Всё изменяет тебе - Гвин Томас

И вдруг, как по команде, дверь перестали таранить. Сначала мы с Джоном застыли, а потом рванулись вперед, сгорая от желания узнать, что значит наступившая тишина.

— Адамс! Ли! — прокричал кто — то.

Голос звучал оглушительно, но в нем не чувствовалось ни грубости, ни свирепости. Я сразу же узнал его: он принадлежал тому самому старшему офицеру, майору, который сидел во главе стола.

— Адамс! Ли! Мы знаем, что вы здесь. Именем короля: сойдите и сдавайтесь. Если у вас есть оружие, сбросьте его вниз, перед тем как спуститься с лестницы… Если вы не выйдете, мы просто сожжем дом. Это избавит меня от необходимости посылать кого — нибудь из моих солдат ловить вас. Даю вам минуту на размышление. Будьте же благоразумны и выходите.

Я уж собрался было спросить у них, где это они, собственно, думают взять нас, но Джон Саймон замахал на меня руками, приказывая молчать. Нам слышны были и другие голоса, проникавшие через дверь — злые, нетерпеливые голоса, все настроенные на один лад: смерть или слава. Все они, казалось, требовали одного: чтобы им разрешили подняться с боем по лестнице и извлечь нас штыками. Снова голос майора поднялся над общим галдежом, и опять наступила тишина.

— Где свеча? — спросил меня Джон. — Нам же нужен свет.

Мы опустились на колени и с упорной настойчивостью начали поиски на грубом и расщепленном полу; наконец мы сообразили, что нам нечем зажечь огарок, даже если мы и найдем его.

— Здесь было где — то окно, — сказал Джон Саймон. — Надо найти его и попытаться бежать.

Опять начались поиски. Мы нащупывали путь, держась руками за низкий потолок. Нам удалось обнаружить оконную нишу, которую Эйбель наглухо забил Досками. Он хорошо поработал над ней. Мы рвали и тянули доски изо всех сил, пока не раскровянили себе пальцы, так ничего и не добившись. Я плакал от бешенства, а Джон Саймон стоял спокойный, как скала, не проявляя ни гнева, ни нетерпения. Опять раздался голос майора. Подойдя к самой лестнице, мы начали прислушиваться.

— Мы поджигаем мешки у дверей, — говорил майор. — Через несколько секунд вы почувствуете запах дыма, который удушит вас раньше, чем вас достигнет огонь. Вы окажете плохую услугу вашему другу Эйбелю, который лежит без сознания у моих ног, если из — за вас таверна превратится в пепел. Если же вы немедленно спуститесь вниз, я обещаю вам, что больше не будет нанесено никакого ущерба ни ему, ни его имуществу.

К нам стал пробиваться запах дыма.

— Я против того, чтобы быть изжаренным, — сказал я. — Впрочем, это не ново. Так водится: под бедняком всегда раскаленный уголь. Пойдем вниз и попробуем поговорить с этим удачливым ублюдком.

— Пусть будет по — твоему! — сказал Джон Саймон. — Мы выходим! — крикнул он.

Снаружи послышалось оживленное движение: точно множество людей стремительно ринулось вперед тушить огонь. Новый град ударов посыпался на дверь, и она упала внутрь.

Мы вышли в маленький сарайчик, полный дыма и гари от тлеющих мешков. Двое солдат со штыками наперевес стали гнать нас во двор. При этом они ворчали так, будто были удивлены, как и мы, тем, что им при шлось очутиться в таком маленьком дворике, да еще среди одних только чужих людей.

Воздух во дворе был свежий. Лампы в общем зале таверны еще ярко сияли, и по всему двору, через равные промежутки, были расставлены штормовые фонари с таким расчетом, чтобы не осталось ни одного угла, который не был бы в поле зрения майора, стоявшего в центре. Солдаты были расставлены кольцом, и первое, на что я обратил внимание, была игра легких световых отблесков на гранях штыков. Но глаза мои вскоре оторвались от них, чтобы остановиться на феерической водяной ленте, бурно струившейся позади таверны меж камней крутого склона.

До моего сознания дошли слова, обращенные к нам майором, и мое внимание вернулось к плотно окружившим нас людям. Рядом с майором стояли двое в черном, пресловутые полицейские в штатском, и Лимюэл.

— Так что, вы видите, я оказался прав! — произнес Лимюэл в сильном возбуждении. — Разве не так, господин майор?

— Хорошо сработано, Стивенс. Я позабочусь о том, чтобы это дошло до сведения мистера Радклиффа. Принесите наручники для этих субъектов!

Полицейский агент, что был ростом повыше, вынул наручники, по паре из каждого внутреннего кармана своего пальто. От их прикосновения к моему телу я почувствовал холод и весь сжался.

— Как только вчера после обеда я заметил на главной улице Мунли арфиста, — продолжал Лимюэл, — я сразу догадался, что скоро к нам пожалует и Адамс, и вот, значит, стою это я у окна моей спальни с телескопом моего тестя — он когда — то ходил в море вместе с Нельсоном— и не спускаю глаз с Артурова Венца. И через какой — нибудь часок ожидания, уже перед самым наступлением сумерек, кого же я вдруг вижу на самой верхушке холма перебегающим от куста к кусту, как не Адамса собственной персоной! Я так заорал от радости, что чуть не до смерти испугал свою жену Изабеллу. Вот как мне удалось изловить его.

— Замолчи, ты! — крикнул на него офицер по имени Герберт, отталкивая Лимюэла с дороги. — Ты ведь свою долю получишь.

— В чем нас обвиняют? — спросил Джон Саймон. —

Насколько мне известно, получить удар щашкой от руки землевладельца еще не составляет уголовного преступления. Или, может быть, я как — нибудь нанес оскорбление шашке?

— Нет, нет, вы только послушайте этого человека! — вырвалось у Лимюэла. — Вот он стоит в наручниках, и у него еще хватает наглости спрашивать, в чем он провинился!

— Вождям восстаний следовало бы быть умнее. Что толку протестовать, когда тебя привлекают к ответственности перед законом! — сказал майор.

— Никакого восстания не было, и вы знаете это. К счастью для вас, у нас не хватило дальновидности предвидеть, что вы пожелаете заняться нашим избиением.

— В частности, вы обвиняетесь в том, что десятого сентября текущего года вы, Джон Саймон Адамс, и вы, Алан Хьюз Ли, убили в Трошском лесу, близ Уэстли, Досайя Бледжли.

— Я их видел, собственными глазами видел! — поспешил заявить Лимюэл.

— Не забудь о телескопе твоего тестя, Лем! — сказал я. — Какое же ты гнусное человеческое отродье, братец! Придется мне серьезно пораскинуть умом на твой счет, хотя я никогда не был в ладах с умом. Если этим господам удастся вздернуть нас на висилицу и мой призрак явится в урочное или неурочное время под твое проклятое ложе, уж я тебе поиграю на арфе! Не вздумай тогда просить и молить меня, я все равно буду безжалостен и неутомим!

Во двор ввели пару лошадей, капитан Спенсер и другой офицер уселись на них верхом, а двое солдат с помощью прочной веревки приторочили Джона Саймона и меня к задним седельным лукам.

— Нам приказано доставить вас во что бы то ни стало, исключить всякую возможность побега, — сказал майор, — так что вы уж не взыщите за жестокость этих чрезвычайных мер.

— Мы постараемся просто не думать о них, — ответил Джон Саймон.

Когда все приготовления были закончены, мы услышали в одном из углов чей — то стон. Солдат поднял фонарь и направил его в ту сторону. В свете фонаря мы увидели Эйбеля: лицо его было бледно и измучено, а пальцами правой руки он потирал себе лоб. Увидев нас, он тотчас же стал рядом с нами.

— Не подходи! — крикнул солдат, державший фонарь, и схватил Эйбеля за воротник пальто.

— Очень жаль, что так вышло, — произнес Эйбель. — Я сделал все, что было в моих силах, но они взяли в работу мою жену и угрожали ей карами, если она не расскажет все, что знает. А она больна и запугана, ей известно было, что вы придете сюда сегодня.

— Да уж ладно, Эйбель. Не расстраивайся так, че- ловече! Это еще не конец света, да и вообще не все еще пропало.

— Как насчет трактирщика? — спросил Спенсер. — Он их явный соучастник, а об его политических взглядах нам предостаточно известно из донесений агентов. Этот трактирщик — австралийское дерьмо, если хотите знать мое мнение.

— Оставьте его здесь. Он будет у нас под наблюдением. Зуботычина, которой вы наградили его, когда он пытался предупредить преступников, на некоторое время послужит для него хорошей наукой. Он неспособен вредить.

— Будь по — вашему, сэр.

Спенсер тронул шпорами своего коня, и наш маленький отряд тронулся в путь. Джон Саймон и я шли примерно в двух ярдах от крупов лошадей, к которым мы были привязаны, а в нескольких футах от каждого из нас следовало по пехотинцу. Мы испытали на себе безжалостную лошадиную силу, когда лошади своими резкими скачками начали придавать нашим скованным рукам самые неожиданные и чудовищные положения.

— Ах ты боже мой! — вырвалось у Джона Саймона. — Неужели так будет продолжаться всю дорогу, до самой тюрьмы в Тодбори?

— До дома мистера Пенбори, — поправил его Спенсер еще более суровым и мрачным тоном, чем он разговаривал во дворе таверны.