Смертельная схватка нацистских вождей. За кулисами Третьего рейха - Юрий Емельянов

Как привести страну к международной изоляции

Впрочем, в начале битвы за Москву Риббентроп сам разделял оптимизм Гитлера. 25 ноября 1941 г. Риббентроп заявил в Берлине, что русские потерпели поражение, имеющее значение для исхода войны. Он уверял, что, ввиду недостатка обученных резервов и военных материалов, русские никогда уже не смогут оправиться.

Исходя из этого, рейхсминистерство иностранных дел во главе с Риббентропом приняло участие в разграблении оккупированных советских земель. В ходе допроса Риббентропа на Нюрнбергском процессе Р. А. Руденко предъявил ему показания Нормана Пауля Ферстера. В них говорилось: «В августе 1941 года я прибыл по указанному адресу в город Берлин и узнал, что я назначен в зондеркоманду СС министерства иностранных дел. Прежде в команде было 80–100 человек, а потом 300–400 человек личного состава. Позднее зондеркоманда была переименована в батальон особого назначения министерства иностранных дел. Бароном фон Кюнстбергом я был принят в помещении, принадлежавшем министерству иностранных дел, где была размещена зондеркоманда. Он мне разъяснил, что зондеркоманда создана по указанию министра иностранных дел Германии фон Риббентропа. По указанию фон Риббентропа, – говорил Кюнстберг, – наша зондеркоманда должна следовать на оккупированные территории с передовыми частями, с таким расчетом, чтобы сохранить культурные ценности (музеи, библиотеки, научно-исследовательские институты, картинные галереи и т. д.) от разгрома и уничтожения немецких солдат, с тем, чтобы затем все эти ценности реквизировать и вывезти в Германию…»

«…5 августа 1941 г. вечером в присутствии Ницше, Паульзена, Либера, Крадена, Роша… и других, фон Кюнсберг показал личный приказ фон Риббентропа основательно прочесывать в России все научные учреждения, институты, библиотеки, дворцы, перетрясти архивы, забирать все, что имеет определенную ценность…»

Оправдываясь, Риббентроп говорил: «Фон Кюнстберг является человеком, который вместе с некоторыми сотрудниками уже задолго до русской кампании получил поручение (речь шла тогда о Франции) – собирать важные документы, которые могут иметь значение для нас, реквизировать их». Не отрицая наличие такой зондеркоманды и приказа об установлении контроля над культурными ценностями, Риббентроп пытался уверить, будто он не отдавал приказа «направлять эти вещи в Германию». Тогда Р. А. Руденко предъявил ему письмо Геринга Розенбергу, в котором говорилось: «После долгих поисков я особенно приветствовал, когда, наконец, было избрано место для коллекций… В первую очередь, это относится к имперскому министру иностранных дел, направившему уже несколько месяцев назад циркуляр во все инстанции».

Ожидая скорой победы над Красной Армией, Риббентроп за две недели до начала советского контрнаступления под Москвой организовал церемонию вступления в Антикоминтерновский пакт новых членов. 25 ноября 1941 г. к нему присоединились Финляндия, Хорватия, Дания, Румыния, Словакия, Болгария, а также прояпонское марионеточное правительство Ван Цзинвэя, созданное на оккупированной японцами части Китая. Получалось, что число участников Антикоминтерновского пакта выросло более чем в 2 раза – с 6 до 13. На деле, одни участники Антикоминтерновского пакта представляли собой марионеточные режимы, установленные оккупантами, другие – сохраняли нейтралитет по отношению к СССР. Из 13 членов Антикоминтерновского пакта лишь семь объявили войну СССР.

Хотя Франко направил на советско-германский фронт «Голубую дивизию», Испания так и не объявила о своем участии в войне на стороне Германии, на чем постоянно настаивали руководители Третьего рейха. Попытки Германии добиться участия Турции в войне против СССР также не увенчались успехом. Даже болгарское правительство не решилось объявить войну СССР.

Поэтому летом 1942 года Риббентроп вновь возобновил давление на Токио, с целью добиться вовлечения Японии в войну против Советского Союза. Когда немецко-фашистские войска «подходили к Кавказу», Риббентроп «через посла Осиму снова указал Токио, что теперь наступил тот момент, когда Япония должна напасть на Россию, если она чувствует себя достаточно сильной для этого… Но и этот шаг не возымел никакого действия на Токио». В своих воспоминаниях Риббентроп сожалел, что «наши связи с Токио были и оставались не жестко закрепленными… Никакого военного сотрудничества Германии с Японией не существовало».

В дальнейшем гитлеровскую военно-политическую коалицию продолжали разъедать все более глубокие противоречия. Риббентроп признавал: «Мы убедились в том, насколько трудно побудить друзей и союзников пойти на по-настоящему серьезные военные усилия. Это относилось в первую очередь к Италии, ведение войны которой постоянно саботировалось влиятельными кругами этой страны. В Венгрии же постоянно думали о сепаратном мире, а в Румынии нам создавали все новые и новые трудности. К тому же в Будапеште и Бухаресте желали в самый разгар мировой войны вести приватную войну из-за Трансильвании. Венгерские сепаратные стремления зашли так далеко, что Гитлер в 1944 г. был серьезно озабочен тыловыми коммуникациями своей армии, защищавшей Венгрию, и поэтому хотел ее оккупировать… В конце концов, германские войска смогли с согласия Хорти вступить в Венгрию, но это отнюдь не положило конец политическим стремлениям Будапешта. Когда русские приблизились к Венгрии, Хорти вел с ними переговоры, а в это же самое время германские войска ожесточенно сражались против них… Фюрер постоянно верил в личную враждебность к нему Хорти и часто называл его великим интриганом, который, в частности, пытался вызвать разногласия между ним и Муссолини. Словакия тяготела к России, а в Финляндии давали себя знать такие же стремления к сепаратному миру, как и в Будапеште. Испания бросила нас на произвол судьбы в один из важных моментов войны».

Опираясь на поддержку лишь небольшого числа не слишком надежных союзников, Германия противостояла 26 государствам мира, подписавшим в Вашингтоне 1 января 1942 г. «Декларацию Объединенных наций». Их число затем увеличилось в ходе войны. Хотя вклад многих из участников Декларации в военные действия был невелик, соотношение в мире между силами противоборствующих военно-политических блоков было не в пользу Германии и ее союзников.

Рейхсминистра винили в том, что по его вине Германия оказалась в международной изоляции. Так в своей беседе с Геббельсом 2 марта 1943 г. Геринг, дав низкую оценку Риббентропу, обвинил последнего в том, что он «не сумел привлечь Испанию на нашу сторону». Разумеется, заметил Геринг, «Франко труслив и нерешителен, но германская внешняя политика могла бы найти способ вовлечь его в наш лагерь». Обвинял Геринг Риббентропа за то, что «он никогда не предпринял ни одной серьезной попытки договориться с Англией». По словам Геббельса, Геринг считал, что «война – дело рук Риббентропа». Судя по записям Геббельса, тот соглашался с этими оценками.

Однако личная вина Риббентропа в развязывании войны и международной изоляции Германии была преувеличена. Помимо того, что главной причиной изоляции Германии стали объективные факторы, следует также учесть, что многие важнейшие внешнеполитические акции разрабатывались без участия Риббентропа. Геринг пытался сам втянуть Испанию в войну на стороне Германии. Риббентроп оказался отстраненным от попыток договориться о мире с английским правительством, которые предпринимал Гитлер с помощью Гесса. Главным же творцом внешней политики рейха был Гитлер.

В то же время, сознавая опасность сложившегося положения, Риббентроп пытался добиться сепаратного мира с Великобританией и США еще зимой 1941–1942 гг. С этой целью он предложил созвать европейскую конференцию, чтобы «констатировать и гарантировать самостоятельность и целостность государств Европы. В окончательном заключении мира с Францией, Бельгией, Голландией, Норвегией, Балканскими государствами и восстановленной Польшей я видел первую предпосылку, вероятно, все же возможного позже взаимопонимания с Англией». Однако против его предложения выступил Гитлер. Он считал, что, пока идет война, «вопросы захваченных нами областей могли рассматриваться лишь с военной и стратегической точек зрения, а германским войскам приходилось не только поддерживать внутренний порядок в этих областях, но и защищать их от нападений извне».

Весной 1942 г. произошел первый серьезный конфликт между Гитлером и Риббентропом. Повод для столкновения был мелким (вопрос о награждении сотрудников рейхсминистерства иностранных дел), но он перерос в спор о компетенции рейхсминистра, а затем затронул другие проблемы. В ходе спора Риббентроп заявил о своей отставке. Когда, по словам Риббентропа, он «вознамерился выйти из кабинета», Гитлер «в резких выражениях бросил мне упрек, что, постоянно противореча ему, я совершаю преступление, ибо этим подрываю его здоровье. Он выкрикнул это тяжкое обвинение с таким ожесточением, что оно глубоко потрясло меня и заставило в тот момент опасаться, как бы с ним не случилось какого-нибудь припадка». Объясняя поведение Гитлера, Риббентроп писал, что тот «в те дни находился под сильным впечатлением катастрофы первого отступления в России».