Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир - Фрэнсис Вейнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дух распутства подпитывался неоскудевающим потоком эротических сочинений, в попытке избежать цензуры часто написанных в виде нравоучительных басен. Описания часто были завуалированными, но центральное место в повествовании в любом случае занимало искусство соблазнения. Писатель Клод Проспер Жолио де Кребийон сочинял свои истории на langue gazée, что буквально переводится как «завуалированный язык», и каждая откровенная сцена в его романах была понятна только посвященным. Широкая публика предпочитала сцены с невинными служанками и нетерпеливыми священниками. Величайший эротический бестселлер XVIII века – «История господина Бугре, привратника из Шартрё» (Histoire de Dom Bougre, portier des Chartreux) 1741 года, в которой адвокат Жан-Шарль Жервез де Латуш достигал вершин в сценах следующего содержания: «Ах!.. Осторожнее, дорогая Туанетта, не спеши так! Ах! Шалунья… я умираю от удовольствия, быстрее! Быстрее! Ах! Я умираю!»
На противоположной стороне этого потока удовольствий и наслаждений стоял маркиз Донатьен (je suis un libertin)[250] де Сад, который на каждой странице своих сочинений размахивал плетьми и пускал кровь. Ретиф де ла Бретонн по прозвищу Rousseau du ruisseau[251], что в вольном переводе означает «философ из сточной канавы», буквально провел полжизни за письменным столом, оставив после себя 200 опубликованных сочинений. За вдохновением для своих эротических романов он спускался на самое дно Парижа. В его книгах преобладают такие темы, как проституция, групповой секс с юными девственницами и инцест. Именно де ла Бретонну мы обязаны понятием, которое впоследствии станет известно как ретифизм – поклонение обуви, еще один сорт фетишизма.
Искусство бескомпромиссного обольщения, в котором любовь подчиняется вероломному завоеванию, нашло свое окончательное отражение в roman épistolaire[252] Пьера Амбруаза Франсуа Шодерло де Лакло «Опасные связи» (Les Liaisons dangereuses), увидевшем свет в 1782 году. Де Лакло был военным и занимался сочинительством в мирное время. Его роман возвещает лебединую песнь либертинов, чей образ жизни в tourbillon du monde[253], карусели Парижа, порождает одну за другой невинных жертв, использованных и брошенных, как носовые платки. Главные герои книги Лакло, виконт де Вальмон, прототипом которого стал герцог де Ришелье, и маркиза де Мертей погибают из-за собственных интриг. Но вопрос, хотели ли читатели XVIII века вынести из этого повествования урок или просто читать о пикантных похождениях виконта и маркизы, остается открытым.
Из грязи в князиДворянство, как магнит, притягивало к себе всевозможных авантюристов, которые в поисках славы, денег и богатых вдов разъезжали по Европе под видом великолепных кавалеров, поодиночке или – в лучшем случае – с лакеями. Историк Максим Ровере писал, что авантюристами становились те, кто, «находясь на задворках общества, решил порвать со своим положением и использовать свободу себе во благо». Они любили путешествовать в роскоши и постоянно придумывали и примеряли новые имена и титулы. Венгерский авантюрист Стефан Занович, который некоторое время жил в Брюсселе, использовал целый список псевдонимов. Он последовательно представлялся графом Кьюдом, графом Баббиндоном, Никколо Пеовичем, Антонионом Дегличем, графом Черновичем, графом Боненкси, Степаном Малым, князем Албании Кастриотто, князем Черногории, аббатом Варта, отцом Сарта Табладасом, Фанором, Абнером, епископом Солтыком, Вавилоном, Беллини, Томасом Бритманом и отцом Америком. Последний псевдоним он использовал в надежде убедить всех, что Конгресс США собирается короновать его королем Америки.
Облачившись в лучшие наряды, авантюристы уверенно прокладывали себе дорогу в королевские дворцы, где часами развлекали публику виртуозными рассказами о своих путешествиях, поступали на королевскую службу тайными агентами, ночами напролет играли в азартные игры или сражались на дуэлях. Джакомо Казанова, например, во время своих гастролей по европейским дворам участвовал в 11 дуэлях и из всех одиннадцати вышел победителем, несмотря на то что на дуэли с графом Браницким едва не лишился правой руки. Каждое выступление представляло собой хорошо отрепетированный спектакль, где один авантюрист с помощью поддельного рекомендательного письма притворялся личным секретарем короля Польши, а другой утверждал, что является потомком египетских богов и может воскрешать мертвых. Например, князь Чио и князь Юстиниани годами рассказывали в модных кругах Парижа, что прибыли с Дальнего Востока, пока лакей графа Морепа не узнал их. После разоблачения выяснилось, что эти двое – житель Гро-Гийо и его сын, бывшие слуги в одном из поместий.
Успех авантюристов, как правило, был недолгим. Многих из них разоблачали, и они оказывались в тюрьме или были вынуждены спасаться бегством, а последние годы жизни проводить в нищете. Анж Гудар, успешный профессиональный игрок, сумел разбогатеть. Он был женат на служанке, в которую когда-то влюбился, и предоставлял ее напрокат разным знатным клиентам. Свою жизнь он закончил в одном парижском отеле, где выявлял мошенников за игорными столами. Шотландский финансист-самоучка Джон Ло попал в тюрьму за то, что убил противника на дуэли, бежал и скрылся во Франции. В 1715 году он втянул регента Филиппа Орлеанского и всю Францию в финансовую авантюру, изобретя Систему Ло, основанную на выпуске необеспеченных облигаций. Во Франции разразился финансовый кризис, и в 1720 году Ло был вынужден в спешке бежать из Пале-Рояля, переодевшись в женское платье. Он умер в полной нищете в Венеции девять лет спустя.
Теодор фон Нойхоф был сыном жительницы Льежа и немецкого барона – и протеже того самого Джона Ло. Но после того как Ло сбежал из Парижа в Брюссель в 1720 году, Нойхофу пришлось скитаться по Европе. Он обманом выманил у родной сестры 25 тысяч ливров и пытался устроиться музыкантом и управляющим галерей. Скитаясь по Ливорно, он познакомился с несколькими богатыми корсиканцами, бежавшими с острова после его захвата генуэзцами. Авантюрист сумел убедить новых друзей, что он идеально подходит для организации сопротивления. Корсиканцы согласились финансировать корабль, набитый золотом и огнестрельным оружием. Когда Нойхоф пришвартовался 20 марта 1736 года в Алерии, прибрежном корсиканском городе, его сразу короновали королем Корсики. Это было уникальное событие, потому что до него на острове не было короля. В честь нового монарха были устроены пышные торжества, он назначил генералов и министров, основал университет, велел отчеканить новую монету со своим портретом и надписью Theodorus Rex[254] и объявил себя главнокомандующим корсиканской армией. Но торжество оказалось коротким, поскольку народ начал протестовать. К тому же один его ревнивый подданный был недоволен тем, что, по его мнению, король слишком засматривался на его жену. Не добившись своего, Нойхоф выступил с речью и пригрозил взорвать дворец при помощи зажженного факела