Танго нуэво - Галина Дмитриевна Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Меня действительно кое-что поразило, – аккуратно подбирала она слова.
– Что именно? – вежливо поинтересовался Амадо. – Ужас на лице покойного?
– Вы… знаете?
– Слышал.
Женщина кивнула.
– Да, это тоже. Во-первых, ужас на лице покойного. Вы же понимаете, мы не пропустим на территорию монастыря заколоченный гроб…
– А кладбище как раз на вашей территории.
– Именно.
Амадо кивнул.
Монашек можно было понять. После шуточки, которую однажды учинили, кстати, трое юных некромантов, все ящики, которые провозят на территорию монастыря, вскрываются в обязательном порядке. А то нашлись… юмористы.
Провезли целых четыре ящика с дохлыми крысами. И придали им некроимпульс.
Крысы и при жизни-то были тварями непринужденными, а уж после смерти и вовсе обнаглели. Такого шороха навели в монастыре, что история на все королевство прогремела.
Некромантов показательно оштрафовали, ну и от учителя два паршивца проблем получили. Но и монастыри урок усвоили.
– Там правда такой ужас? – уточнил Амадо. – Вы его уже похоронили?
– Да. Вы будете вскрывать могилу?
– Нет, не буду, – отмахнулся Амадо. – Ни к чему.
– Там не просто ужас. Мне самой жутко стало. Это перекошенное лицо, этот раскрытый в крике рот…
– Его не могли загримировать?
– Могли, наверное. Но вдова торопилась увезти мужа из столицы… уехать сама?
Амадо привычно побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Торопилась. А почему? А зачем? А что ей мешало в столице?
Или – она знает, кто и что заказал ее супругу? Он это скоро прояснит.
– А что еще вас насторожило, сестра? Раз уж вы сказали: во-первых?
– Страх на его лице. Страх у нее. Она явно что-то знает. И… само тело, что ли?
– Тело? – насторожился снова Амадо. – Чем оно вам не понравилось?
– Мы покойного не обмывали, конечно, все уже было сделано. Но… я видела мертвецов.
– И? – подбодрил Амадо.
– Мне кажется, что на третий день после смерти, даже на четвертый, они выглядят похуже. Особенно если их не бальзамировать.
Амадо забарабанил сильнее.
– Сестра, мне очень надо поговорить с сеньорой Энкарнасьон Марией Гомес.
– Она не спит, – сухо сказала мать-настоятельница. – Я могу предоставить в ваше распоряжение свой кабинет.
Амадо прищурился. Вот дураком он точно не был.
– Сестра, а вы так уверены, что оно вам надо?
– Простите? – «не поняла» мать-настоятельница.
– Это – дело государственной важности, – отбросил огрызки вежливости Амадо. – И я не могу вам гарантировать не то что спокойную, а просто – жизнь, если вы попробуете в нее влезть.
– Вы мне угрожаете?
– Я? Нет, сестра. Я останусь в вашем кабинете, мне несложно. И сделаю вид, что не замечаю слуховых отверстий в стенах. А вот как с этим будете жить вы? Ради этой тайны расстались с жизнью уже минимум три человека, причем одна совершила самоубийство.
Настоятельница поспешно перекрестилась.
– Господи, прости эту грешную душу.
– Вы можете даже присутствовать при нашем разговоре в открытую, что ж вам пылью-то дышать, – добил Риалон. – Но я снимаю с себя всякую ответственность.
Это оказалось последней каплей.
– Поговорите на террасе, – предложила мать-настоятельница.
Амадо склонил голову. И понимая, что сказать что-то стоит, вот просто из благодарности, вульгарно поманил мать-настоятельницу пальцем поближе. И сам перегнулся через стол.
– Сестра, речь идет о перевороте. И незаконной королевской крови. Краже крови…
– Ох!
За такое действительно могли прикончить. Настоятельница оценила. И то, что ей сказали хотя бы в осях, и как сказали – даже если кто-то решит подслушать, тут в двух шагах ничего не разберешь…
– А сеньор Гомес…
– Он кое-что изготовил. И этим воспользовались, чтобы отравить хорошего человека.
– Кошмар! – искренне сказала женщина.
Амадо развел руками.
Да, кошмар, да, ужас… а что вы хотели? Не мы такие, жизнь такая. Где там ваша терраса?
Сеньора Энкарнасьон Мария Гомес была очень, очень усталой. А еще – седой. Хотя по прикидкам Амадо, ей было лет пятьдесят, может, и поменьше. Но – стояла перед ним старуха, разве что на палку не опиралась, а вот горбилась точно так же.
И боялась.
Чего-то она очень боялась, но чего именно?
– Добрый вечер, сеньора, – решительно начал Амадо. – Побеседуем?
– Я вас слушаю, – вздохнула женщина. – Что вам угодно? Мой супруг мертв.
– А дело его рук – живо. Бокалы для тана Ксареса делал именно он. И у меня вопрос. Кто заказал ему повтор?
Сеньора побледнела, да так, что это было заметно даже ночью и на террасе.
– Да… заказали. Сам бы он никогда…
– Кто?
– Вы мне не поверите, молодой человек, – качнула головой сеньора. – Нет, не поверите…
Амадо только вздохнул.
– Вам что-то говорит такое имя? Синэри Ярадан?
Женщина рухнула на колени, словно придавленная им к полу. И – разревелась.
– Нет… не надо! Пожалуйста… оставьте его хоть после смерти в покое!!! УМОЛЯЮ!!!
Амадо плюнул, помог ей подняться и принялся успокаивать. И что за бабы пошли такие нервные? Вот ей-ей, даже та рыжая девчонка реагировала лучше и спокойнее, чем эта женщина. Хотя Феола и была еще ребенком, по мнению Амадо. Но сколько самообладания! Залюбуешься!
А тут что…
Теперь приводи ее часа три подряд в порядок…
Спустя каких-то несчастных два часа Амадо получил ответ на все свои вопросы. Даже и на те, на которые не рассчитывал. И сидел, переваривал.
Потому как сеньор Гомес, известный всей столице мастер работы со стеклом, оказался…
Да!
Мединцем он и оказался!
– Знала, я все знала, – рассказывала сеньора. – И замуж за него выходила – знала, и что? Он же не из тех, которые полностью, он самым краешком. Потому и выжил… хоть и лежал несколько дней в горячке, но выкарабкался, выходила я его. И жили мы несколько лет спокойно. А потом они пришли…
Они.
Да, те самые выжившие мединцы. Они действительно начали собираться в стаю. И решили для себя… что?
– Я не знаю, – вздыхала женщина. – Габриэль тоже не знал, ему это и не надо было. Он говорил, что его дело со стеклом работать, а остальное пусть идет мимо. Для него мастерская была важнее детской.
– А дети у вас есть, сеньора?
– Есть. Двое…
– Вы за них не беспокоитесь?
– Они в Колониях. Мы подумали и отправили их туда. Давно еще, так нам показалось спокойнее. Там их не достанут, это уж точно.
– Почему? Море для мединцев не преграда.
– Потому что там есть шаманы, – даже несколько удивленно ответила сеньора. – Еще когда демоница была в силе, она держалась подальше от Колоний.
– Шаманы? А ЧЕМ они опасны?
– Не знаю. Я из обычных людей, Габриэль старался мне кое-чего не говорить, берег, – сложились в горестную улыбку губы сеньоры.
Амадо поднял брови.
– И вы согласились выйти за него замуж, зная обо всем?
– И что такого? За некромантов замуж выходят, и детей от них рожают… – вольно или невольно сеньора попала не в бровь, а в глаз. – Всяких любят. А я его люблю, понимаете? Вот такого, рассеянного, вдохновенного… и пусть он не совсем человек, он-то меня тоже любит! Любил…
– Любите?
– Любила… люблю. Разве смерть на что-то влияет?
– Я слышал, мединцы не могут любить, – поддержал тему Амадо.
Сеньора качнула головой.
– Могут. Не все, но могут. Кстати, творческие способности при полном слиянии Габриэль бы тоже утратил. Но они остались. И душа у него была живая, человеческая. И я могу надеяться, что мы ТАМ встретимся! Я уеду к детям, но не сейчас. Может, через месяц… сейчас я просто не перенесу дорогу. И я вернусь. А вы… вы сможете ИХ найти?
– Постараемся, – вздохнул Амадо. – Давайте мы с вами побеседуем, авось мне что-то и поможет…
Спустя два часа он устроился на ночлег в келье монастыря. Подтянул повыше одеяло, которое кололось даже через одежду, поправил каменной твердости подушку, вздохнул. А все ж лучше, чем в мобиле, скрючившись и осенью.
Сеньора Гомес рассказала ему очень многое. И то, что знала
