Мальтийский крест - Василий Звягинцев

Только недели через две, когда начал слабеть поставленный Новиковым блок, она сообразила, что это был именно сон, но столь убедительный, что сопровождался доказательствами не только ментальными, но и чисто физиологическими. Но об этом она тоже читала — как у религиозных фанатиков возникают настоящие раны-стигматы в тех местах, куда были вбиты гвозди распятому Христу.

Дайяне она об этом, конечно, не сказала, да и Марии с Кристиной, те так до сих пор и уверены, что они все трое — настоящие женщины, в отличие от прочих неудачниц-девственниц.

С Новиковым она больше не виделась и не спросила у Левашова, смогут ли ещё увидеться. Да и зачем? Что было, то было, сейчас у неё совсем другая жизнь. И если Уваров сумеет завоевать её сердце, так тому и быть.

Валерий приехал за ней секунда в секунду, на красивом перламутрово-зелёном автомобиле, в тон её платью и глазам. В просторном салоне пахло кожей обивки и хорошими сигарами. От водителя отделяло толстое стекло, вдобавок задёрнутое непрозрачной шторкой.

Увидев Анастасию Вельяминову, подполковник сделал большие глаза, прижал руку к сердцу, потом поцеловал ей руку.

— Всё, поручик, с сего момента мы вне службы, и прошу это накрепко запомнить, как боевое задание. Собьётесь — незачёт.

Сам Уваров был в чёрном расстёгнутом пальто, под ним — настоящий смокинг.

— Может быть, и мне надо было чёрное надеть? — неуверенно спросила она, распахивая шубку. В машине было тепло.

— Что вы, Настя! Ваше платье совершенно изумительно. — Валерий скользнул глазами по едва приоткрывшимся коленям девушки, и она мгновенно отреагировала гормональным всплеском. Хотя — что тут такого? Он неоднократно видел девушку в спортивных трусах и майке на тренировках, в купальнике на занятиях по плаванию. Но сейчас подпоручик остро ощутила — это совсем другое дело.

— Если бы вы надели чёрное, то вдвоём мы походили бы на супружескую пару, явившуюся на похороны, — с тонким, как ей показалось, юмором ответил Уваров.

Полез в карман пальто, вытащил небольшой пакет, завёрнутый в цветную бумагу.

— Это вам, если позволите. Сувенир из Парижа…

Анастасия развернула упаковку. Чёрная бархатная коробочка с тиснённой золотом надписью «Мажи нуар».

— Ой, что это?

Под крышкой в алом атласном гнёздышке — флакон, тоже чёрный, причудливой формы. Духи.

— Откройте, откройте. Я в этом плохо разбираюсь, но мне сказали — модно. И весьма оригинальный аромат.

— Ох, какой запах! — чуть приподняв притёртую пробку, Настя поднесла флакон к лицу. Девушка выглядела удивлённой, смущённой и счастливой. Ведь это первый в жизни подарок от мужчины. И аромат на самом деле головокружительный. Такого названия — «Чёрная магия» — она никогда не слышала.

— Я даже не знаю, го… Валерий Павлович! Могу ли я принять… Это, это…

— Оставьте, Анастасия Георгиевна. В частном порядке подарки такого рода можно принимать от кого угодно. Если, конечно, даритель не категорически вам неприятен…

— Ну, что вы. Большое, большое спасибо, — и тут же использовала духи по назначению. Совсем чуть коснулась пробочкой в нескольких местах, и сразу салон наполнился тревожно-терпким ароматом.

— Вы знаете, этот запах вам изумительно идёт, — абсолютно искренне сказал Уваров. Если бы он сфальшивил, Анастасия уловила бы это мгновенно. — Никогда не думал, что вот так, наугад, можно попасть. Он совершенно точно передаёт затаённую суть вашей личности.

Настя совсем засмущалась.

И дальше вечер удался на славу.

Они сидели в ложе бенуара (пятьдесят рублей билет), не меньше сотни биноклей до третьего звонка успели повернуться в их сторону. И в ходе спектакля множество завсегдатаев, имевших в театре чуть ли не наследственные кресла, то и дело смотрели отнюдь не на сцену. Как, мол, понимать это явление? Граф Уваров вывел в свет невесту? Или просто решил эпатировать общество девчонкой-моделью, если не хуже?

А Анастасия была целиком захвачена действием. Трудно поверить, но в настоящем театре она была первый раз в жизни.

В антракте они посетили буфет, как водится, потом гуляли по обшитому дубовыми панелями и украшенному портретами великих актёров холлу. Уваров со многими раскланивался, кое-кому из мужчин пожимал руку, кое-кому из дам — целовал. Кому считал нужным — представлял спутницу, чтобы не допускать превратных толкований — полным именем: Вельяминова Анастасия Георгиевна. Иногда добавлял — «из тех самых»[81].

— Зачем вы это делаете, Валерий Павлович? — спросила она, вернувшись в ложу.

— Так принято. И мне на пользу, и вам. Заодно, будет светскому обществу тема для разговоров. Если хотите знать — с вашей помощью я только что избавился от необоснованных надежд в мой адрес со стороны весьма важных особ, имеющих дочек на выданье…

— Ах, даже так…

— Простите, если это вам показалось неуместным. Но таковы нравы… Двадцатисемилетний подполковник — заманчивая добыча для перезрелых девиц, и не только. А я под венец отнюдь не тороплюсь. Ещё раз извините.

— А зачем вы вообще мне это говорите? — Настя, как её учили, легко могла изобразить любую эмоцию. В данном случае — недоумение, слегка разбавленное оскорблённым самолюбием.

— Исключительно как товарищу по оружию. И в целях познавательных тоже. Настоящий «печенег» должен ориентироваться не только в боевых искусствах, но и реалиях окружающей действительности. Пока у вас с этим — не совсем… Вот я и просвещаю, в меру сил.

Анастасия сочла его слова поводом чуть заметно обидеться. Мол, я тебе, значит, не девушка из общества, благосклонности коей следует добиваться, а всё-таки солдат, пусть и с двумя звёздочками на погонах. Ну и ладно.

Слегка оттаяла она, когда спектакль закончился под овации и десятикратный выход актёров к публике с поклонами. Играли они действительно великолепно.

Фуршет, естественно, был организован не для всех, но публика первых пяти рядов партера и из лож туда была допущена.

От шампанского и всего прочего у девицы Вельяминовой кружилась голова. «Двести восемьдесят седьмая» на происходящее смотрела профессионально. Её кавалер на самом деле пользовался здесь авторитетом и вниманием. У пресловутых «девиц на выданье» — в особенности. И вот тут Настя впервые ощутила совсем почти незаметный укол ревности. Сразу же отмеченный особым, не подверженным воздействию оперативной информации сектором сознания.

И это её обрадовало. Она всё же стала настоящим человеком.

Вопреки её ожиданиям, ни малейших посягательств Валерий не предпринял. Довёз до расположения, ещё раз поцеловал руку, слегка её, впрочем, в своей задержав, поблагодарил за чудесно проведённый вечер и пожелал приятных сновидений.

Он-то ничего особенного не имел в виду, а она восприняла его слова по-своему. И немедленно решила любой ценой выбросить тот сон из памяти. Он ей больше не нужен.

Мечтала добраться до постели, укрыться одеялом и с приятным шумом в голове спокойно перебрать все подробности сказочного вечера, раскладывая по полочкам каждое слово, взгляд, мимолётное прикосновение. Но куда там. В казарме никто из подруг не спал. В четырёхместную комнату набилось двадцать полуобнажённых девиц, Глазунова с Темниковой извлекли припасённые бутылки и несколько апельсинов. И ей пришлось делать публично и вслух то, что собиралась пережить наедине.

Настю поразило, с каким сочувствием и добрым вниманием к её первому в жизни свиданию отнеслись военные женщины этого мира. С долей зависти наверняка, но главное — с радостью за неё и многочисленными практическими советами. И с этой ночи к ней намертво приклеилась кличка «графинюшка». Не «графиня», что звучало бы грубовато и чересчур определённо, а именно «графинюшка». Как бы не всерьёз, ласково и уважительно в то же время.

Моментами Вельяминову это раздражало, а иногда вдруг — как маслом по сердцу.

Но бывали и другие моменты, когда кулаки сжимались и ногти впивались в ладони. А что, если ничего у них не получится, а кличка — останется. Тогда как жить?

Глава 13

Когда Уваров получил от Чекменёва приказ готовиться к поездке в Одессу и объяснил смысл задания, Валерий отнёсся к нему творчески. Из слов генерала извлёк гораздо больше информации, чем тот намеревался передать.

То, что Игорь Викторович своеобразно, но принёс свои извинения за предыдущее, по сути, ничего в их отношениях не меняло. Просто генерал относился к предстоящему гораздо серьёзнее, чем, может быть, и сам догадывался. Иначе ни за что не выбрал бы на роль ближайшего помощника именно Уварова. Ограничился бы кем-нибудь попроще, послушнее и управляемее, но подсознание не позволило. Оно-то соображало, каким должен быть человек, от которого в очередной раз могут зависеть судьба Империи и самого носителя этого подсознания, вместе с телом и должностью.