Внеземной. В поисках инопланетного разума - Ави Леб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вполне серьезно считаю, что как исследователям, так и общественности было бы неплохо начать воспринимать научную деятельность как занятие, не сильно отличающееся от работы, которой занимаются представители любых других профессиональных сфер. Мы точно так же имеем дело с противоречивой информацией, как водопроводчик, пытающийся понять причину отсутствия воды в трубах, мы так же опираемся на собственные знания, опыт и мудрость коллег, когда выдвигаем свои гипотезы. И так же поверяем эти гипотезы фактами.
Результат научной деятельности не зависит от исследователей, поскольку реальность определяется природой. Ученые пытаются понять реальность, собирая больше свидетельств и споря о различных интерпретациях, пока фактических данных не хватает для окончательного вывода. Это напоминает мне то, как Микеланджело ответил на вопрос, как он делает такие прекрасные скульптуры из кусков мрамора: «Каждый кусок камня уже содержит скульптуру внутри себя, еще до того, как я начну работу. Он уже там, мне просто нужно убрать все лишнее». Подобным же образом научный прогресс состоит в сборе доказательств, дающих нам свободу постепенно выбирать нужное из всех возможных гипотез, исключая те, которые оказываются лишними.
Ощущение, испытываемое в момент, когда наступает необходимость отбросить идеи, оказавшиеся ложными, приносит смирение. Неправильно воспринимать свои ошибки как оскорбления, они лишь возможность для нас узнать новое. В конце концов, наш маленький остров знания окружен огромным океаном незнания, и только достоверные факты – а не необоснованные убеждения – могут увеличить площадь этого острова. Астрономы, как никто другой, должны знать цену смирению. Мы обречены всегда видеть ничтожность своего места в космической схеме Вселенной, всегда чувствовать, насколько ограничено наше понимание ее огромных по пространственно-временной протяженности физических явлений. Мы должны проявлять смирение и позволять себе совершать ошибки, которые не нужно скрывать от публики, и позволять себе риск, который также не следует скрывать, – он необходим для того, чтобы идти дальше по пути познания Вселенной. Так, как это делают дети.
Наблюдая за тем, как мои коллеги сплотились против гипотезы, допускающей, что Оумуамуа мог быть артефактом внеземной технологии, я часто задаюсь вопросом: что же случилось с нашим детским любопытством и невинностью? Когда на меня обрушился этот поток внимания медиа – ставший реакцией на мой самый (пока) известный проект по теме SETI, – я стал находить утешение в одной простой мысли: если благодаря тому, что я расскажу что-то интересное для СМИ, хотя бы один ребенок на свете увлечется наукой, я буду счастлив. И если я сделаю так, что общественность и, возможно, даже мои коллеги проявят желание поддержать мою необычную гипотезу, это будет еще лучше.
* * *В духе мысленных экспериментов, которыми я начал эту книгу, – тех, что я ставил со своими студентами в Гарварде, хочу предложить и вам один такой.
Представим, что НАСА еще в 1976 году обнаружило свидетельство существования внеземной жизни на другой планете – скажем, на Марсе. НАСА отправило к Красной планете зонд, он взял образцы почвы, которые затем были проанализированы, и ученые обнаружили в них свидетельства жизни. И в результате этого открытия главный вопрос – уникальна ли земная жизнь во Вселенной? – получил четкий и однозначный ответ. Данные были представлены научным сообществом публике, которая их с воодушевлением приняла.
Результатом этого события стало бы то, что последующие сорок лет человечество занималось как своей обычной деятельностью, так и научными исследованиями, обладая при этом знанием, что земная жизнь явление не уникальное, так как, если она существовала на Марсе, то можно быть практически на 100 процентов уверенным, что она может существовать и в других местах. Руководствуясь этим пониманием, комитеты, оценивающие перспективность новых научных направлений и научных инструментов и регулирующие соответствующее финансирование, приняли бы решение поддержать дальнейшие поиски жизни вне Земли. На новые исследования были бы выделены государственные средства. Учебники были бы дополнены, программы для студентов – переориентированы, старые теории – поставлены под сомнение.
А теперь представьте, что через сорок лет после обнаружения на Марсе следов органической жизни был бы замечен небольшой межзвездный объект – сильно светящийся, странно вращающийся, дискообразный с вероятностью 91 % объект, – который пролетел сквозь Солнечную систему, плавным ускорением сошел с солнечно-гравитационной траектории (без видимого выделения газа), причем вызвавший ускорение дополнительный импульс уменьшался обратно пропорционально квадрату расстояния объекта до Солнца.
Теперь представьте: астрономы сумели бы собрать достаточно наблюдательных данных об этом объекте, дабы понять природу его аномалий, и несколько ученых, проанализировав эти данные, пришли бы к выводу, что одним из возможных объяснений специфических особенностей объекта является его внеземное происхождение.
Как вы думаете, как в этой альтернативной реальности на такую гипотезу отреагировали бы профессионалы науки и общество в целом?
Я подозреваю, что те сорок лет, которые мир имел возможность осознавать реальность внеземной жизни, изменили бы людей, позволив им здраво воспринять эту гипотезу и увидеть, что она не столь экзотична, как многие необычные сценарии, предлагавшиеся для объяснения странностей Оумуамуа. Возможно также, что за эти прошедшие сорок лет мир сумел бы организоваться должным образом, лучше подготовиться к обнаружению и исследованию таких объектов, как Оумуамуа, – что позволило бы ученым засечь Оумуамуа еще в июле 2017 года, дав время на запуск космического аппарата, способного подлететь к этому необычному объекту и сфотографировать вблизи его поверхность.
И, возможно, вместо того чтобы ждать далекого дня, – как это делаем мы сейчас – когда «Инициатива Starshot» отправит во Вселенную свой первый световой парус, мы ждали бы уже скорого прибытия сообщений с кораблей, запущенных уже двадцать лет назад.
У этого мысленного эксперимента есть две цели. Во-первых, он должен напомнить нам, что, хотя нельзя предугадать, что мы найдем во Вселенной, однако мы можем контролировать, как нам вести поиски, как оценивать находки и как пересматривать пути, которыми должна развиваться наша наука. Мы открываем себя миру возможностей, ограниченному свидетельствами, которые мы обнаружим и о которых позволим размышлять коллективному разуму. И от этого очень сильно зависит, в каком мире будут жить наши дети и внуки.
