Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник) - Коллектив авторов

На мое плечо легла рука.

– Пойдем, Петька, – тихо сказал Тимур. – Она нас догонит.

Я повернулся и пошел за ним. Мы дошли до машины молча. Тимур сел за руль, я забрался на сиденье рядом. И только закрыв дверь, Тимур произнес:

– Я идиот.

Я посмотрел на него, ожидая продолжения, но Тимур молчал. Мы еще долго сидели молча, и только когда из леса раздалась краткая очередь, Тимур спросил:

– Ты тоже не понял, как он нас обманул? – И без интонаций продолжил: – Садист. Палач. Бывший медик. Уговорил привязать себя вниз головой, и тут же спокойно умер от своего инсульта.

Анка дернула дверцу и плюхнулась на сиденье рядом – бледная, дрожащая и холодная, подавленная маленькая девочка. Липкой ладошкой она крепко-крепко сжала мою руку и беззвучно уткнулась в плечо.

Вдалеке за деревьями с шумом пронеслась ярко раскрашенная машина.

– А вот и полиция, – кивнул Тимур.

Он вынул из аптечки последний тюбик обезболивающего, а потом завел мотор. Джип выехал на шоссе.

– Куда теперь? – спросил я.

– Пашку хоронить… – Тимур хмуро деловито глянул в окошко заднего вида и набрал скорость.

Некоторое время мы ехали молча, а за окном мелькали то холмы, то эвкалиптовые леса, а затем начался горный серпантин. Вдруг сзади раздался вой сирен. Я обернулся – за нами летела полицейская машина. Теперь я ее разглядел: такой же ободранный сельский джип, только с мигалками.

– Рюкзак бросить, он нам больше не понадобится, – негромко скомандовал Тимур. – Кидайте к Пашке на заднее сиденье. Ремень автомата на шею. Ремень безопасности проверить: чтоб его не было, чтоб нигде не цеплялся. Руку на кнопку возврата.

– Есть, – сказал я.

– Есть, – сказала Анка.

– Ждите команды, – произнес Тимур. – Уходить надо красиво.

Машина, взревывая, поднималась все выше по серпантину, и после каждого поворота оказывалось, что полицейский джип нагоняет и нагоняет – мотор у него оказался не в пример сильнее. Вдруг деревья кончились, и слева распахнулся обрыв, на дне которого расстилалась холмистая равнина, поросшая далеким лесом – я и не заметил, как мы успели забраться так высоко.

– Когда-то я тоже думал, что все смертники – смертники, – загадочно произнес Тимур. – По счету три. Ясно? Начали. Раз… Два…

Он резко повернул руль, и машина вылетела с дороги, на миг зависла в воздухе и начала медленно переворачиваться.

– Три, – сказал Тимур и исчез.

Анка обернулась на Пашку в последний раз и тоже исчезла.

Лобовое стекло полетело мне навстречу, в нем мелькнул далекий лес, и наступила невесомость. Я надавил кнопку на блоке.

Вывалились мы на маленькую улицу немецкого городка – редкие прохожие с ужасом шарахнулись в стороны.

– Идем, – сказал Тимур, слегка покачнулся и зашагал вперед. Было видно, что идти ему тяжело, но он держится.

Я взял ладошку Анки, и мы пошли следом.

– Опять Отто? – спросила Анка.

– Да, – ответил Тимур. – Опять Отто.

– А зачем? – спросил я. – Мы же все сделали?

– Предотвратить, – ответил Тимур. – Последняя миссия – самая короткая, самая безопасная и самая важная.

– А раньше мы что делали?

– Раньше мы останавливали и мстили. Ты хочешь, чтобы фашистского палача Карла Отто Зольдера совсем не было в истории человечества, когда мы вернемся? Тогда убей его.

Тимур свернул на боковую улочку, вошел во двор и остановился перед двухэтажным домом. Из окон выглядывали испуганные соседи и галдели по-немецки, но так неразборчиво, что я не мог ничего понять.

Тимур поднял ствол «узи» в низкое серое небо и дал короткую очередь, строгую и повелительную. А затем высадил ногой хлипкую дверь и вошел внутрь. Здесь висели пеленки и пахло кислятиной. Прямо вглубь уходил длинный коридор со множеством дверей. Некоторые были распахнуты. Из ближайшей на шум высунулась пожилая взволнованная фрау, из дальней – выкатился тряпичный мяч, а следом за ним выполз в коридор маленький карапуз, но чьи-то руки его тут же утащили обратно, захлопнув дверь, а мяч остался.

Тимур, держа «узи» наперевес, деловито пошел вдоль коридора, пиная ногой двери. Двери распахивались, и он заглядывал на миг внутрь, а затем шел дальше. Мы шли следом. Одна из дверей открылась, и оттуда высунулась любопытная голова белобрысого паренька лет двенадцати.

И я сразу узнал этот взгляд, эти припухшие щечки, узко посаженные глаза и злой изгиб маленького рта. Тимур тоже узнал. Он крепко схватил пацана за ухо трехпалой рукой и поволок по коридору, не обращая внимания на вопли, а после того как маленький Отто наступил на тряпичный мяч и споткнулся – просто волок его вперед, как мясо.

В конце коридора обнаружилась большая вонючая кухня. Ее распахнутая дверь вела на улицу – если здесь кто-то и был, то они уже разбежались.

Тимур швырнул Отто в угол и прижал ногой.

– Петька, дай вон ту канистру!

– Зачем? – спросил я.

– За Пашку. За СССР. За Германию. За маленькую Анку. Раньше начнем – раньше закончим.

– Тимур, но… – вступилась Анка, но Тимур не дал ей договорить.

– Канистру, Петька! – рявкнул он. – Ту, что справа, там больше.

Я молча подал ему канистру, и Тимур стал лить желтую вонючую струю – то ли керосин, то ли бензин – на белобрысую голову, куртку и штанишки визжащего Отто.

– Вторую канистру! – жестко приказал Тимур.

Я подал вторую, Тимур вылил и ее.

– Спички! – скомандовал он. – На плите должны быть. Или рядом на жестянке. Что ты копаешься, Петька! Давай…

Он отошел на шаг, пинком отбросил верещащего Отто, чиркнул спичкой и кинул ее вперед. Навстречу рванулось пламя, и мальчишка тут же превратился в жарящий факел, крутящийся по полу в агонии.

– За Пашку, – сказал Тимур. – За то, чтоб никогда не было войны. Сгори в аду, будущий анфюрер.

– Жесть, – осуждающе произнесла Анка и отвернулась.

– Наше дело правое, – отрезал Тимур.

– Коза ностра правая, – зло пробурчала Анка.

– Чего? – удивился я.

– Коза ностра в переводе – «наше дело». Не знал?

– Хватит! – оборвал Тимур. – Дома отворчишься. Нам надо закончить.

Факел тем временем последний раз плюнул искрами и погас – похоже, жидкость слишком быстро выгорела. Обожженный мальчик теперь казался еще более тощим и жалким. Лицо его почернело и скорчилось так, что я не смог разглядеть, открыты ли его глаза. Похоже, он был без сознания, мелко дрожал и подергивал конечностями.

– Жесть… – снова произнесла Анка. – Он же еще ничего не сделал!

– Он сделает, Анка, поверь. Этот – сделает.

– Можно было просто застрелить…

– А как же бог? – повернулся Тимур. – Как же маленькая Анка с камушком в руке? – Он повернулся ко мне: – А ты, Петька? Жесть, да? Как же прадед в танке? Как же тетя Люда?