые были иронично противоположны. Мы обе встретили наших суженых, но я встретила моего в семнадцать лет и запечатлелась, тогда как она встретила своего в обычном возрасте запечатления – в двадцать три. Я была человеком – она нет. Я запечатлелась прежде, чем об этом кто-либо узнал, так что никто не мог нас остановить. Даже мой Дар Провидицы не работал без прикосновения Калеба. И теперь все это обретало смысл.

Сила, контролировавшая Провидицу, знала про ошибки, совершенные в первый раз. Тогда недооценили решимость злых сил и не остановили их. Поэтому со мной все произошло по-другому.

Я посмотрела на Калеба, которому было так же плохо, как и мне, после того что он увидел. Тогда я поклялась себе, Калебу, Эшлин и тому, кто хотел слушать мои мысли, что не буду слабой. Я не позволю контролировать себя и делать из меня какую-то диковинку, вместо того чтобы совершить то, ради чего я пришла сюда. Я никогда, никогда, никогда не позволю держать моего нареченного в разлуке со мной. Я буду принимать нелегкие решения и приносить жертвы и найду способ, чтобы Биш и Джен были вместе в счастье и радости, которые они заслуживали, вместо ожидания катастрофы.

А Уотсоны? Ничего не поделаешь, они должны уйти.

Глава 22

Мы вернулись в реальность и обнаружили, что стоим в библиотеке Провидицы.

– Это библиотека? – спросил Калеб и огляделся. – Я никогда сюда не поднимался.

Я кивнула.

– Родни приводил меня сюда той ночью, когда я вытащила тебя из камеры. – Я грустно улыбнулась и снова заплакала.

Калеб подошел и обнял меня.

– Детка, она показала тебе это, чтобы ты не повторила ее ошибок, – мягко сказал он. – Она не хотела напугать тебя.

– Знаю. Просто не могу прийти в себя от того, что с ней сделали. Ведь их буквально удерживали от прикосновения друг к другу. Можешь представить… – Калеб заворчал и притянул меня ближе.

– Нет, – вздохнул он. – Не могу.

– Мне так холодно, и я чувствую себя странно, когда у меня видения. Не могу представить, чтобы у меня не было возможности показать их кому-нибудь. Это действительно свело бы с ума.

Я засопела и задержала дыхание, прежде чем выдохнуть. Калеб большими пальцами вытер слезы у меня под глазами.

– Давай уйдем отсюда, – сердито приказал он. – Не хочу, чтобы ты находилась в этой тюрьме.

Я последовала за ним, и мы вышли в главный коридор. Я хотела пойти к Бишу и Джен и попросить их прекратить быть идиотами и наслаждаться тем, что они нашли друг друга во дворце, где сотни людей жаждали того, что у них было. Я хотела попросить их верить в меня и не сомневаться. Но я не могла, так как знала, что им надо понять это самим. Подталкивать было равносильно тому, что отговаривать их от этого. Я не стану делать выбор за них, каким бы глупым ни считала их сопротивление.

Калеб отвел меня обратно на крышу, но заснуть нам не удалось. Мы просто оставались там до утра, и когда солнце показалось над крышей, решили, что пора встречать день. Выглядели мы ужасно. Калеб был вялый, и я видела в его разуме, что и сама выглядела унылой и уставшей.