Письма (1870) - Федор Достоевский

Ваш глубокоуважающий Ф. Достоевский.

10 апреля/74.

527. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

25 апреля 1874. Москва

25 апреля. Четверг.

Спешу тебя уведомить, голубчик Аня, что я в Москву приехал вовремя, но несмотря на то, что ехать было довольно удобно и спалось, я все-таки весь разбит, голова тяжела и почти лихорадка. Полагаю, что это всё еще вследствие не прошедшего совершенно припадка. Сегодня никуда и не пойду. Письмо пишу, чтоб уведомить, а то и шевельнуть языком, не только пальцем, не хочется.

Надеюсь отлично выспаться ночью и завтра встать совсем здоровым.

Здесь хоть и ясно, но так же почти холодно, как и у нас. Деревья голые; в вагонах встретил Мещерского. Верочка только что уехала в Даровое, Соня, Машенька и часть детей в Москве.

Завтра, твердо уверен, окончу дела (то есть получением отказа) и как можно поскорее вернусь.

Не думаю, чтоб затянулось дело.

Извещай меня о всем характерном. Очень может быть, что завтра напишу. Может быть, в воскресенье выеду. Если можно, то уведомлю раньше. Завтра решится.

До свидания, целую тебя.

А пока твой Ф. Достоев<ский>

528. Л. Ф. ДОСТОЕВСКОЙ

25 апреля 1874. Москва

Милая Лиля, папа тебя очень любит и пишет тебе из Москвы.

Веселись и играй, а я об тебе думаю и тебя целую.

Твой папа.

25 апреля/74.

529. Ф. Ф. ДОСТОЕВСКОМУ

25 апреля 1874. Москва

Милый Федя,

дорогой мальчик, целую тебя крепко, веселись и играй.

Твой папа.

25 апр<еля>/74.

530. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

26 апреля 1874. Москва

Апрель 26, пятница/74.

Милая Аня, напишу только два слова. Письма от тебя сегодня не получил, а между тем уже 8 часов вечера. В таком случае и мое вчерашнее, пожалуй, не получишь вовремя. Хотелось бы что-нибудь прочесть о детках. Катков был очень любезен и просил отложить ответ до воскресения. Ясно, что хочет посоветоваться с Леонтьевым. Но не думаю, чтоб согласился, хотя я его, по-видимому, и не удивил: сам мне сказал, что Мельников тоже 250 руб. просит. Боюсь, что на 250 согласятся, а на выдачу вперед не решатся. (Может денег не быть.)

О подробностях до свидания. (1) Из Москвы, конечно, еще что-нибудь напишу, но выеду, стало быть, не раньше понедельника. Не хотелось бы замедлить еще позже; здесь мне очень скучно. Целую детишек. Пиши о них подробности. Целую тебя очень. Сегодня я здоров совершенно, кроме очень сильного насморка. Удивительно мне, что здесь и горлу моему легче.

До свидания. Целую вас всех еще раз.

Ф. Достоевский.

(1) далее было начато: Може<т>

531. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ

5 мая 1874. Петербург

Любезный брат Коля, приписываю от себя. Прошу быть завтра непременно, иначе не знай меня вовсе. (1) Да и срамно будет с твоей стороны уж очень бояться твоего Жеромского. Ведь не может же быть, чтобы ты хотел с меня получить по этому векселю сам.

Если ты не болен в такой степени, чтобы рисковать здоровьем, то приезжай, прошу тебя. Из-за мелкого расчета ты поставишь меня в огромное затруднение.

Твой Ф. Достоевский.

6 (2) мая/74.

(1) далее было: Я тебе не брат.

(2) ошибка в подлиннике, следует: 5

532. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ

12 мая 1874 <?>. Петербург

Колюшка!

Приходи завтра, то есть в понедельник, к нотариусу Нитославскому, что на Садовой против Гостиного двора. Соберемся часов около 7. Не опаздывай.

Твой весь Ф. Достоевский.

533. И. С. ТУРГЕНЕВУ

5 июня 1874. Петербург

Случайно узнав сегодня в лавке Базунова о Вашем приезде (1) в Петербург, а так как завтра сам я выезжаю из Петербурга, то и упросил князя (2) Владимира Петровича, встретясь (3) с ним, передать Вам те пятьдесят талеров, которыми Вы одолжили меня еще (4) в 65 году, по моей чрезвычайной просьбе из Висбадена.

Возвращая этот долг с глубочайшею (5) благодарностию, я в то же время не нахожу ни одного аргумента в оправдание такой поздней отдачи. (6) Замечу, что я почти (7) до самого последнего времени не мог вспомнить (8) точную цифру полученной от Вас мною в Висбадене суммы, то есть 100 ли талеров или 50, что, разумеется, не только (9) не может послужить к моему оправданию, но еще и усугубляет вину мою. (10) И только лишь месяца два тому назад, разбирая старые бумаги, (11) нашел между ними и Ваше тогдашнее (12) письмо, в котором и обозначена высланная сумма, то есть пятьдесят талеров.

Во всяком случае прошу Вас принять изъявление моего глубочайшего уважения.

Ваш покор<ный> слуга.

(1) было: прибытии

(2) князя вписано

(3) было: встретившись

(4) еще вписано

(5) далее было: к Вам (6) далее было: а. Иногда, когда случа<йно?> б. Правда

(7) почти вписано

(8) вместо: не мог вспомнить - было начато: не помни<л>

(9) вместо: не только - было: нисколько

(10) вместо: и усугубляет ... ... мою - было: более обвиняет меня

(11) было: письма

(12) тогдашнее вписано

534. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

6 июня 1874. Петербург

Петербург. Четверг 6 июня 74.

Милый друг Аня, расстался я со всеми вами, и мне смерть грустно. Стою уже второй день в сквернейшем (как оказалось) Hotel Dagmar, а в скверной моей комнате мне мерещатся детки и ты. С дороги же особенно расстроены нервы. Ну вот тебе отчет по порядку.

Вчера приехал в Петербург сонный и решительно исковерканный дорогой и дремотой сидя. В Dagmar остановился потому, что подвернулся первый из Dagmar на станции. Тотчас же, выпив их ужасного чаю, отправился по делам. В редакции узнал, что князь еще в Петербурге, и получил 6 руб. за два "Идиота" (больше не продано). Затем отправился в Общ<ество> вз<аимного> кредита, где Миша уже ждал меня и тотчас же сам отдал мне 2 золотых. Но билета в Вз<аимном> кредите заложить оказалось невозможным, ибо надо быть членом Общества. (Кстати, Шевяков поглядел на меня и даже головой не кивнул; я, разумеется, также.) Но Миша предложил немедленно отправиться с ним в Волжско-Камский банк и заложить там. В Волжско-Камском банке дело тотчас уладилось, и отчасти благодаря книгопродавцу Надеину, который подвернулся тут в банке, по своим делам, и отрекомендовал меня одному чиновнику, по словам Надеина, "обожателю моих произведений". Заложил я от своего имени. Копию с обязательства, выданную мне, я оставил на сохранение, пока буду за границей, у Миши. Полагаю, что это безопасно и ты не рассердишься за это: заложено на мое имя, при свидетелях, и по возвращении из-за границы я успею взять копию от Миши. Срок до 5-го сентября, то есть на три месяца; за вычетом % получил всего 117 р. 50 к. Впрочем, если хочешь, я напишу Мише, и он тебе перешлет Копию с обязательства в Ст<арую> Руссу. Но, по-моему, не надо. Миша рассказал мне что в "С<анкт>-Пет<ербургских> ведомостях") пущено объявление Корша и Полякова (впрочем, без их подписи) о продаже Рязанского имения. Сегодня в четверг есть оно и в "Голосе", достань и прочти. Объявление короткое, но пышное: покупатели приглашаются узнать о подробностях или на Литейную (вероятно, к Коршу), или в Павловск, в Солдатскую слободку, дом Толмачевых. Миша слышал откуда-то странное известие, что будто хочет купить Губонин (в этой железной дороге имеющий участие) и что ему наши предлагают по 80 р. десятину, все 5000 десятин, и он не прочь. Верно, слух какой-нибудь пустой, но было бы уже слишком великолепно. - Надеин ужасно (до невероятности) увивался за мною, чуть не молился на меня, так что странно было, и предложил мне положительно издать полное собрание моих сочинений, уладив все дела по денежным расходам издания, и всё только из 5%, и как только он их выберет, то всё издание будет принадлежать уже мне. Я ничего не ответил и сказал только, что дам ответ по возвращении из-за границы; он остался очень, кажется, доволен, что я не отказался формально. Об этом, право, можно подумать; впрочем, как ты решишь, так и будет. Мне кажется (по некоторым данным), что всех их, книгопродавцев, взволновали несколько три статьи обо мне Ореста Миллера в "Неделе", в результате очень хвалебные. Но обо всём этом после. - Затем поехал к банкиру Виникену, и там мне дали на Берлин (а не на Эмс, ибо там нет таких банкиров) перевод. Я перевел 450 руб. за 417 талеров и сколько-то грошей. Остальные деньги часть променял на наполеондоры (15 штук), а часть русскими кредитками оставил пока на дорожные расходы. Затем был у Бунтига, и он переставил пружины. Затем заехал к Губину, не застал дома, но узнал, что придет домой вечером. Затем был у Страхова и застал у него Майкова, который по поводу среды (Комитет) приехал в город. Майков был как-то холодноват. От Страхова узнал, что Тургенев хочет остаться весь год в России, написать роман и хвалился, что опишет "всех ретроградов" (то есть в том числе и меня). С богом, но осенью надо первым делом отдать ему 50 р. Затем обедал у Вольфа и опять отправился к Губину и в этот раз застал. Губин говорил, как-то всё враждебно относясь к Полякову. Поляков был, по его словам, у него сам, и он сообщил копию с исполнительного листа ему. Но что Заенчковский (по словам Губина) хочет, по совету какого-то своего поверенного, апеллировать. Но это, конечно, вздор. Губин прибавил, что и вексель, гарантированный Заенчковским, был бы неблагонадежен. Соковнин же, по его словам, всё еще хочет принять долг на себя, под вексель, гарантированный его женой. Но хочет видеть исполнительный лист. В пятницу, то есть завтра, (1) по словам Губина, назначено совершить всё это дело у нотариуса, но Губин боится, что Матусевич (судебный пристав) не захочет выдать у нотариуса исполнительный лист, под предлогом, что есть закон, что если судеб<ный> пристав возвращает исполнительный лист, то прекращается претензия. Губин как-то хочет всё уладить и надеется на пятницу. В результате - я мало понял, полагаю только, что ему не нравятся переговоры с Заенчковским. (Претензию свою и исполнительный лист Матусевич, впрочем, уже предъявил обоим опекунам Стелловского, и Губин говорит, что Заенчковский увидит из этого, что, несмотря ни на какие апелляции, взыскание (2) не остановится.) Я просил его уведомить о решительных случаях тебя; адрес твой у него есть. От Губина поехал к Полякову, было часов 7, и не застал дома, даже на звонок не отворили; квартира пуста, и прибит билет, извещающий, что Поляков в Павловске (и адрес). Затем я решил, что останусь в Петербурге еще на день, то есть на четверг, и поехал на вечер к князю, где кроме некоторых гостей были Майков и Страхов. У князя болела нога, сам он едет в Соден (1 1/2 часа от Эмса) лечиться. Все мне были особенно рады, князь чрезвычайно мил. Все сказали мне, что я очень поздоровел и даже пополнел (между тем мне ужасно хотелось спать, и я был измят). Князь говорил мне a parte, что он совершенно не знает, как быть с "Гражданином", денег на издание нет, и никто ему в долг не дает. Боюсь ужасно, чтоб, если прекратится издание, не коснулся как-нибудь меня расчет с подписчиками (то есть я не про то боюсь, что князь не заплатит, а что, на первый случай, выйдет какой-нибудь скандал и заденут мое имя в печати). Но видно тоже, что ему ужасно хочется продолжать издание. Пуцыкович убежден, что так и будет, то есть что "Гражданин" будет выходить целый год. - Меня очень смутил князь и один его родственник (большой мой почитатель), что мне лучше бы ехать в Соден, а не в Эмс, ибо Эмс глубокая долина в ущелье, очень сырая и дождливая. (3) Мне же сырая погода, я знаю это, вреднее всего. Меня они все убеждали в Берлине сходить к одному знаменитому доктору Фрёриху и спросить его мнения. Не знаю, сделаю ли это. Но вот что я пропустил тебе написать: перед тем как быть у Полякова, я был у Бретцеля, который мне дал коротенькое письмецо к доктору Орту в Эмсе. И вдруг Бретцель сказал мне, что в случае если в Эмсе, я увижу, не будет мне пользы, то чтоб я переехал в Соден, где почти одно и то же. Этот Соден, выскочивший со всех сторон, теперь меня смущает, и, право, я думал бы зайти к Фрёриху. Впрочем, твердый совет тогда Кошлакова лечиться в Эмсе сделал то, что я, несмотря на все эти толки, еду теперь в Эмс непременно и уж в Эмсе посмотрю, и то недели две-три спустя, как мне быть. Бретцель расспрашивал о твоем здоровье и настоятельно сказал мне, что с Старой Руссе тебе бы надо было пить железную воду швальбах вейнбрун (есть еще швальбах штальбрун, но тот для тебя крепок). Кажется, я в именах не ошибся. По словам Бретцеля, вреда от этого не произойдет тебе никакого, а польза будет несомненная. Я просил его немедленно написать тебе, с медицинским расписанием правил, как пить, и вот мой совет тебе, Аня, на который ужасно прошу тебя обратить внимание: немедленно (4) посоветуйся с Шенком, и если он чуть-чуть скажет, что швальбах тебе полезен, то и вышли Бретцелю тотчас 10 р., и он берет на себя (как мы условились) выслать тебе от Штоля и Шмидта 20 полубутылок воды (7 р. стоит вода, по каталогу, а 3 р. мы полагаем на пересылку). Если ты даже начнешь питье и позже 20 июня, то всё успеешь отлично поправиться. Через 20 дней (по полубутылке в день) ты увидишь, надо ли продолжать, и можешь ему примерно после 15 бутылок выслать еще 10 р., и он вышлет еще 20 полубутылок. После 40 полубутылок можно и кончить. Бретцель клянется, что будет польза. Не щади же, голубчик, каких-нибудь 20 р., тебе же будет лучше! Если же Шенк отсоветует (чего не думаю), то просто напиши Бретцелю, что вода нашлась в аптеках и в Ст<арой> Руссе (Бретцель даже полагает, что это так и есть) и что ты последуешь его совету и будешь пить.