Почти полный список наихудших кошмаров - Сазерленд Кристал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В доме было тихо и тускло. Довольно странно возвращаться в слабоосвещенный дом, когда все твои воспоминания о нем связаны с ярким светом. В первую очередь Эстер, как делала это каждую ночь, навестила Юджина. Его траурное ложе по-прежнему, как и на протяжении многих лет, окружали лампы, зато глаза закрывала маска, а сам Юджин, похоже, спал. И это ночью!
Затем Эстер отправилась на кухню, чтобы разогреть такитос, но по пути обнаружила Флийонсе: та сидела у подножия лестницы и, дергая хвостом, пристально смотрела на второй этаж.
– Флийонсе, маленькое чудовище, больше не делай так, – сказала Эстер. Вот почему домашние животные и дети казались ей такими жуткими – они видели то, чего не должны были.
Она взяла кошку на руки, отнесла на кухню и посадила на лавку, но Флийонсе сползла на пол (практически рухнула) и вернулась к лестнице. Девушка проследовала за ней и уставилась туда, куда неотрывно смотрела кошка, – на дверь в ее детскую спальню.
Затем она снова взяла Флийонсе на руки.
– Я серьезно, – сказала Эстер. – Хватит уже.
Кошка в ответ лишь мяукнула – звук больше походил на блеяние козла, чем на кошачье мурлыканье. Вдруг наверху раздался скрип дерева, и Флийонсе с шипением вырвалась из рук Эстер.
Там кто-то был.
Эстер уже собралась вызвать полицию или священника – а может быть, даже спалить весь дом. Но что-то остановило ее; оно взывало к ней, как тогда, на скале, несколько недель назад. Нечто наверху шептало: «Да, да, да».
Иди вперед, дальше, в неизвестность.
Тогда Эстер напомнила себе: чтобы побороть страх, с ним нужно столкнуться.
Снова скрипнуло дерево. Напоминало шаги. Эстер разблокировала телефон, включила камеру и нажала «запись».
– Почему мне кажется, что все это закончится кадрами из второсортного ужастика? – сказала она в камеру. – Итак, наверху что-то есть, и оно двигается. Для большинства домов такое явление вполне обычно, но на втором этаже нашего дома уже шесть лет никто не бывал. Так что, если смотреть на вещи реалистично, это, скорее всего, привидение. Давайте узнаем.
– Меня зовут Эстер Солар, и это мой двадцать девятый страх – призраки.
Никому не нужная мебель загораживала лестницу настолько давно, что уже начала постепенно срастаться. Эстер попыталась выудить из груды обеденный стул, но лозы ползучего винограда крепко удерживали его на месте. Оставался только один путь – лезть напролом. К счастью, теперь она а) стала опытным спелеологом и б) была совершенно уверена, что на лестнице не обитали плотоядные человекоподобные троглобионты. (Иначе они бы уже ее сожрали). Отыскав лазейку в одной из гор хлама, между магазинной тележкой и гардеробом, она поползла вверх. Через несколько минут к ней присоединилась Флийонсе: она размахивала лапами и продиралась сквозь завалы с поразительной ловкостью, распугивая крыс, летучих мышей и прочую живность, обитавшую на этой свалке последние шесть лет.
В конце концов Эстер выбралась на темную лестничную площадку, где попыталась включить свет. Лампочка сердито зажужжала, словно разбуженная пчела, но зажглась.
Все помещение наверху сохранял тонкий слой пыли, будто застывший во времени портрет прошлой жизни. Эстер толкнула дверь в спальню родителей, где те обитали до тех пор, пока Питер не исчез из их жизни. Она была точно такой же, как и в тот день, когда ее отец заперся в подвале: аккуратно застеленная кровать, еще не заклеенные изолентой выключатели, высыпанные из металлической коробки на комод мамины украшения, которые она носила ради красоты, а не ради привлечения удачи. Одежда – без вшитых в подкладку монет или сгнивших в карманах растений – по-прежнему висела в шкафу. Маленькая ванная комната застыла в ожидании покраски: плитка на полу застелена пленкой, закрытое ведро с краской стоит в углу. Складывалось впечатление, будто это место покинули в спешке, не успев даже собрать личные вещи и фотографии. На самом деле так все и было.
Розмари разбудила Юджина и Эстер среди ночи, вся дрожа, обливаясь потом и что-то бормоча про призраков. Торопливо спустила детей прямо в пижамах вниз, после чего они втроем перегородили лестницу. В ту ночь они спали на кухонном полу в кругу соли. Тогда это стало началом конца, хотя в то время воспринималось иначе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})По соседству располагалась комната Юджина – целиком заваленная игрушками, книгами и завешанная плакатами, при виде которых сердце Эстер болезненно сжалось. Это была детская комната. Комната нормального ребенка. Порой даже с трудом представлялось, что всего шесть лет назад Юджин был нормальным ребенком.
Последняя дверь вела в комнату Эстер. Толкнув ее, девушка вошла внутрь и включила белую лампу с хрустальными подвесками. Флийонсе то забегала внутрь, то выбегала наружу. Эта комната принадлежала маленькой девочке. Она была поразительно девчачьей. Феи на пододеяльнике, кукольный домик, который смастерил дедушка, и корзина с игрушками, среди которых в основном были куклы Барби и пупсы – уже тогда они казались ей чересчур детскими, когда мама вынудила оставить их. На кровати лежали меховые подушки, а на стенах висело несколько плакатов Тейлор Свифт времен песни ”Love Story”. Повсюду валялись вещи, невероятно крошечные и розовые – поразительно, что она вообще когда-то носила их.
Однако при виде фотографии на прикроватной тумбочке и самодельной открытки под ней у Эстер перехватило дыхание. Она стерла с рамки толстый слой пыли. На снимке она находилась ровно посередине – бледная, в веснушках, с огненным вихрем рыжих волос. Слева от нее стояла восьмилетняя Хефциба, такая же блеклая и призрачная, как и сейчас. А справа – дерзко ухмылявшийся Юджин. Все трое обнимали друг друга за плечи.
Открытку Эстер тоже хорошо помнила: на ней были изображены две кривоватые половинки какого-то фрукта – яблока, винограда или даже авокадо. «Мы с тобой – идеальная груша», – гласила надпись внизу.
Наверное, Розмари была права. Наверху и впрямь могли обитать призраки.
39
Как оправиться после подлого предательства твоего лучшего друга/возлюбленного за четыре простых шага
Шаг первый. Помирись со своей немой лучшей подругой.
Когда в понедельник утром перед школой Эстер постучалась в дверь, ей открыла Малка Хадид. Однажды ее муж, Дэниел, рассказал, что имя его жены на иврите означает «царица» – это имя всегда казалось Эстер подходящим. Малка обладала красотой, которая делала ее эфемерной, похожей на эльфийскую королеву из сказок. Глаза невообразимого оттенка янтаря и ниспадающие до груди рыжевато-коричневые волосы. Она была копией Хефцибы, только полнее и ярче, как если бы в изображении дочери увеличили теплоту и насыщенность цветов.
Малка, скрестив руки, выжидающе воззрилась на Эстер.
– Случайно не знаешь, почему моя дочь вот уже четыре недели ни с кем не разговаривает? – спросила она с израильским акцентом, который больше походил на смесь израильского, арабского и французского, поскольку Малка свободно владела четырьмя языками и говорила еще на трех.
– Скорее всего, я имею к этому отношение, – призналась Эстер.
Малка вздохнула:
– Проходи. Она в своей комнате.
Если спальня Эстер напоминала загроможденный музей, то комната Хефцибы походила на лабораторию безумного ученого. Ее дядя был знаменитым в Тель-Авиве физиком. Узнав о любви Хеф к науке, он начал каждый месяц присылать ей посылки с бунзеновскими горелками, телескопами, микроскопами, окаменелостями, подписками на рецензируемые журналы и большим, немного жутковатым бюстом Альберта Эйнштейна. С потолка свисали планеты, а одну стену целиком занимали статьи и иллюстрации любимого Хеф ядерного реактора IV поколения – уничтожающего отходы ЖСР (жидкосолевого реактора) от компании «Трансатомик», о котором Эстер знала намного больше, чем ей требовалось.
Хефциба сидела по-турецки на кровати, сложив руки на груди и поджав губы. С самого детства они еще никогда не расставались на столь долгий срок, и от одного вида подруги Эстер хотелось проклинать себя за то, что вела себя как сволочь.