Долгий путь любви, или Другая сторона - Анна Яфор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда она обо всем узнала, не последовало никаких сцен. Ни возмущений, ни разборок. Анжела заперлась в своей комнате, воспользовавшись отсутствием мужа, собираясь напиться и обо всем забыть. Вот только, поддавшись переживаниям и жалости к себе, совсем забыла о принятом незадолго до этого лекарстве. Ее и без того ослабленный организм на избыток алкоголя отреагировал совершенно непредсказуемым образом. И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы Кирман не вернулся домой раньше обычного, онемев от изумления при виде первый раз за восемь лет брака запертой спальни.
Скорая примчалась почти мгновенно, а поднятые на уши лучшие врачи города отлично справились со своими обязанностями. Он не сомневался, что жена простит: знал и нужные слова, и необходимые механизмы воздействия на давно покоренное им тело.
Все вернулось на круги своя. Анжела опять старалась не замечать, что муж все чаще засыпает в кабинете и все реже улыбается ей. А может, и правда ничего не понимала, ослепленная любовью. Довольствовалась жалкими крохами ласки и нежности, брошенными им в благодушном настроении. Всерьез полагала, что так будет всегда, и любимый мужчина никогда ее больше не оставит. А он отрабатывал пути отступления. Консультировался с адвокатами, заключал сделки, которые впоследствии должны были сыграть ему на руку. И отдалялся все больше, чтобы однажды вместо приветствия за завтраком швырнуть на стол бумаги о разводе.
Выиграл. Опять. Освободился от неугодной жены, сохранив при этом все свои активы и переоформив на себя большую часть бизнеса. Возвращаться домой в тот день было уже не нужно, да и дом его давно ждал совсем в другом месте. Ему рассказали лишь спустя несколько дней, что Анжела, снова напившись с горя, умудрилась сесть за руль и не справилась с управлением. А сердце тестя отказалось биться в тот момент, когда он узнал, что единственная дочь хоть и выжила, но превратилась в неподвижного инвалида…
Если бы в тот момент обрушились стены, Саша вряд ли различила бы их грохот. Она молчала, уставившись в одну точку перед собой, не различая ни мыслей, ни ощущений. Но скрипящий голос все равно проник в сознание едким, насмешливым вопросом:
– Ну что, красавица? Вкусная история? Хорош твой кумир?
Глава 27
Она понимала, что мужчина рассматривает ее слишком пристально. От этого взгляда хотелось спрятаться, скрыть рвущие душу эмоции, оградить воспоминания от вмешательства безжалостного откровения.
Саша не могла понять причин, вынудивших Дмитрия к такому признанию. Затаенная злоба на того, кто в чем-то перешел ему дорогу? Что связывало самого Макеева с Филиппом? Несостоявшийся бизнес? Или женщина, сделавшая неожиданный выбор? Перевела глаза на своего начальника и несколько секунд молча рассматривала его, пытаясь хоть в чем-то разобраться. Знаниями психологии она никогда не обладала, в людях и в юности разбиралась неважно, а в последние годы вообще не общалась почти ни с кем, поэтому рассчитывать на здравые и логичные выводы не приходилось. Да и иных вариантов не возникало, кроме единственного, прочно засевшего в голове.
– Ты был влюблен в его жену? И злишься до сих пор, что она выбрала другого?
Дмитрий стоял, опираясь на стол и сцепив руки на груди. И смотрел в упор. В его позе Саше почудилась и надменность, и раздражение, и напряженность, которую почему-то он пытался скрыть. Но поразмышлять о причинах этого не удалось: Макеев расхохотался, и от его смеха по коже словно побежали мурашки: в глазах мужчины не было ни грамма веселья.
– Невероятно! Ты иногда напоминаешь наивного ребенка. Даже глупого. Проще всего объяснить ситуацию неразделенной любовью, да? Только мы не в песочнице в детском саду, где нужно поделить игрушки, которых всегда мало.
Он отвернулся к окну, задумчиво рассматривая пейзаж, в котором не было ничего примечательного: голые деревья, пустая площадка перед офисом, птицы, от холода ютящиеся на теплой крышке колодца. Банальная картинка их бесснежной зимы: гулко свистящий за окном нудный ветер, низкие облака, грозящие вот-вот пролиться дождем. Саша вдруг подумала о том, что впервые за долгое время не боится этого дождя. Улица скоро укроется мутной водяной пеленой, но боли больше нет. Только грусть, липкая, щемящая, встает комом в груди, и дыхание спирает, как при простуде. Но все пройдет, закончится рано или поздно. Сколько времени она лелеяла внутри воспоминания о драгоценных минутах счастья рядом с любимым человеком, а теперь и это у нее хотят отнять. Даже это. Такую мелочь на фоне горьких одиноких лет, уже прошедших, и тех, которые ждут впереди. Осознала вдруг с ужасающей четкостью, что никто другой никогда не заменит того, на чье присутствие волной восторга отзывалось сердце. Когда-нибудь удастся смириться с его отсутствием в своей жизни, но больше никого не нужно рядом. Разве что вот для таких кратких мгновений, что позволила с Дмитрием: сладких для тела, но не трогающих душу.
– А ты считаешь, что своей историей заставишь меня забыть о том, кого я люблю?
– Любила, – Макеев процедил это слово с явным неудовольствием, но Саша покачала головой.
– Люблю. И совсем не потому, что он это заслужил или был идеальным.
Глаза мужчины насмешливо сузились.
– Чем хуже, тем лучше, да? Только мазохизм тебе не к лицу. Могла бы быть счастлива и свободна, а так непонятно, кто из вас более мертв.
– Тебе-то что?
Несмотря на заверения Дмитрия, что дело вовсе не в его чувствах к бывшей жене Филиппа, Саша не поверила. Причина наверняка была, а именно эта казалась самой очевидной. Только вряд ли он станет признаваться в своих чувствах или слабостях обычной сотруднице, пусть с ней и случилось какое-то подобие секса.
От подобных мыслей опять стало жарко, и женщина ужаснулась своей распущенности. Только что решила, что не хочет ничего, не ждет никаких отношений и не собирается заменять отданное навечно место в сердце другому, а теперь опять кипит при одном только воспоминании о минутах в его руках. И мечтает о повторении.
Дмитрий оказался рядом, а она даже не различила его шагов. Приблизился мгновенно и неслышно, ухватил цепкими пальцами за подбородок, заставляя развернуть лицо. Склонился вплотную к губам, но так и не дотронулся до них, лишь теплое дыхание приласкало кожу. Единственная, словно невольная нежность, хотя все остальное в облике мужчины говорило
